М. Уилер, профессор истории
Перевод с английского Т. Полевой, Ю. Полева
В Хорюдзи близ Нара, раз в год...
Плащи из рисовой соломы, лакированные шлемы, толстые чулки, обвитые веревками, — не правда ли, несколько необычный наряд для современного японца?
Но завтра прилежный клерк Курода Хароси в безупречно отглаженной пиджачной паре займется бесчисленными делами фирмы «Дайити», логарифмическую линейку возьмет в руки инженер Мацунага Рюноскэ, а полицейский Ямада Синтаро станет на перекрестке неистовых автомобильных потоков в районе Нихонбаси в Токио.
А сегодня каждый из них, таких разных, принадлежащих к самым различным социальным слоям сегодняшней Японии, объединен одним — фестивалем, посвященным храму Хорюдзи близ города Нара. Фестивалем, в котором участвуют все члены клуба. Подобных клубов, существующих по нескольку веков, в Японии много — при каждом крупном храме; по костюмам их членов можно довольно точно определить, когда клуб организован. Храм Хорюдзи создал свой клуб в VII веке, потому-то костюмы его раннесредневековые. В грандиозных фестивалях участвуют (когда раз, когда два раз в год) сотни человек. Движется по берегу озера разноцветная нескончаемая процессия. Яркие одежды монахов, пестрые колонны самураев, исполняющих воинственные танцы, бряцающих щитами и мечами, а по водам озера скользят десятки лодок, расцвеченных флажками, сверкающих тысячами фонарей. Плывут над толпой, опираясь на десятки рук и плеч, пышно декорированные, золоченые и необычайно тяжелые священные паланкины.
Членом храмового клуба быть почетно. К тому же принадлежность к такому клубу равнозначна вхождению в клан — закрытую организацию, члены которой могут рассчитывать на помощь друг друга. А поскольку в такой клуб могут входить и управляющий фирмой, и смиреннейший из его клерков, это создает (по крайней мере, у клерка) ощущение, которое трудно выразить европейскими словами, японцы же называют его «иэ». «Иэ» — это сознание принадлежности к единой семье, где есть любящий, но требовательный отец и любящие, почтительные дети. Дети слушают отца — отец помогает детям. Клерк слушает управляющего, управляющий — ... Все понятно.
Стоит добавить, что в этот клуб возьмут далеко не всякого: надо быть не только хорошим прихожанином, но и сыном (а то и внуком) столь же хороших прихожан...
За порогом клуба у всех свои заботы — и неприятности клерка непохожи на проблемы главного инженера, а огорчения полицейского — на печали генерала.
Но все это за порогом клуба, во всяком случае, сегодня, в день фестиваля. Сегодня у всех одинаковые плащи из рисовой соломы, лакированные шлемы и толстые чулки, обвитые веревками...
Г. Навлицкая, кандидат исторических наук
Морская щука или тигр морей?
Пока она спокойно плавает, ее движения медленны, и характер скрыт мягкими поворотами тела, напоминающего подводную лодку, подкрадывающуюся к врагу и готовую в любую минуту стремительно атаковать.
Доктор Моубрей, научный сотрудник Бермудского океанариума.
Каждый может есть барракуду безбоязненно, предварительно угостив этим блюдом кошку.
Фелипе Поэй, «Ихтиология Кубы».
Кубинская Национальная Академия наук обосновалась в «Капитолии» — просторном здании бывшего буржуазного парламента. За годы революции, кроме того, было открыто несколько научно-исследовательских институтов и центров. При этом особое внимание в работе академии придавалось и придается изучению природы морей, омывающих Кубу. Как теперь выяснилось, там обитает свыше 500 различных видов промысловых рыб.
Буржуазная Куба оставила в наследие жалкий рыболовный промысел и незначительный, большей частью парусный, оснащенный крайне устаревшей техникой флот. Ныне же крупные рыболовецкие суда, на клотиках которых развеваются кубинские флаги, бороздят моря и океаны за тысячи миль от родных берегов. В свет выпущены монументальные труды по ихтиологии, флоре и фауне кубинского шельфа, подробная номенклатура морских животных, имеющих коммерческое значение.
Работая на Кубе, советский журналист Ю. Папоров в свободное время занимался подводным плаванием. Он подружился с сотрудниками Института океанографии АН Кубы и Научно-исследовательского центра Национального института рыбного хозяйства, со спортсменами — подводными охотниками, выходил в море на научных судах и рыболовецких шхунах. Сейчас Ю. Папоров готовит для издательства «Детская литература» книгу «Тропами подводными». Главы из этой книги мы предлагаем вниманию нашего читателя.
Нас еще издали удивила полная тишина в лагере. Не струился даже дымок от костра.
Мы — три кубинских товарища и я — возвращались на весельной лодочке с охоты после более чем четырехчасового отсутствия. В лагере, разбитом накануне вечером, по жребию с утра оставался дежурить мой друг Володя.
Еще вчера, чтобы улов наш был посолиднев, мы одолжили у жившего неподалеку рыбака две лодочки и верши, которые поставили на ночь, сами же охотились, пока не выбились из сил.
Возвращались мы измученные и полагали, что дежурный встретит нас уже накрытым столом. Но странно — его нигде не было видно. Меня это обстоятельство весьма озадачило и взволновало, ибо проявление такого невнимания к товарищам было не в характере Володи. Поэтому, пока остальные охотники вытягивали лодку на пляжик, я без промедления направился в лагерь.
Еле заметная среди буйной растительности тропка шла параллельно крутому скалистому берегу. Услышав стоны, я прибавил шагу. Володя корчился, катаясь по земле, устланной перед палатками и машинами пальмовыми ветками и банановыми листьями.
— Что с тобой?
— Жуткие рези, — промычал он, держась за живот.
Лицо его было в поту, а по гусиной коже было видно, что он совсем замерз.
— С час уже мучаюсь. Желудок вывернуло наизнанку, а не проходит, — с трудом выговорил Володя.
— Что ты ел?
— Да вон! Рыбу. Как ты сказал, проверил верши. В одной оказалась щука. Я ее на сковороду и вам ухи наварил.
— Ты погоди. Сейчас разберемся, Вова, — сказал я и полез в багажник автомашины, где в рюкзаке специально для подобных ситуаций лежала серебряная ложка.
Угли догорали в костре, но уха, подернутая легкой золотистой пленкой, была теплой. Ложка, опущенная в котел, тут же на глазах потемнела. Я вылил уху в яму.
— Желудок промывал?
— Нет. Так тошнило.
— Этого мало.
— Знобит. Мне холодно.
— Сейчас, сейчас поправим. — Я взял бутыль с пресной водой и передал ее Володькё. — Пей стаканов пять-шесть, а я приготовлю раствор марганцовки. Другого пока нет. Потом выпьешь полстакана коньяку.
Через полчаса Володе стало легче. Он даже пытался улыбаться, но на рыбу, которую мы уписывали за обе щеки, глядеть не мог.
— С чего бы я так? — сокрушался он, перейдя на испанский. — Ведь щука-то еще была живая. Веслом утихомирил.
— Да оттого, что щука эта не простая... В Средиземном называют ее спетто, в Австралии — динго, здесь — пикуда, в США она в тиграх моря ходит, а повсеместно зовут барракудой.
— Такой вкусной, собака, показалась.
— Узнаешь ее характер, не то заговоришь. Помнишь, ты меня как-то учил: «Пока в Москве зиму за баранкой не просидишь, водителем себя не считай»?
— Помню.
— Так вот, пока барракуду под водой не одолеешь, можешь не считать себя охотником.
Кубинские друзья, занятые сборами, слушали наш разговор улыбаясь.
— Чего ж ты не предупредил, что она несъедобна? — с упреком спросил Володя.
— Отчего же? Съедобна. Сам говоришь — вкусная была. Да только временами мясо ее бывает отравленным. Ученые и те до сих пор не знают причины, не могут выделить яда. Так сказать, загадка моря.
— Ну а все-таки?
— Пикуда пожирает маленькую рыбку, — вступил в разговор один из кубинцев, тот, что был постарше. — Рыбка эта, в свою очередь, питается травкой, или, может быть, это водоросль, точно не знаю. У нас в народе называют ее «мансанильей» (1 Мансанилья (испан.) — ромашка.). Самой рыбке от нее ничего, и пикуда не дохнет. Бывает, что в отлив земляные крабы поедают «мансанилью», и им тоже ничего. А вот мясо диких свиней, пожирающих крабов, становится отравленным. Верно, противоядие ученые еще не нашли...
Мне же тогда подумалось, что барракуда, сильный морской хищник, встречи с которым под водой всегда неприятны, этим просто мстит победителю. Представьте себе, что вы отправились с дробовиком охотиться в лес, а по вашему следу идет голодный волк. Он следит за вами, смотрит, как вы уничтожаете его потенциальную добычу, движется буквально по пятам и не уходит, даже когда замечает, что вы его обнаружили.
