хватать и тебе.
Лицо княжича погрустнело.
— Разве он согласится после сегодняшнего?
— А разве ты обязан спрашивать его согласия? Ты господин. Просто прикажи.
— Это будет неправильно, отец, — подумав, нахмурился мальчик. — Как обиженный воин может быть верным? Я не буду приказывать. Я попрошу его.
Князь Таэрон скупо улыбнулся.
— Мне по душе твой ответ. Что ж, иди и спроси его.
Недолгую дорогу от замка к кузнице Агнар прошел неспешным шагом, погруженный в мысли, навеянные разговором с отцом. Он миновал непривычно тихую кузню, в которой сегодня не горел огонь, не пыхтели меха и не звенел металл. К дому мастера Танейонда княжич приблизился, внутренне трепеща и коря себя за неподобающее смятение перед лицом своего подданного. Из приоткрытого окна до него донеслись голоса. Агнар, не имея сил совладать с собой, одновременно робея и стыдясь, вжался в стену за ставней и прислушался.
— Я сам… виноват. Плохо подковал лошадь. Всё обошлось… Могло быть намного хуже.
В голосе кузнеца не звучало ни злости, ни обиды. Время от времени слова прерывались глубокими вздохами, как бывает, когда касаются больного места.
— Куда уж хуже… Выпороть тебя! Тебя! Лейнолл, еще воды! — женский голос принадлежал матери Лейнолла.
— Я получил по справедливости. Подкованная мной лошадь потеряла подкову и споткнулась. Я дурно сделал свою работу. И понёс должное наказание.
— Десятник Маттэс сказал, что лошадь потеряла подкову, потому что князь сломя голову нёсся на ней по каменистому склону, — высокий голос женщины дрожал от возмущения. — Удивительно, что она ноги себе не сломала. И шею князю. А жаль.
— Аннеке! — кузнец грозно прикрикнул на дочь.
— Что? — с надрывом откликнулась она. — Его сердце не знает ни прощения, ни милосердия!
— Не говори так. Он признал твоего сына законнорожденным. Наша семья получила дополнительный надел, а налоги скостили на целую четверть. Думаешь, много бастардов в других княжествах могут похвастаться таким отношением?
— Конечно, ведь я была кормилицей княжича! Я растила его сына, а он высек моего отца! Чести у него нет, вот что!
— Не тебе говорить о чести! — в голосе мастера Танейонда зазвенело железо. — Тебе свою честь следовало блюсти девять лет назад! Лейнолл, оставь всё и выйди прочь!
До слуха Агнара донесся звук захлопнувшейся двери. Он отпрянул от стены, опасаясь быть застигнутым за подслушиванием. Но, всё же, услышал то, что сказал мастер Танейонд своей дочери.
— Твоя распущенность обошлась нашей семье слишком дорого. Я потерял твою мать, не вынесшую позора. Едва не лишился доброго имени и расположения господина. Не усугубляй! Лейнолл — замечательный мальчик, и я тебе благодарен за него. А ты должна быть признательна мне за то, что я не вышвырнул тебя из дому девять лет назад, как пьяницу и потаскуху, обрюхаченную каким-то эльфом, лица и имени которого ты даже не помнишь! Знай свое место! И научись быть благодарной!
На этот раз Аннеке не ответила. Агнар вздохнул, вышел из-за ставни, обогнул угол дома и наткнулся на Лейнолла. Тот сидел, привалившись к стене, и хмуро следил за ползшим жуком. Заметив движение сбоку, мальчик поднял голову и Агнар по его взгляду понял, что он тоже всё слышал.
— Молодой господин? — Лейнолл поднялся, горечь в глазах сменилась недоумением. — Что вы здесь делаете?
— Я… вот, — Агнар показал горшочек. — Мой отец передал это для мастера Танейонда.
— Что это?
— Мазь. Она хорошая, всё быстро заживет.
Лейнолл смотрел на княжича. Наконец, протянул руки и принял лекарство.
— Спасибо, молодой господин. Я передам дедушке.
Он замялся и опустил глаза, стиснув горшок в ладонях. Еще вчера они, Агнар и Лейнолл, вместе играли, лазили по окрестным скалам и ловили рыбу в озере. Их дружбу рассек кнут, которым по приказу отца Агнара был бит дед Лейнолла. И Лейнолл не знал, как теперь следует поступить. Не знал и Агнар, как себя вести.
— Лейнолл, — тихо позвал Агнар.
Мальчик поднял взгляд.
— Слушаю, молодой господин.
— Мой отец говорит, что всё должно делаться по справедливости. Я тоже так думаю. А ты?
— Да, молодой господин.
— Тогда ты не должен обижаться. Твой дед сам так сказал.
— Откуда вы знаете?
Пришла пора Агнару смущенно потупиться.
— Слышал. Только что.
Лейнолл невесело усмехнулся.
— Раз так, вам не следует дружить со мной, молодой господин.
— Я как раз пришел, чтобы поговорить об этом.
— Я уже взрослый, лорд Агнар. И все понимаю. Я не буду больше играть с вами.
— Почему? Ты все-таки на нас обижен?
— Я на вас не обижен. Мне нужно знать свое место.
— Твоё место — рядом со мной! — вздернув подбородок, княжич взглянул на Лейнолла. — Мы с тобой вскормлены молоком одной женщины — твоей матери, ты мне молочный брат. Я пришел, чтобы оказать уважение твоему дедушке, и предложить тебе свою руку как другу. Отец назначил литтада Свортена моим наставником, и сказал, что ты станешь достойным товарищем, а в будущем — оруженосцем и телохранителем. Он сам назвал твоё имя. А я с радостью принял его решение. Но мне нужно твое согласие. Приказывать тебе я не буду. Ты согласен?
Лейнолл нерешительно смотрел на стоящего перед ним мальчика с гордой осанкой и прямым честным взглядом.
— Но я… я же полукровка. И не из знати. Разве мне место в вашей свите?
— Мне решать, кому там место. Так ты согласен?
Скрипнули ставни, распахиваясь шире. Мальчики подняли головы, и увидели мастера Танейонда.
— Молодой господин, — склонил голову кузнец.
Затем повернулся к внуку.
— Соглашайся, Лейнолл. Ты этого достоин.
Лейнолл спохватился и протянул деду горшочек с мазью.
— Здесь лекарство для тебя. Его милость прислал.
— Передайте мою благодарность его милости, молодой господин, — кузнец взял горшок, и тот словно утонул в его широкой ладони. — Аннеке! Его милость прислал лекарство. Намажь мне спину.
Кузнец отошел от окна, и Агнар протянул руку Лейноллу.
— Так ты согласен?
— Да, — кивнул тот, обхватывая ладонью локоть княжича.
Ворон сделал круг над кораблем, и, усевшись на верхушке мачты, несколько раз протяжно каркнул.
— Берег уже близко, — спустившись в каюту, сообщил капитан.
Гилэстэл рассеянно кивнул, не отрывая взгляда от длинных изогнутых косточек, зажатых веером в левой руке. Каждая косточка была отмечена выжженным символом. Правая рука князя нерешительно замерла над ними, пальцы подергивались — его светлость никак не мог определиться, какую кость кинуть на стол. Напротив, ухмыляясь и чуть подавшись вперед, сидел Астид. Постукивая отшлифованными тюленьими ребрами по столу, он ждал ответного хода. Возле каждого из игроков высились столбики маверранумских «орликов», причем возле Астида столбик был в два раза выше.
— Астид, прекрати
