Правда, чтобы облегчить участь Оксаны Павловны, оказавшейся в стационаре, у другого врача, доктору Андрееву пришлось сдвигать приём своих больных на вечернее и даже ночное время. В официальный рабочий день всё это не умещалось. К тому же теперь он часами штудировал появлявшиеся в мировой литературе статьи, имеющие отношение к проблеме, в которую всё больше погружался.
Редкое аутоиммунное заболевание – гангренозная пиодермия на самом деле не является ни гангреной, ни пиодермией. Название сложилось исторически, оно условное. Чёткой, апробированной методики излечения нет. А то, как действуют дерматологи, Андреев видел – к исцелению не ведёт. И он бесконечно прокручивал в голове возможные варианты адекватной лечебной тактики. Как использовать собственные удачные наработки? Что из последних находок западных коллег включить в арсенал?..
Но вот незадача – захваченный желанием спасти жизнь своей бывшей пациентки (а именно об этом, как и предполагал, пойдёт в конце концов речь), он упустил из вида один в высшей степени важный момент. Да, взаимодействие, решение одной задачи врачами-смежниками способно принести (и приносит!) блестящие результаты. Но профессиональные контакты на «стыке наук» имеют и обратную сторону медали. Иногда они способны и превратиться в столкновение – подходов, методик, даже теорий. Самое же тяжёлое при этом – чья-то задетая амбиция…
Случился у Андреева очередной телефонный аврал – просьба Оксаны Павловны о помощи. Прибыл, наложил свою целительную повязку. Когда уходил, столкнулся с заведующим отделением. Доброжелательные приветствия. И решился флеболог поделиться впечатлениями, заодно – передать коллегам «фирменный» метод перевязки, снимающей боль. Не дослушав, профессор завёл его в палату, где лежала Смирнова.
– Видите, ей стало гораздо лучше, – снисходительно поделился результатом.
– После моей перевязки, – негромко пояснил Андреев.
– В-а-ашей?!! – оторопело и грозно воскликнул хозяин отделения…
Профессорской доброжелательности с этого момента как не бывало. А вот пожелание «не лезть в дела отделения, а лучше вообще здесь не появляться», – прозвучало. Только информация оттуда шла практически непрерывно. «Кричала от боли», – вспоминает о своей и вроде как не своей подопечной флеболог Андреев.
Болезнь прогрессировала. У него была готова многократно обдуманная тактика оперативного лечения. Но как убедить дерматологов, как воздействовать на их руководителя? Казалось бы, всё элементарно просто. Два профессионала. (Правда, один гораздо старше, помаститее.) Оба озадачены одной острейшей необходимостью – спасти человека…
Примерно так и рассуждал сосудистый хирург, кандидат медицинских наук, подавив обиду от уже имевшего место «профессионального общения». С тем и пришёл всё-таки к заведующему дерматологическим отделением. Встреча состоялась. Длилась, однако, недолго. Когда хирург излагал свою врачебную тактику, профессор вдруг взорвался:
– Вы не знаете азов! То, что излагаете – шарлатанство! В чистом виде!
Появившемся в дверях помощникам приказал, указывая пальцем на оппонента:
–На отделение не пускать! Ни под каким предлогом!
…Что возбудило такую реакцию руководителя отделения? Можно предполагать – слова о необходимости пересадки кожи. Хотя методики излечения запущенных форм гангренозной пиодермии фактически не существует, утвердились «азбучные истины» – с отрицательным смыслом. О том, чего делать нельзя. Прежде всего – пересадку кожи, аутодермопластику. Неизбежны отторжения, возникновения новых язв…
Но сколько ни думал хирург-флеболог, неизменно утверждался в необходимости той самой пересадки. Ведь используя её, он излечивает «неизлечимые» циркулярные язвы, требующие (по официальным стандартам) немедленной ампутации. О том, как не допускает при этом, казалось бы, неизбежных осложнений, публиковал статьи в профессиональных журналах. А «просто» циркулярная венозная язва и гангренозная пиодермия на последней стадии имеют много общего, с виду – почти неотличимы. Да и в зарубежных медицинских изданиях прошли материалы, подтверждающие его наработки. Но пожилой профессор не был знаком со всеми этими публикациями. И получилось: вместо аргументированного разговора специалистов – эмоциональный выплеск раздражённого столпа.
Впрочем, это была скорее истерика терпящего поражение мэтра. Что и подтвердил через некоторое время не прерывавшийся информационный канал: «Дмитрий Юрьевич, меня отправляют на ампутацию ног!»
Набрав номер заведующего, кричал уже Андреев:
– Но у неё же больное сердце! Она не выдержит!
– Дайте ей спокойно умереть, – жёстко «закрыл тему» профессор.
На передовой как на передовой
«Тему закрыл», но в жизни пациентки Смирновой остался. Как оказалось, в каждый свой обход завотделением, беседуя с ней, словно мантру твердил про опасности, таящиеся в замыслах флеболога. Заканчивал неизменным: «Ни в коем случае не соглашайтесь!»
Но выписавшись, та не на ампутацию пошла. Поспешила к Андрееву. А вот на пересадку кожи не решалась. Засели прочно в ней профессорские заклинания. Однажды исчезла. Дочь, живущая в Греции, решила показать её европейским врачам. Те – в один голос: «Только ампутация!»
Вернулась в Питер, к Андрееву, к его целительным перевязкам. Может быть, эти, снимающие боль и как бы отвлекающие от грозящей опасности манипуляции флеболога тоже мешали ей решиться? Несмотря на его призывы… Начался учебный год, и Оксана Павловна пошла в свой класс. Учительствовать.
Естественно, она была не единственной у заведующего флебологическим отделением медицинского центра. У него – до 30 пациентов в день. Операции. Порой незапланированные. Нередко многочасовые. Заканчивающиеся намного позже, чем рабочий день. Плюс нетранспортабельные больные, которым не может отказать, приезжает, лечит. Там, где живут. И когда после всего этого приближается к своему 14-этажному дому, светящимися видит только окна родной квартиры, на 10-м.
Таков фон повседневной жизни, врачебной и научной деятельности сосудистого хирурга Андреева. Звонок же, о вероятности которого с опасением порой думал, был неожиданным. Как выстрел.
– Из того, что кричала в трубку Оксана, понял, случилось страшное, – вспоминает Дмитрий. – Кровь, фонтаном бьющая сквозь повязку на ноге, – это прорвавшаяся артерия. Проела язва. Прокричал ей – что делать. Зою – в машину, сам за руль – помчались. (Зоя – тогда ещё совсем юная медсестричка. Теперь – набравшая профессиональный вес Зоя Александровна Матвеева, неизменная помощница Андреева.)
Им необыкновенно повезло. Треть города проскочили «на одном дыхании» – без пробок, задержек. Моментально нашли школу, где их сейчас так ждали. Вбежали в класс. Представшая картина – не для слабонервных.
На полу, в луже крови, – Смирнова с поднятой ногой. Ногу удерживает коллега – учительница, сжимая повязку, пропитанную кровью, стекающую вниз. Обе – как будто постояли под кровавым душем. Кровь – на столе, на стенах. Чуть в стороне, на полу – третья учительница. Потерявшая сознание.
Действовали чётко, слаженно, быстро. Жгуты, перевязка. Страдалицу – на руки. Зоя удерживает ногу. Домчали опять на удивление быстро. В центре – подготовленный операционный стол. Необходимые уколы, обезболивающие манипуляции. И Андреев тщательно сшил прогрызенную язвой артерию.
Сколько же сил, времени, нервов он отдал этой пациентке! Как хотелось иногда отругать за бестолковость, нерешительность, за феноменальную неспособность избавиться от недоброжелательных наставлений недостаточно компетентного профессора! Сказала она:
– Дмитрий Юрьевич, согласна на любую вашу операцию…
Вопрос Андрееву:
– Вы стали хозяином положения, больная – снова ваша пациентка. Согласна. Вы на сто процентов были уверены в успешном применении вашей методики, которая существовала пока лишь в теории?
– Куда там! Уверенным я и на пятьдесят процентов не был.
– ?!!
– Существовала и вероятность летального исхода. Просто я знал: если не использовать найденную методику, Оксана погибнет. Это – на сто процентов. То, что мы успели спасти её после прорыва артерии – чудо. Как будто Провидение нам помогало. Но чудо часто не повторяется.
– У вас столько завистников. Какой шум бы устроили!
– И не только шум…
В тяжёлых раздумьях принималось решение. Долго в тот день ходил по дорожкам пушкинских парков. Каким-то образом оказался у церкви. Она уже закрывалась. В дверях стоял сердитый сторож, поторапливал последних прихожан. Дмитрий подошёл к нему, негромко попросил: «Мне очень нужно!» Сторож глянул в лицо и молча впустил.
Андреев стоял перед образом – просил, чтобы осталась жива, чтобы вылечилась его пациентка.
