Оставив знакомого в недоумении, с азартом заденутого самолюбия Андрей ринулся преследовать партнера. Петляя между публикой, прячась колонами, черт уходил в свободную часть здания кинотеатра, где за одной из колон его настиг Андрей.
«Так вот, значит, как со мной решили поступить?!» — упершись в колону руками, часто дыша, говорил Андрей прильнувшему спиной к колоне черту.
Создавалось впечатление, что черт струсил возбужденного вида Андрея. «Теперь-то извольте, чертик, олицетвориться.»
Кончик языка снова сообщил о себе. — «О, нет! Ваши фокусы больше не в моде» — и он протянул руку. В легких румянах девичье личико с большими голубыми глазами в ореоле черных длинных ресниц пылало внутренним смехом ребячего озорства. Он невольно созерцал образ цельно, но потом жаждающим взглядом стал медленно осматривать каждую черту лица в отдельности с таким сладострастием, точно пил из источника целебную влагу. Взгляд остановился на приоткрытых губах. Из под нежно-аллого цвета красиво очерченных губ виднелся ряд белых красивых зубов. Метнув взгляд на глаза девушки, в которых в это время находилось такое выражение, как будто они затаили дыхание от захватившего их волнующего чувства робкого интереса, он схватил ее голову, отклонил от колоны и ожесточенно стал покрывать лицо поцелуями.
Первые минуты ошеломления прошли — девушка начала сопротивляться. Наконец ей удалось вырваться из его рук. Прислонившись к колоне она сжалась в комок страха: ужас, смятение отражалось во всем ее виде. Согнутые руки ладонями к нему как бы умоляли о пощаде.
Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не остановившаяся в близи шумная стайка снегурок. Девушка воспользовалась их присутствием, торопливо ушла, а он стиснув колону, до слез лбом давил холодное тело ее.
С тех пор Ирина прочно основалась в сердце Андрея. Опыт тридцати четырехлетнего мужчины, обладателя известных способностей сосредоточился на юном не искушенном девичьем сердце.
С наступлением весны родители осведомленные о намерении детей — нынешним летом пополнить число молодоженов, усиленно принялись готовится к свадьбе. Затруднений в помолвке ни с той, ни с другой стороны от родителей не имелось, если не учитывать мимолетного напоминания Андрею о разнице в возрастах, на ответ которого «старый конь борозды не портит» возражений не последовало.
Молодая чета не замедлила возвести себя в сан отцов. И с приходом царственной весны новый человек убедительным криком оповестил о своем вступлении в мир бытия.
Когда молодая мать с ребенком вернулись из дома отдыха, по такому случаю собрались сватовья и
Полусогнув в коленках пухленькие ножки, в локтях — обе руки, палец одной из которой держал во рту, он, как угли, черными круглыми глазищами на розовом пухленьком лике, не имеющем характерных отличий его сотворивших, склонив головку чуть в бок, смотрел на тех, кто в свою очередь его осматривал так, как будто выжидал удобного случая сказать всем им свое слово. Вот он решительно дрыгнул всеми конечностями, и с одухотворенной миной на рожице так красноречиво, точно заявлял, что он никто иной, как человек великолепнейшим ревом огласился. В тонус ему, как своеобразный салют в честь начинающей жизни, к мелодии музыкального творения весны, присоединились лихие, задористые аккорды страстной, зажигающей сердца отчаянным весельем со всей ширью русского удальства плясовая.
Сереженька единогласно признан хорошеньким ребеночком, бабушка с дедушкой не чаявших в нем души взяли внука на полное свое попечение.
Молодая мать нашла нужным воспользоваться предоставившийся свободой — осуществить заветную мечту быть врачом. И после годичного перерыва усердно взялась за учебники, подготавливаясь к предстоящему конкурсу в медицинский институт.
А отец, полный энергии зрелого мужчины, с присущей семьянину сознанием важности долга, возложенной на него обязанности в создании материального благополучия семьи, еще с большим рвением стал отличатся в труде.
Шли годы…
Календарь равнодушно указывает прожитое. Жизнь принимает новые формы. Люди, замечая свои изменения, чаще всматриваются в глубь себя, стремясь проанализировать прожитое. Плохое, как правило, вызывает в сердце едкую боль сожаления неудовлетворенностью прожитым. Хорошее пощекотав сердце волнующим чувством приятного, как и плохое вызывает одно жгучее желание — впредь быть лучшим. А жизнь, между тем, бездушной, поступью шагая идет себе… ошибок не прощая.
«Раз… два… три…» — очетливо, в сопровождении мелодии вальса ритмично звучит из радиопродуктора.
— «Глубже вздох… не задерживать дыхания», — напоминает тот же голос.
Как неловко?! Тело ломается крупными складками, выпирает буграми. Брюки пижамы то и дело надоедливо сползают вниз по выпуклости живота, мешая и так непослушному телосложению производить движения гимнастического упражнения.
«Папа, — послышалось умоляюще с другой комнаты, — ты когда прыгаешь, опускайся, пожалуйста, на носки.»
Мужчина прекратил свое занятие, со сконфуженным выражением на лице, взял со стула полотенце, и стал обтирать вспотевшее тело. Подошел к трюмо, оглядел себя.
«Опять седина…» — с досадой проговорил он.
Вырвал седину, скатал комочек, брезгливо отбросил от себя. Взгляд механически последовал за комочком; волос легко упал, и как живой шевелясь, вытянулся струной.
Мужчина нахмурился.
Взгляд упал под ноги.
«Что это?!» — раздраженно воскликнул он. Клок кожи, болезненно сморщившись, уродливо свисал на носке одного из комнатных туфель. В окружении лакированных складок кожи раковина создавала впечатление иронически улыбающегося рта, язвительно высунувшего язык. Другой, по прежнему здравствующий, придавал изувеченному неприглядный вид, как будто он обогатился потерянной красотой собрата, почему и выглядит гораздо лучшим.
«Оба были хороши, а теперь…» — тяжелый вздох глубокой горячи сопровождал слова.
Ох, эти белые незабываемые времена?!
Когда-то орел-парень, для всех просто Андрей — красивый, молодой, сильный, своей привлекательной наружностью воспламенял многие взоры огнем обожания. Бывать с Ириной, как тогда говорилось «в народе», где нет-нет, да ухо уловит «хороши», «пара хоть куда» или «великолепны» захлестывало сердце гордостью и счастьем. Самый ревностный поклонник телевиденья. И, пожалуй, трудно сыскать второго мужчину из супружеской четы, кто бы так стремился к домоседству, как Андрей Иванович.
Легкая поступь шагов, шелест штор за спиной вернул мужчину из области воспоминаний к яви жизни. В зеркале трюмо возникло, изображение, женщины, облеченной в пижаму расцветки ярких узоров. Глаза мужчины, пугливой, тенью пробежала по лицу, скулы сковались, как в судороге, весь подался, взглядом впиваясь в отражение.
Шелковая ткань пижамы плотно облегала фигуру женщины, переливаясь на изгибах мягкими тонами, выразительно выявлял всю полноту красоты форм стана.
Гордо поднятая голова, высокая упругая грудь, на которою свисали большие темные, на концах расплетенные косы, ясный взгляд больших голубых глаз в веере длинных ресниц на красивом, лице придавали женщине сходство со сказочной красавицей.
«Андрюша, завтракать…» — ласково прозвучал грудной голос.
Отражение тепло улыбнулось, мужчина кивнул головой.
Женщина ушла. Мужчина мутным взором посмотрел на свое отражение. Взгляд уперся
