что их жизнь – розовый идеал. Они заслужили идеала: Кен – через многолетние поиски настоящей Барби среди фальшивок из их класса, а Барби – через перенесенную боль и медленное осознание, кто она на самом деле. Но оставалась еще одна преграда – фильм подсказал ей – хотя после всех их испытаний она казалась теперь настолько незначительной, что и упоминать об этом не стоило. Она все решит сама, не будет беспокоить любимого. Она сделает «хэппи-энд», и в титрах будет первой… нет, она будет второй, после своего милого Кена, потому что без его настойчивости Барби так бы и осталась куском мяса по имени Варвара…
***
Одна нога почему-то не заживала. Пластик на ней посинел, покрылся пузырями, сочился сероватой жидкостью и дурно пах, словно на заводе при производстве не соблюли требования по материалам. Ходить Барби не могла – она целыми днями лежала на кровати в ожидании, когда придет Кен и развлечет ее своими мечтами и просмотром фильма. Проклятые туфли никак не налезали на опухшую ногу, расстраивая Барби. Да и превращение происходило тяжело: мышцы, готовые стать мягким пластиком, беспрестанно подергивались; кишечник уже с трудом переваривал человеческую пищу; язык еле ворочался, а зрение падало.
Ей нужно было торопиться. Она чувствовала, что время ускользает. Кен с каждым днем становился все мрачнее. Он перестал хвастаться обновками и стал реже заходить к ней в комнату. Она не хотела оказаться поддельной куклой без волшебного значка ®, не хотела отправляться на переработку вслед за своими одноклассницами.
***
Кен хмурился. На его еще недавно гладком пластиковом лице прорезались морщины, выкрашенные жемчужным цветом зубы поблекли, а стекло глаз помутнело.
Он сел на край кровати и мрачно посмотрел на Барби.
– Милая, послушай, я должен тебе кое-что сказать…
Она приложила пальчик к его нежным губам и прошептала:
– Дай мне несколько минут, а потом скажи все, что хочешь.
Кен замер.
Она положила руку на идеальную грудь Кена, показывая, что ему нужно лечь. Он послушался. Барби подтянулась к паху своего любимого и расстегнула ширинку.
– Что?..
Барби не слушала его. Она знала, что делает. Только искренняя любовь могла спасти их обоих, привести к Дому мечты®. Любовь и полное доверие.
Ей понадобилось несколько секунд, чтобы привести член Кена в рабочее состояние. Ей нравился звук участившегося дыхания. Она заглатывала так глубоко, что перехватывало дыхание. Она то ускоряла, то замедляла темп, вынимала член изо рта и начинала его вылизывать, словно самый вкусный на свете леденец. Ей казалось, что член Кена сделан из особого пластика – с примесью афродизиака, если такое вообще возможно.
– Кен.
Она и сама с трудом разобрала то, что произнесла с заткнутым ртом. Но Кен услышал.
– Да… да, милая… да…
Она освободила рот и продолжила работать рукой.
– Кен, я должна тебе это сказать. Ты почти совершенен, но не до конца… Я помогу тебе измениться, и тогда мы будем жить долго и счастливо…
Она почувствовала, как набухает и пульсирует пластик, готовый вот-вот извергнуть литьевой полиуретан прямо ей в лицо.
– Да, милая, да… Я согласен…
Она едва не захлебнулась от восторга. Он был готов. Все же она оказалась права. Их спасет любовь и доверие. Любовь и доверие. И соответствие канону.
Увидев в руках Барби свой скальпель, Кен широко улыбнулся и кивнул. Затем начал содрогаться в мощнейшем оргазме. Брызнуло белым. Барби замахнулась и опустила скальпель. Еще и еще раз. Белое смешалось с красным, образуя розовое.
***
Они лежали на кровати и смотрели «Барби» с Марго Робби и Райаном Гослингом. На этот раз они проваливались в розовые «кенобарбиталовые» мечты вместе – только он и она, Кен и Барби. Иногда они выныривали в реальность, где над ними кружились мухи, а от ее влажной гангрены и его гангрены Фурнье воздух в комнате превращался в невыносимый удушливый смрад, но с каждым просмотром это случалось все реже. И все дольше они находились в своем Доме мечты® у моря.
Под светом игрушечного солнца
они играли в бадминтон,
кушали мороженое,
выгуливали собачек
и смеялись.
Без конца смеялись,
потому что их жизнь
– розовый идеал.
До тех пор,
пока не закончились
титры
Зинаида Никитина – «Митин остров»
Отец обещал им Рай, а Митя безбожно этому верил.
В салоне авто на полную громкость играл K-поп. Вновь и вновь иностранная певичка призывала расправиться с любовью. Лена, младшая сестра Мити, тихонько подпевала:
«Gotta kill this love
Before it kills you too…»
Ни слащавая мелодия, ни пролетающие в окнах стволы сосен не привлекали Митю, крутящего в руках дедов приемник. Зрачки бегали по его исцарапанному корпусу. Сердце в юной груди колотилось. Еще маленьким Митя заприметил его в секретере и только сейчас папа согласился его отдать. Он думал, как же эта штука работает, ведь ни батареек, ни порта для зарядки не было. За радостью Митя даже не заметил, как побледнело лицо его матери.
– Мама, почему ты дрожишь? – раздался тоненький голосок Ленки.
– Просто неспокойно мне… – шепотом ответила мама и вновь потянула в рот обкусанный в мясо палец.
Матери с трудом давалось каждое слово, поэтому обычно она предпочитала молчать. Папа на это говорил: «Просто женщине не была дана душа, поэтому разума в ней мало». Хотя Митя не совсем его понимал. Вот бойкой Ленке хватило бы одной своей души на целую роту солдат. Может быть, она просто маленькая? А когда вырастет, станет такой же «беспокойной», как ее мать?
Хотя о чем вообще говорить? Скорый отъезд ударил по всей семье. Сахалин покидать не хотелось. Митя только освоился в новой школе. С его интровертной натурой тяжело удавалось найти друзей, но, казалось, он вписался в компанию местных «задротов». К тому же Ленка вся разнылась и извелась. Говорит, не хочу и все. Подружки у нее.
Но у отца были свои планы. Они посылали того все дальше и дальше от Москвы, а он тянул семью за собой. «Семья должна быть вместе» – так отец говорил.
Двигатель внедорожника замолк, когда звук волн, разбивающихся о скалы, стал отчетливым. Джип со скрипом и визгом пробился на дикий пляж, выехав к самой кромке воды. Стоило Мите ступить на влажную гальку, как ему в лицо пахнул резкий аромат водорослей. Темные воды моря безрадостно приветствовали четырнадцатилетнего подростка, отмахиваясь гребнями волн. С ненавистью они орошали белой пеной пристань, сколоченную из серых досок.
– Такое ощущение, что мы не в Рай, а в Ад
