Под мсасой Джесайа остановился. Развязав узелок, он достал ломоть вяленого мяса, отломил кусок маисовой лепешки и через силу съел их, запивая теплой водой, которую обычно брал с собой в бутылке из-под скокиана (1 Скокиан — местный алкогольный напиток, приготовленный из пива, денатурата, сахара, дрожжей, кукурузной муки и табака.). Да, глоток скокиана сейчас бы не повредил. От него сразу прибавляется сил. Жаль только, потом они так же быстро покидают человека.
Наскоро перекусив, Джесайа тяжело опустился на спекшуюся в камень землю. Измученное тело даже не заметило ее твердости. Джесайа нырнул в сон, словно в глубокий прохладный колодец, в котором не было ни жары, ни тяжкого пути, ни тихого шепота Канаана, поднявшего его на ноги...
Канаан Мутсинги вернулся к ним в деревню уже с год. Джесайа он приходился дальним родственником, но пятнадцать лет назад ушел в город, и поэтому юноша не помнил его. Хотя отец перед смертью и рассказывал о нем, даже советовал Джесайа попробовать разыскать его в городе и самому перебраться туда. Он так и сделал бы, но умерла мать, и на его попечении остались двое младших братишек. Пришлось идти на плантацию к бване Лейну. У него же стал служить боем и Канаан. И хотя на ферме его назвали каким-то чужим именем Абрахам, для Джесайа он стал самым родным человеком. От него юноша узнал многое такое, что с трудом укладывалось в голове. Раньше он слышал от миссионера, что белые пришли в Африку ради негров, что, в общем, все идет как надо. Канаан же говорил совсем другое. Что черные такие же люди, как и белые. Что белые отняли у черных и землю и свободу. Что надо бороться, а не молчать. И Джесайа поверил Канаану, как отцу.
Поэтому утром, когда Канаан тайком прибежал с фермы в хижину Джесайа и, чтобы не разбудить братьев, стал шепотом говорить, что нужно сделать, юноша ни о чем не расспрашивал его. Ясно, что если белые завтра собираются устроить облаву на бойцов свободы, которые прячутся на холмах возле Кведзы, значит, нужно предупредить их. Ведь Канаан сам слышал, как бвана Лейн говорил об облаве по телефону. Джесайа твердо запомнил, как найти бойцов свободы — в ложбине за холмом, похожим на морду гиены, а дорогу к Кведзе он и сам знал.
— Скажешь, что тебя прислал Квача. Квача. Понял?
А что здесь было не понять? «Квача» на чишона (1 Чишона — язык юго-восточной группы языковой семьи банту.) значит «рассвет». Только это слово означало не тот нежно-розовый рассвет, когда до деревни со всех сторон доносятся голоса просыпающейся саванны. В нем был совсем другой смысл. Иначе бы белые полицейские не арестовывали тех, кто пишет «Квача» на стенах хижин. Оказывается, у Канаана есть второе имя. Для бойцов свободы. Квача. Джесайа запомнит его.
...Даже во сне чуткий слух юноши ловил доносившиеся до него звуки. Какими бы громкими они ни были, если в них не таилась опасность, расслабленное тело оставалось неподвижным. И наоборот, стоило треснуть сучку или зашуршать траве, потревоженной крадущимся существом, как шестое чувство самосохранения посылало сигнал тревоги.
На этот раз его разбудил рев леопарда. Мгновенно правая рука сжала рукоять острой панги (2 Панга — длинный нож для резки травы и рубки веток.), мускулы напряглись, но Джесайа продолжал неподвижно лежать на земле. Пока главное было не обнаруживать себя. Как гиену, криком пятнистую кошку не испугаешь. Если же леопард учуял его и теперь подкрадывается к дереву в высокой траве, остается один выход: успеть увидеть, как метнется из зарослей гибкое тело, и, увернувшись, всадить в бок лезвие панги. Иначе железные когти в считанные секунды разорвут тело, и лениво парящие в вышине грифы, как по команде, круто спикируют к месту трапезы леопарда.
Медленно тянулись бесконечные минуты. Джесайа продолжал лежать в заметно вытянувшейся на восток тени мсасы, напряженно вглядываясь в подступавшую к дереву пожелтевшую траву. Наконец со стороны леса донесся злобный рык леопарда. Юноша облегченно вздохнул. Видимо, зверь охотился где-то в чаще, и разбудивший его рев был просто данью ярости из-за упущенной добычи. Обычно леопард нападает молча, и лишь в последнюю долю секунды перед прыжком яростно хлещет себя хвостом.
Поднявшись, Джесайа несколько минут стоял в раздумье, решая, как поступить дальше. Идти через лес, рискуя столкнуться с хищником, или взять подальше в сторону? Если бы не подгоняло время, он бы не колебался. Хотя каранги славятся своей смелостью, безумцев среди них не бывает. Жизнь быстро учит тому, что саванна не маисовое поле. Тот, кто слишком безрассуден или беззаботен, никогда не увидит своих внуков.
И все-таки Джесайа направился прямо через лес. В голове у него слишком отчетливо звучали слова Квачи: «Нужно предупредить их до полуночи, чтобы успели уйти подальше...» Юноша осторожно пробирался между стволами, изредка пуская в ход пангу, когда путь преграждала сплошная завеса из лиан. Вскоре он вышел на небольшую прогалину. На дальней стороне отчетливо угадывалась звериная тропа. Джесайа остановился и стал внимательно рассматривать свежие следы.
— Подними лапы, черномазый! — раздался сзади повелительный окрик.
Джесайа мгновенно обернулся, правая рука метнулась к рукояти панги, которую он только что так неосмотрительно засунул за пояс, но, увидев направленное на него дуло карабина, замер.
Из кустов вышел широкоплечий, коренастый мужчина с высоким, пересеченным волевой складкой лбом и упрямым, жестким ртом. Одет он был в выгоревшую зеленую куртку, такие же шорты и длинные гольфы до колен. На голове — широкополая матерчатая шляпа. Внешне он ничем не отличался от других белых фермеров в их округе, но Джесайа сразу понял, что это нездешний.
И он не ошибся. Рой Уолш родился далеко отсюда, в Биттерфонтейне, немало поскитался по ЮАР от Кейптауна до Дурбана, но нашел себя только в Катанге, где служил под командованием Дугласа Лорда в отряде наемников у Моиза Чомбе. Последний год он помогал спроваживать на тот свет черномазых в Мозамбике. Теперь по контракту завербовался в Родезию инструктором по обучению «черных мамб» — специальных отрядов, которые, как он любил хвастаться, дадут сто очков вперед американским «зеленым беретам». Завтра его питомцы должны показать здешним рохлям полицейским и слюнтяям фермерам, как нужно расправляться с черномазыми террористами. Пока же Уолш решил скоротать время, поохотившись на объявившегося поблизости от фермы Флетчера, где он обосновался, леопарда. Со зверем ему не повезло. В последний момент тот ушел из-под выстрела, и сколько Уолш ни лазил по зарослям, его следов больше не нашел. Хорошо хоть попался этот двуногий зверь, можно будет немного позабавиться.
— Подними лапы, — еще раз с ленивой ухмылкой повторил Уолш.
Черномазый не двигался. Это было уже вызовом. Если не понимает человеческого языка, придется дать ему урок английского.
— Лапы! — проревел Уолш и нажал на спусковой крючок.
Пуля просвистела у самого плеча Джесайа, но он даже не вздрогнул. Он достаточно знал английский, чтобы понять, чего требует этот белый. Но с поднятыми руками он не успеет дотянуться до панги прежде, чем тот продырявит его пулями. До кустов на краю прогалины было не меньше двадцати футов. Слишком далеко, даже если он резко отпрыгнет в сторону, а потом бросится в чащу. Пуля наверняка догонит его. По нарочито небрежной позе белого Джесайа безошибочно догадался, что этот человек отлично знает, с какого конца заряжается винтовка, и первый выстрел был не промахом, а демонстрацией мастерства. Броситься на него? Но какая разница, получить ли пулю между лопаток или в грудь? Ведь тот предусмотрительно остался у кустов на другой стороне прогалины.
Джесайа медленно поднял руки.
— Значит, ты, образина, все-таки понимаешь по-английски, когда тебя начинает припекать, — захохотал незнакомец. — Может быть, ты объяснишь мне, почему шляешься по лесу?
Мысль Джесайа лихорадочно искала выход. Он понимал, что белый явно наслаждается ситуацией, ждет, что Джесайа бросится на колени, будет плакать и умолять пощадить его. Но нет, он, Джесайа из племени каранги, не доставит этому человеку такого удовольствия.
— Молчишь, образина? Тогда я расскажу, что тебя ожидает. Может быть, тогда ты будешь покладистее. Там, в Мозамбике, есть хорошее правило: «Негр в лесу встречен — негр мертв». Так вот, сначала я прострелю тебе правую руку, затем левую. Потом продырявлю твои поганые ноги. А если и это не поможет, то размозжу твою дурацкую башку прикладом. Ясно?
Джесайа не старался понять, что говорил белый. Он и так знал, что тот убьет его. Поэтому нужно попутаться перехитрить этого человека. Иначе кто же предупредит бойцов свободы об облаве? Пожалуй, есть единственный выход: следить за его пальцем на спусковом крючке и, как только он начнет давить им на крючок, отпрыгнуть в сторону и метнуть в него пангу.
