его в плечо. - Засеиваешь кому-то полянку? Пошурудила уже кто-то твоей маслобойкой? Сделала тебе взбитые сливки? Пустил местной доярке своего козлика в огород? Штурмовал уже чьи-нибудь крепостные ворота?
Бен ещё раз потрепал Генри по волосам и, гордо неся пузо вперёд, ушёл на винокурню, покрикивая на работяг. Его рабочие уже загрузили на телегу бочку, предназначавшуюся для «Трёх котов» и Генри и запрыгнул на козлы.
Осведомлённость дяди Бена обескураживала. Да, именно так всё и было. Сегодня Большая Игра. Традиция летней ярмарки с незапамятных времён, когда все лучшие и сильные игроки в «пять карт» сходятся в трактире «Луна и грош». Игра идёт серьёзная и по-крупному. Восемь столов, по десять игроков. С каждого по десять золотых. Победитель забирает всё, проигравший получает кружку пива на прощание. Сколько Генри себя помнил, он играл в карты. Дядя Бен и научил его. Он явно был когда-то хорошим игроком, но Генри никогда не видел, чтобы тот играл с кем-то кроме семьи. Он часто вспоминал, как они сидели по ночам в пустующем трактире при свечах с его отцом, кидали карты, лениво играя на яблоки. Генри подозревал, что дядя Бен, возможно, на выигранные в карты деньги и открыл свою винокурню, отдав часть младшей сестрёнке (матери Генри) на покупку харчевни, но эта тема никогда не поднималась в их семейном кругу.
Новички считают, что в «пять карт» всё зависит только от удачи. Настоящие же мастера игры, вроде Генри, знают, что истинный профессионализм в том, насколько хорошо ты видишь своих оппонентов. Подёргивания глаз, приподнятая бровь, всё это позволяет читать карты противника, как священники читают старые рукописи. И у Генри, чёрт возьми, настоящий, природный талант к этому. Чтобы там не говорил дядя, сегодня Большая Игра, которая изменит всё.
Остаток дня прошёл как в тумане. Генри помогал разносить заказы по столикам, вращал вертел жаровни и наливал пиво в кружки, всё время нервно поглядывая за окно. Когда же солнце близилось к горизонту, пора было выдвигаться. Под благовидным предлогом Генри улизнул к себе в чердачную каморку. Из-под фальшивой потолочной балки он достал кожаный мешочек, в который были уложены десять золотых монет - целое богатство. Год за годом он копил и откладывал, выигрывал медяк за медяком, пока это не позволило ему собрать такую феноменальную сумму. Генри бережно убрал мешочек за пазуху. Но сегодня, сегодня! Сегодня он превратит эти десять жёлтых неровных кругляшков в восемь сотен полновесных монет. Все беды и печали останутся позади. Теперь не он будет бегать с подносом, а для него. Лучшие девчонки будут кормить его виноградом с рук, лучшие вина и мясо, всё только для него. Сегодня… Генри снял доску с пола и достал из тайника холщовый мешок, закинул его за плечо. Пора. Сегодня его жизнь изменится.
Он спустился вниз. Мать таскала подносы с кружками. Отец, под общий хохот, за шкирку выкидывал надравшегося в хлам сапожника. Генри тайком улизнул из харчевни, ещё не зная, что вернуться ему сюда будет уже не суждено.
Удар об воду вышиб из Генри весь дух. Боль была такая, что на секунду он подумал, что ошибся и прыгнул не в сторону – вместо гнилого крепостного рва угодив прямо на мокрую городскую площадь. Темнота и холод окутали его со всех сторон.
«Может, я уже на том свете, пирую с богами?», с надеждой подумал Генри, но не тут-то было.
Ледяная вода и боль обжигали его с такой силой, что никаким блаженством посмертия тут и не пахло. Генри отчаянно забарахтался, пытаясь в темноте понять где верх и где низ. Каким-то чудом он сумел всплыть и ухватился за скользкий берег крепостного рва. С вершины крепостной стены неслись вопли и ругань. В голове так шумело, и вода так залила уши, что слов было не разобрать, но Генри и не хотелось дожидаться, пока его преследователи спустятся вниз, что сказать ему то же самое, что и на верху, только теперь приватно на ушко. Застонав, он вытянул себя из воды. Его била дрожь, дыхание вырывалось из лёгких с хрипом, как из порванных кузнечных мехов, а боль была такая, будто всё его тело разом ударили доской. Генри кое-как поднялся на ноги и петляя побежал прочь.
Всю первую половину суток лил такой силы дождь, что день нельзя было отличить от ночи. Генри, усиленно отгонявший от себя воспоминания о прошлом вечере, бежал вперёд, как загоняемый собаками заяц. Путь его без остановки продолжался до той поры, пока он не наткнулся на старый обвалившийся амбар. Генри залез в развалины, стянул и выжал мокрую одежду, укутался в какую-то рваную дерюгу, укрылся склизкими досками и гнилой соломой, и от усталости мгновенно заснул.
Снились ему четыре карточных короля, каждый из которых превращался в Змеиного Глаза, и они гнались за ним по всем городским трущобам. Генри проснулся от липкого кошмара, натянул мокрую рубаху и пошёл дальше. Идти ему было некуда. Домой возвращаться было нельзя. Теперь у него нет дома, нет семьи, нет денег. Ничего не осталось. Удалось ли Щербатому тоже улизнуть? Заварушка пошла такая, что на него могли и внимания не обратить, а он, после того как лишился зубов, стал поумнее, чем был. Если только тоже не бросился хватать золото с пола. Что там с родителями? Погорюют, наверное, немного, да и забудут благополучно. Найдут кого-то более расторопного, чем Генри, чтобы он им помогал в таверне. А вот дядя Бен загрустит, скорее всего. Он же предупреждал, что ничего хорошего не выйдет и тысячу раз был прав…
Генри поёжился и тряхнул головой, отгоняя лишние мысли. Ничего не оставалось. Он вернулся на дорогу. Идти было некуда, но в том, чтобы идти куда-то, был хоть какой-то смысл, чем оставаться на месте. Генри мерно месил дорожную грязь и единственным утешением его оставалось то, что дождь прекратился. Через несколько часов он увидел, что его не спеша догоняет телега. Лошадь, худая и печальная, больше походила на без пяти минут кусок мыла, возница же оказался старым дедом с длинной спутанной седой бородой до пупа.
- Боги в помощь, - окликнул он Генри.
- И тебе не хворать, отец, - отозвался Генри.
- Тпру, стой, окаянная.
Лошадь остановилась.
- Куда путь держишь, странник?
Генри только плечами пожал.
- Куда-нибудь.
Старик покивал.
- Хорошее направление, я и сам там
