И вот последние островки льда гонит ветер по нашим проливам. Чайки охотно садятся на эти ледяные плотики, и тем быстрее они парусят, особенно когда птицы расправляют крылья.
К полудню усилился ветер, и задинькала, затренькала ледяная шуга. Свежесть этого музыкального языка ошеломляет. Кажется, он переносит тебя в многомерное пространство: исчезает грань между внешним и внутренним. Словно в тебе звучит эта музыка и одновременно отдается по всей вселенной. И ты знаешь: источник гармонии всюду — в колыхании звонких ледышек, в ритме твоего сердца, в песне камышовой овсянки. Озеро и душа сейчас едины. И вдруг понимаешь: ведь это ты дирижируешь весенней музыкой. Пусть бессознательно, но ты задаешь ритм и звону шуги, и шуму ветра — природа на своем языке говорит о твоем духовном мире.
Посреди озера медленно плывет большое ледяное поле, его пригнало из Северной губы, где лед всегда крепче и устойчивей. Почему птицы так любят эти движущиеся ледяные поля? Вот на кромке льда, спрятав голову под крыло, спит свиязь. А рядом плавают еще две утки, они что-то ищут в воде: ведь ледяное поле движет перед собой поднятый половодьем мусор. Среди всех этих щепочек и травинок непременно найдется какая-нибудь живность — куколка насекомого, ракушка.
Селезень свиязи сейчас расцвечен яркими весенними красками.
На красновато-коричневой головке широкая охристая перевязь: через затылок она тянется от клюва к шее. Дивный знак отличия! Словно этой птице поручено возглавлять весенние церемониалы.
Тело у свиязи серое, со струйчатым рисунком. А на хвосте контрастный черно-белый треугольник, это тоже опознавательный знак. Летом редко увидишь свиязь — камыши и тростники затаивают от нас жизнь уток. Но весной она вся на виду!
Вот и шилохвости сели у самого ледяного поля. Как их не узнать по белой полосе на шее? Словно лекалом полосу наводили: такая плавная, такая гибкая. Изящный силуэт шеи подчеркнут этой линией; природа умеет ставить акценты: вот и здесь она мастерски усилила певучесть контура.
Недалеко от шилохвостей большие крохали. Люблю волевые очертания их крупных голов — что-то гордое и решительное есть в этой птице. Не обращая внимания на ледышки, белогрудый крохаль рассекает воду — далеко он вклинился в островок сверкающей шереши...
Последнее ледяное поле проплывает по озеру. Благодаря сильному ветру получилось подобие ледохода — мимо нас плыли и плыли льдины. Совсем как на реке. Островки делились на глазах, рассыпались на иглы, пропадали. Шуга забивалась в заливы, громоздясь в несколько слоев, ее перезвон был прекрасен на звуковом фоне мая: первое кукованье, блеяние бекасов, тяга вальдшнепа и серебряные вызвоны ледышек.
Случается, что после схода льда вдруг начинается снегопад. Таковы уж северные широты. Знаешь их нрав, а все равно не привыкнешь к этой картине: чайки кружат среди белых хлопьев. Вода темная, неприветливая. Но все равно хорошо! Необузданные стихии что-то сдвигают в твоей душе. Выйдя к ненастливому озеру, ощутишь прилив свободы. Сброшены рамки, порваны узы, расширились окоемы души и мира. Верно, этого нельзя добиться иначе, надо пройти через непогодь...
Начинаются белые ночи.
Береговая банька явно двугранна: северная стена освещена, а западная в тени. Такова светосила зари, горящей под Полярной звездой. Недавно все тонуло в ровной затеми, а теперь явственны световые перепады: на юге сумрак, на севере светизна.
Север сейчас магнитен, север сейчас всевластен! С севера свет, с севера красота. К северу лебеди, к северу взгляды, о севере мысли...
Оранжевое переходит в золотистое; голубое превращается в лазурное. Это цветовое свечение неба, это спектр белой ночи. Чтобы понять всю поэзию этой поры, нужны озерные зеркала. Удвоив пространства, они усиливают обаяние белых ночей. В чем таинство этого повтора? Вега над тобой и Вега под тобой. Перистое облако в неимоверной высоте, перистое облако в таинственной глубине. Стрижи на дне небосвода и стрижи на дне зеркала... Скальные берега, древние сосны, пятна лишайников — пейзаж звучит рунами, сагами. Белая ночь возвращает ему первозданность.
Над зеркалами показались первые тростники. Утки заводят в них первые выводки. Выныривают из глубин кувшинки.
Всё первое, все впервые!
К летнему равноденствию заканчивается спад половодья. У тростниковых валиков, оставленных майским прибоем, сидят на гнездах чайки. Рядом с ними высиживают птенцов крачки, а чуть выше гнездятся хохлатые чернети. На острове легко найти кладку большого улита и гнездышко камышовой овсянки.
Первыми зацветут на озерах водяные лютики, а потом появятся желтые кувшинки. Белые ночи пойдут на убыль, но их светизну переймут белые лилии. Затеплятся в заливе розовые свечки гречих, а над мелководьем поднимутся фонарики лобелий.
Позже всех зацветут тростники и водоперица. К этому времени звезды уже вернутся в северное небо. Над зарослями тресты полночью будет стоять Водолей. Обязательно поднимаюсь на свои скалы одиннадцатого августа, ставлю костер на одном уровне с восходящими Плеядами. В эту ночь бывает самый сильный звездный дождь. Светозарно проносятся над озером Персеиды, словно звездный Персей ударяет кресалом, а искры падают на цветущую уруть.
Начинаются осенины.
В эту пору над озером стоят голубые тишайшие дни. Три кучевых облака на небосклоне и зеркало перед ними. Белизна, лазурь, прозрачность. Время для просветления, время для углубления...
Над озером летит паутина, паучки перебираются с берега на берег. Пролетные утки садятся в наш залив, вот отдыхает у камыша стайка трескунков. В ночном озере отразились первые сполохи северного сияния. А утром я грустно заметил: прибрежные лужицы накрыты стеклом ледка. Но у озера еще все впереди! — ведь близится золотая осень. Золотистые берега и лазуритовая рябь. Быть может, самое дивное в мире сочетание красок...
Но погасли леса, и помрачнело озеро: начались нескончаемые дожди, заметались холодные ветры. Я люблю тебя и таким, мое озеро, — с холодным накатом волн под серой пеленой туч... И вдруг оно замирает. В небе кружит последняя чайка. Озеро глядит на нее сквозь первый тончайший лед, будто прощается до весны.
Юрий Линник
Архипелаг состоит из двух крупных и многочисленных (до 200) мелких островов... Климат холодный, океанический. Средняя температура января +9,6°С, июля +2,5°С. Сильны, западные ветры... (Большая Советская Энциклопедия)
Фолклендцы и мальвинцы
Многочисленные характеристики этих островов, сведенные в одно место, наверное, могли бы составить пухлую книгу жалоб:
«От сильного и обильного дождя поверхность всей страны сделалась топкою. Лошадь моя падала, я думаю, раз двенадцать... Волнистая местность с пустынным и жалким видом всюду покрыта торфяными болотами и тощею травой однообразного бурого цвета...» (Чарлз Дарвин).
«Едва мы приблизились к берегу, как на нас налетел один из тех внезапных шквалов, которые тут случаются почти ежедневно» (Ю. Г. Андерсон, геолог).
«Крушения многих катеров и шхун, плавающих вдоль изрезанных берегов архипелага, никого не удивляют. Лоцману здесь не позавидуешь» (С. А. Дусе, картограф, писатель) .
«Тоскливый клочок земли» (В. Конецкий, моряк, писатель).
А шведский естествоиспытатель и фотограф-анималист Свен Йильсетер, посвятивший архипелагу пять месяцев своей жизни, заявляет прямо, что, если человек хочет прижиться на островах, «он должен уметь относиться с юмором к их климату, который, мягко выражаясь, немного капризен... Кому нужны эти маленькие острова, затерянные в южной части Атлантического океана на границе с Антарктикой, безлесные, исхлестанные ветрами и большей частью необитаемые?».
Действительно, такой вопрос напрашивается сам собой после знакомства с этими и другими нелестными отзывами. Но ответ есть, и дает его современная политическая карта мира. Там, рядом с незакрашенным изображением архипелага, стоит единственная в своем роде подпись: «Фолклендские о-ва (Мальвинские) (спорн. Брит. и Арг.)».
Оказывается, острова нужны сразу и Британии и Аргентине, которые уже многие десятки лет ведут спор за право называться хозяином архипелага. Правда, дискуссия эта носит, в общем, формальный характер, ибо на островах нет ни одного постоянно обитающего здесь латиноамериканского подданного, а англичан живет свыше двух тысяч человек, и над резиденцией губернатора реет британский флаг.
Аргентина же никак не хочет примириться с действительностью, название «Фолклендские» не признает и называет острова не иначе как Мальвинскими, остров Западный Фолкленд именует Гран-Мальвиной, а Восточный Фолкленд — Соледадом. Местные сувенирные лавки торгуют вымпелами, на которых равноправно представлены и английский и испанский варианты названий:
