о порядочности.
– Ладно, Стас. Мне бежать надо. Завтра уже нужно принести работы, а у меня конь не валялся, – встряхиваю пакетом, который притащил Белов.
– Давай подкину.
– Нет. Тут недалеко. На метро доеду.
Стас внимательно на меня смотрит, но спорить не берется. С трудом скрывая облегчение, машу рукой и сбегаю.
Фотолабораторию устраиваю прямо в гостевой ванной. Устанавливаю красный свет, все как положено. Вся эта возня с печатью фотографий в домашних условиях – моя медитация. Руки машинально делают свою работу, а мысли уносятся в тот отрезок детства, который еще можно назвать счастливым. Когда жив был мой дед. Вот кто научил меня этой магии… Закусив губу, наблюдаю за тем, как на бумаге проступают черты лица Воинова. Мои черты… Он ведь тоже меня сфотографировал. Как и всегда, на фото выгляжу я лучше, чем в жизни. Но особенным этот снимок делает вовсе не моя физиономия. В случае с этой фотографией все решает авторство. Понимаю, что сохраню её навсегда. Дрожащими руками креплю фотографию к веревке, которую натянула от полотенцесушителя к штанге на душе. В такие моменты время летит незаметно. Заканчиваю дико уставшей. Только взглянув на часы, понимаю, сколько времени провела на ногах! Вот тебе и отдых. Хорошо хоть не забыла уколы поставить.
Абсолютно измученная, опускаюсь на пол, когда слышу:
– Эмилия!
– Я в ванной. Свет, пожалуйста, не включайте!
Спустя несколько десятков секунд и пару оглушительно громких ударов сердца дверь в ванную открывается. На пороге материализуется массивная фигура Воинова.
– У тебя какое-то предубеждение против мессенджеров? – рявкает он. – Что, блядь, так трудно ответить?
В красном свете он выглядит несколько демонически. И сюрреалистически в то же время. Вся моя жизнь сейчас – сплошной сюрреализм.
– Извините, увлеклась, – дергаю рукой.
– Да уж понял.
Делает еще один шаг. С интересом рассматривает висящие на веревке фото. О его подарке мне мы не говорим. Воинов не спрашивает, а сама я так и не решила, как быть. Чтобы не молчать, я дерзко интересуюсь:
– Нравится?
Если в чем я и уверена в этой жизни – так это в своем таланте. Мне каким-то образом удается увидеть то, что не видят другие, и передать это в своих работах. Тот же Воинов у меня получился отлично. Кажется, мне удалось уловить суть этого непростого мужика. На моем фото он не такой, как на тех фотографиях, что я видела в интернете. Потому что только на моем фото он настоящий.
– Нет.
А вот это обидно.
– Хм… А я думала предложить взять эти фотографии в качестве иллюстраций к очередному вашему интервью.
– Я не даю интервью, – Воинов продолжает медленно двигаться, разглядывая и другие мои работы. Ненадолго он останавливается лишь у моего портрета, который сделал сам. – А вот это красиво.
Мое сердце разгоняется до сверхскоростей.
– Если бы я была такой в жизни, сгодилась бы, чтобы со мной отомстить?
– Отомстить? – Воинов оборачивается. – Кому?
– Вашей жене, естественно, – закатываю глаза. А у самой внутри в истерике бьется: «Бля, Миля, ты какого черта творишь?! Ты что у него спрашиваешь? Совсем ненормальная!»
Воинов знакомым уже движением наклоняет к плечу голову, внимательно меня разглядывая. Чувствую себя букашкой, хотя никакого презрения в его взгляде нет. Только искреннее непонимание.
– Ты все-таки сильно ударилась, да? Совсем башка не варит? – замечает хрипло.
Да. Да, наверное… Совсем. Спишем все на черепно-мозговую. И кровоизлияние. И что там еще было? Боже, ну я и идиотка.
Пошатываясь, встаю. За время, что мы провели в тесной ванной, она вся напрочь им пропиталась. Даже реактивами уже не пахнет, а вот его аромат везде.
– Что касается техники… Это лишнее. Правда. Чек в пакете. По нему можно сделать возврат.
Я все-таки дура. Безнадежная.
ГЛАВА 11
– Роберт Константинович, к вам тут…
– Ой, как все строго, совсем ты здесь всех, Воинов, загонял.
Раздраженно отбрасываю телефон и поворачиваюсь лицом к непрошенным гостям.
– Тома? Чем обязан?
Секретарша неуверенно замирает у двери, не зная, что ей делать дальше. Начальник у нее один. Я. А я сказал никого ко мне не впускать.
– Что, я не могу зайти к мужу? – мягко улыбается Тамара.
Учитывая обстоятельства? Хм… Бросаю взгляд на массивный циферблат часов.
– Ты выбрала не лучшее время, – ворчу, – Тань, все нормально. – Отпускаю секретаря.
– Кофе не ждать? – глядит ей вслед Тома.
– Таня сейчас загружена делами поважнее. Да и я, как уже сказал, тоже. Давай ближе к делу, Том.
Непривычно наблюдать Тамару такой взволнованной. Не знай я ее добрых два десятка лет, списал бы ее поведение на недавний инцидент. Но зная, трудно поверить, что такая незначительная мелочь настолько ее проняла.
– Нам нужно поговорить, Роберт. Так не может продолжаться. Ты не ночевал дома и…
– Я часто не ночую дома, – закатываю глаза.
– Вот именно. Это, согласись, ненормально.
– Не слышал, чтобы ты сильно возражала по этому поводу раньше.
Я выбираюсь из кресла. Обхожу стол и, сложив на груди руки, опускаюсь задницей на столешницу.
– И была дурой! – на глазах у Тамары совершенно неожиданно выступают слезы. Она прикладывает кончики пальцев к векам и делает несколько глубоких вдохов. Знает, что я терпеть не могу истерик. – Думала, отомщу тебе – станет легче. А надо было не мстить, а пытаться выяснить, что не так, пока была возможность все исправить. Мы же семья, Роб. Ты родной мне человек. Как мы позволили случиться тому, что случилось? Как мы к этому пришли? Почему отдалились?
Не знаю. Как-то оно само пошло вкривь и вкось. Мы с Томкой изначально были очень разными. А с появлением бабла она к тому же сильно изменилась. И стала предпринимать отчаянные попытки изменить меня. С ней я не чувствовал себя так, как должен чувствовать мужчина, находясь со своей женщиной. У Томки ко мне появился целый ворох претензий. То я не так оделся, то не то сказал, то не так ее трахнул. Мне же закономерно хотелось, чтобы меня
