— Они говорят — десно, то есть направо. «Биелина, Зворник — десно!»
— В таком случае поедем десно.
Дорога вьется по слегка всхолмленной местности, обходит березовые рощицы; вдоль дороги тянется узкая тропинка для велосипедистов, местами изрытая глубокими ямами. Ямы — дело рук дорожника, который время от времени раскапывает тропинку, чтобы не возить издалека материал для ремонта дороги.
И все-таки здешним дорожникам надо отдать должное. То и дело мы проезжаем таблички с надписью «Путар, участок 18 — влево, участок 19 — вправо». Потом «Путар, участок 19 — влево, 20— вправо». И так далее, от города к городу, по всей стране. С той лишь разницей, что сербский «путар» в Далмации превращается в «цестара», в Македонии — в «патара». Всюду дорожники заботливо ухаживают за своими участками, зная, что от таблички до таблички дорога находится в их власти, что они за нее отвечают. Дорожники гордятся своей профессией и, чтобы каждый нашел их, ставят у дороги собственные указатели: «Путар 24 — 300 м».
Это значит: «Я, путевой обходчик участка 24, живу в трехстах метрах от дороги влево, загляни ко мне...»
В семнадцати километрах от Кузмина дорога вкатывается на старый узкий мост, о котором нам говорили еще в Белграде. Перед мостом — шлагбаум. Право проезда по этому мосту делят между собой автомобилисты и машинисты, а поскольку паровозы обладают превосходством в весе, они заявляют о своем приоритете не только свистками, но и массивным железнодорожным шлагбаумом. Вдобавок ко всему, это мост через реку Саву, которая образует границу Хорватии и Боснии. Такую достопримечательность мы, конечно, сфотографируем.
Решетка моста так и просится на пленку.
На синей машине подъехал Роберт; Иржи уже выскочил и бежит на противоположный конец моста, чтобы сделать снимок. Щелчок, знак рукой, машины подъезжают ближе, второй снимок — с машинами в кадре. Караульный у шлагбаума приветливо улыбается: «Добар ден, добар ден». Вдруг из будки выскакивает второй караульный, протирает заспанные глаза и бросается к нам:
— Вы сликали?
— Да, «сликали», ведь это очень красивый мост, такого мы еще не встречали.
Караульные некоторое время переругиваются, один «за», другой «против». Верх берет противник фотографирования. Он бежит закрывать шлагбаум, но соображает, что оставить нас просто на рельсах нельзя, и начинает браниться, чтобы хоть так излить свою злость на тех, кто разбудил его. После умиротворяющей сигареты караульный, представляющий умеренную сторону, добродушно машет рукой: мол, можете ехать. А «оппозиция» добросовестно записывает в замусоленную тетрадку номера машин.
— Поезжайте! — наконец казенно разрешает он. И подкручивает усы, вероятно, чтобы придать больший вес своему приказу.
Край вокруг зелен и красив, искрящееся солнце сияет над ним. Рядом с дорогой течет Дрина, прозрачностью и чистотой напоминающая Ваг под Татрами. «Гей, горе гай, доле гай...» — воспоминание разом превращается в песню.
Впереди показывается острие минарета. Первый минарет на нашем пути. Сколько времени будут сопровождать нас по дорогам мусульманского мира эти остро заточенные карандаши, пишущие на небосводе?
Мужчины в узких черных штанах, женщины, закрывающие нижнюю часть лица цветными платками, в подобранных широких шароварах, которые напоминают поношенные брюки-гольф или сильно вытянутые спортивные брюки. Городок Биелина. Это не только Босния, Балканы, но и преддверие Востока...
Зворник — всем выйти из машины!
За исключением крупных городов, заправиться бензином в Югославии — целое приключение. Бензораздаточных колонок нет. Бензин из бочек переливают в открытые десяти- или двадцатилитровые жестянки и уже из них в баки. При таком способе нельзя контролировать точность отпуска горючего, к тому же по пути от бочки к машине с пол-литра бензина расплещется. Но продавцов это не очень-то волнует. Незаметно также, чтобы водители грузовиков особенно близко принимали к сердцу наставление: «пушение забранено» — «курить запрещается».
На окраине Зворника мы заправили бензином наши «татры», но тут появляются два милиционера и предлагают нам пройти в комендатуру. Это где-то на другом конце города. Со всех сторон сбегаются люди — посмотреть, как милиционеры ведут двух иностранцев.
Отлично! Снова нас задерживают из-за этого моста! Усатый как следует раззвонил о нас по телефону. В таком случае надо идти, как говорится, «к мастеру, а не к подмастерью», иначе нам придется ехать по Югославии от стражника к стражнику.
— Будьте любезны, проведите нас к начальнику.
— Коменданта здесь нет.
— Хорошо, мы подождем.
Комендант пришел, терпеливо выслушал объяснения, просмотрел паспорта и журналистские удостоверения. Было видно, что он понимает нелепость «дела», но не может отступить, ибо служба есть служба.
— Что по тому мосту ходил Франц-Иосиф, вполне возможно. Мост-то действительно старый... Но все-таки это мост!
— Однако на границе нас не предупредили, что в Югославии нельзя снимать исторические места. Хоть бы повесили на мосту дощечку, что, мол, «сликать» запрещено.
— Вы правы, но пленку я у вас все равно отберу, это мой долг.
Затем с трудом составили протокол, пообещав обработать пленку в названном нами проявителе и вернуть оставшиеся кадры.
— Поймите, мы же порядочные люди и уважаем туристов всех стран.
Когда мы уже садились в машины, Иржи сказал:
— Жаль пленки, конечно, мы ее не увидим. Черт с ним, с мостом, но ведь там были и другие интересные снимки. Мирек, а разве ты тот мост не фотографировал?
— Фотографировал, и даже на цветной пленке. Но меня об этом не спрашивали. Я пошлю его Саве, ведь это же мост через Саву!
****
Никто из нас четверых, умывающихся сейчас, на рассвете, в хрустально-прозрачной воде Неретвы, никогда раньше не был в Югославии. Югославия для нас — чистый лист. Впрочем...
— Югославия — это одни пляжи, желтый песок, пальмы, синее, как на открытках, небо...
— ...отталкивающая для пейзажиста безвкусица. Но зато в Сплите горят над морем великолепнейшие звезды...
— ...а еще тут побывали учительницы-чешки, и, говорят, акулы так и норовили съесть хотя бы одну, чтобы на следующий туристский сезон Далмация стала еще привлекательнее...
— Вы забыли о Герцеговине, этой «сплошной равнине».
Посидел бы тот, кто это придумал, вчера за рулем вместо меня двести семьдесят километров! У меня до сих пор руки как мертвые.
Кто это сказал, что мы ничего не знаем о Югославии?..
***
Море от нас всего в каких-нибудь тридцати километрах по прямой. Согласно всем правилам рельефу следовало постепенно понижаться, потом, скажем в просветах между кипарисами, должен был бы открыться синий простор...
Но все не так. Неретва исчезла в ущелье, а дорога проворно лезет вверх, в иссушенную пустыню. Если человека из каменистой пустыни на границе ОАР и Ливии, завязав глаза, на сказочном ковре-самолете перенести сюда, он не найдет заметной разницы. Правда, кое-где тут проглядывает скудная растительность, задавленная голым, раскаленным солнцем добела камнем.
Через полчаса пути пустыня отступает, появляются виноградники, первые фиговые деревья с еще незрелыми, похожими на мелкие грушки плодами. И вот мы въезжаем в Меткович.
Просто не верится, как изменилось все вокруг. Дорога, петляя, бежит по узкой каменной стенке, торчащей посреди небольших полей, изборожденных сетью каналов. Видно, люди здесь стремятся урвать у природы каждую щепотку плодородной земли. С огромным трудом прокопаны водоотводные каналы, и жители добираются до полей на лодках, в лодках сушат сено, насаживая его на деревянные жерди причудливыми, похожими на сахарную голову охапками, чтобы зря не занимать ни пяди земли. А сам человек живет в каменных домиках, втиснутых между дорогой и скалами, разводит овощи на нескольких квадратных метрах почвы, которую наносил ведрами за каменную ограду. Свое жилище человек украшает бесчисленным множеством ярких цветов. Их развешивают в консервных банках и жестянках из-под бензина по краю крыши, сажают даже в трещины стен.
За Дальюлой дорога снова углубляется в горы. Море словно играет в прятки с нами: оно чувствуется в воздухе, да и, судя по карте, оно должно быть где-то под нами. И наконец
— Ребята, море! Первое море на нашем пути! Ольда, остановись вон за тем поворотом, необходимо сделать снимок.
Вон оно сверкает внизу под скалами. Небо над морем синее-синее, и мысленно прощаешь всем живописцам их «адриатическую» синеву, которую некогда считал безвкусицей. Однако две горные гряды, похожие на гигантских китов, держат море в клещах. Это полуостров Пелешац, и, значит, мы видим не море, а бухту Неретвы. Но все-таки это Адриатика!
