попоне.
Большие собаки забрали три корзины и, под обиженный лай спаниеля, с важным видом потрусили в сторону парка, за которым скрывалось болото.
Оставшуюся ношу разделили между собой Яна, графиня, Матреша и Фима.
— Эх, надо было поесть перед уходом, — сокрушалась по пути Фима.
— Ты же перед приходом нашей ведьмы поела? — напомнила Матреша.
«Наша ведьма» — Яна поймала себя на том, что ей нравится это прозвище…
— Пироги вкусно пахнут, — пожаловалась Фима. — Я не виновата, что Матреша такие вкусные всегда печет.
— Так, — рассудила Домна Евстигнеевна. — Все берем по одному пирогу. Остальное несем терпеливо. Как вернемся, закатим пир на весь мир.
— Ура! — Фима первая вынула из корзинки увесистый пирог, сунула было в рот, но тут же с совестливым вздохом вытащила и разломила пополам, чтобы поделиться с подоспевшим спаниелем.
Яна сделала то же самое. Поманила Тайну. Та аккуратно опустила на землю корзинку и с удовольствием приняла угощение.
Домна Евстигнеевна возмутилась было на собак — совсем недавно, мол, досыта кормлены, — да махнула рукой. Отдала весь свой пирог огромному догу.
А Матреша угостила борзую.
— Так мы никуда не дойдем и ничего не донесем… — строго подметила графиня. Поторопила остальных: — Ну все. Давайте поживее.
За аркой начиналась вымощенная плитами тропинка. Она мерно текла сквозь осеннюю аллею, то дыбилась на разросшихся камнях, то ныряла в мох, то изгибалась дугой над звонкими ручьями, оборачиваясь коренастыми валунными мостиками.
Один мостик был расколот и шатался.
Яна глянула под ноги, ловя равновесие, вздрогнула от неожиданности и чуть не вскрикнула.
В трещинах расшатанных камней двигались и переплетались черные змеиные тельца. Их было множество. Казалось, что они, как узлы, связывают детали моста.
— Не бойся. Ужи, — успокоила Матреша. — Их тут много. Живут.
Яна опасливо вгляделась в мельтешение извилистых чешуйчатых спинок. Ужи прятались, стремясь уйти поскорее из-под ног. Зарывались вглубь камней, в тонкие прожилки между составляющими арку моста валунами.
По обе стороны ручья земля, туго прошитая корнями больших деревьев, держалась крепко.
За парком раскинулось болото, безмолвное и на первый взгляд бесконечное. Истыканное по краю редкими остовами высохших берез. Перечеркнутое тонкой гатью. Мостки тянулись в дымку опаленной осенью зелени.
Тихо скрипели, когда на них встаешь.
Ветер принес издали неразборчивую русалочью песню. Было в ней что-то заунывно-жутковатое…
Но Яна смело пошла вперед за Фимой, Домной Евстигнеевной и собаками. Матреша — позади.
Вскоре мостки поднялись на высоких столбах и обзавелись перилами. С них стали видны росчерки тонких каналов. В них двигались русалки, вырезали из берегов черно-бурые тяжелые пластины и складывали стопками. Иные существа, тоже вполне зеленые, собирали одни стопки в штабеля, а другие грузили на повозку. Уже виденная прежде тюленеобразная лошадка торопилась отбыть поскорее с тяжелой ношей.
— День добрый, дамы, — поприветствовала работниц графиня.
— День добрый, госпожа, — хором отозвались те.
— Я вам ведьму нашу новую для знакомства привела. Вот, прошу любить и жаловать.
— Ведьму?
Русалки отложили свой инструмент, мягко приблизились к мосткам и поднялись вертикально на мощных и длинных, как у угрей, хвостах. Сложили на перила жилистые руки с длинными когтями на пальцах. Дружно навели на Яну недвижные, как у рептилий, глаза.
— Здравствуйте, — поздоровалась новая ведьма. Назвалась: — Я Яна. Приятно познакомиться.
— И нам приятно, — хором сказали русалки, тоже стали представляться: — Ундина, Дельфина, Упина, Коралина, Марина, Океана, Пералина, Азура, Нерида, Наида, Сирена и Ориэлла.
Выглядели они впечатляюще, под стать именам. Гладкая в мелкую сеточку кожа блестела на солнце. Лились по широким плечам маслянистые волосы. Блестели под зеленью губ острые зубы. Плавники выделялись на зеленом ало, трепетали в темной воде вуалями.
Сперва русалки показались Яне обнаженными, но, приглядевшись, она поняла, что на них надето что-то вроде обтягивающих топов из блестящего изумрудного материала.
Следом подтянулись кикиморы. У них не имелось длинных хвостов, поэтому они стояли и закидывали кверху головы. А вот носы были длинные, любопытные. У одних загибались вниз, у других — вверх. Вместо волос росли водоросли. И одежда, бесформенные сетчатые балахоны, похоже, была также сплетена из водорослей.
Интересно так…
Кикиморы решили не отставать от русалок и тоже представились:
— Мора, Мира, Мара, Мура, Кимора, Кумира, Комара, Камура, Кира, Рика, Икра и Алена Сергеевна…
— Очень приятно, — улыбнулась Яна, искренне удивленная последним именем.
Алена Сергеевна, видимо, считала озадаченность с ее лица и с готовностью разъяснила:
— Просто я в твоем мире долго жила. Провалилась туда однажды случайно через дырку, а пока обратно путь нашла, все время и жила. Ты ведь из того дома, что за Райским в туманах прячется? — Она махнула узловатой рукой в сторону поместья. — По одежде понятно.
— Да, — подтвердила Яна.
Что тут еще скажешь.
Они раздали работницам пироги и пошли смотреть торфяник.
Там и тут тянулись каналы, они понижали уровень воды, позволяя верхнему слою торфа выступить на поверхность. Яна что-то читала об этом…
О торфоразработках. О том, как в ее мире резали торф, стоя по пояс в воде, не русалки, а обычные женщины. Бабушка подруги Светы, например. В молодости. Она частенько рассказывала…
Да уж. С магией проще.
Домна Евстигнеевна повела Яну дальше, попутно показывая и рассказывая:
— Это имение нескольким поколениям моих предков по женской линии принадлежало. Когда моя маменька вышла замуж и родила меня, отец перевез нас к себе, в Дубравное. Там болот нет, охотничьи угодья, поля, да и к городу ближе. Он все уговаривал маменьку Райское продать, но она не продала. Свое, родное — плоть от плоти. Жалко. А как маменьки не стало, отец второй раз женился и меня сразу с глаз подальше отправил. Ох, и обижалась я на него тогда. Ох, и корила его… Не хотела здесь жить, молодая. А потом прикипела так, что и не отлепишь… Плоть от плоти… — Графиня рассмеялась немного печально. — Теперь уж и папеньки нету, и второй жены его… А я все тут. И всегда тут буду. А ты теперь тому крепкое подтверждение.
Гать нырнула в кружево тонкой поросли.
— И вы всегда тут одна справлялись? — спросила Яна. — Ну, не одна… С Матрешей. С русалками и кикиморами?
— Да, — гордо подтвердила Домна Евстигнеевна. — Так у меня и артефакты заряженные были. И келпи мы специально с далеких западных островов привезли. Обычным лошадям в топях не справиться, а келпи могут. Вода — их родная стихия. Жаль, только две из трех остались. Одна сбежала и обратно к себе на родину уплыла.
Из контекста Яна догадалась, что келпи — это те самые «тюленевые» лошади.
— Вредная была. Непослушная, — сообщила Матреша. — Ей наша глушь сразу
