тот момент. Нас не пускали домой, мы побежали в милицию, но там с этой историей не захотели связываться. Они намеревались вызвать опеку, а мы испугались, что меня сдадут в дет дом. Все же Сергей еще подросток, а я была мелкая. Опекуном как раз хотели назначить родственника, который нас выгнал. Если честно, я очень плохо помню, что тогда происходило. Не помню, почему мы сбежали из отделения. Брат тогда так тяжело дышал, он был так напуган… Мы были детьми, совсем растерялись… Даже позвонить друзьям не могли — в то время не было мобильных телефонов. Поэтому брат помчался в здание, где сидели адвокаты. Очень дорогие адвокаты, которые вообще не занимались делами, подобными нашим — другой профиль, но мы вбежали в здание с такими глазами… Я вся зареванная, брат тоже плакал. Он молил о помощи, помню, что от ужаса упал на колени, не в силах больше стоять. Нас принял хозяин этой фирмы. Дядя Юра выслушал, долго молчал и представляешь, он нам помог. Просто так, не попросил ни копейки. В итоге выяснилось, что на самом деле квартира принадлежала только нам и родителям. Все доли были выкуплены, хотя это довольно грубое объяснение и тогда это иначе все называлось. На время суда он принял нас к себе. Сергею пришлось бросить институт, он принял решение временно приостановить образование, заработать денег уже мне на учебу, чтобы я никогда не чувствовала себя чем-то обделенной. Дядя Юра и в этом ему помог, он видел, что братик обладает особым талантом — Сергей прекрасный художник, предложил ему стать подмастерьем одного ювелира, только-только открывшего свое дело. Платили там очень мало, но в итоге брат не смог отказаться от предложения. Он многому научился, в то время ювелирное дело стало развиваться и эта фирма стала зарабатывать много денег, принимая все больше заказов. Я спокойно закончила школу. Благодаря тому, что брат оплачивал все расходы на мое дополнительное обучение, я поступила в институт, вечерами подрабатывала в кафе и просто влюбилась в эту атмосферу… Я всем сердцем мечтала, что когда-нибудь я открою семейное дело, что смогу отблагодарить брата за все то, что он для меня сделал. В итоге в свои двадцать семь лет у меня появилось собственное кафе. Брат к тому времени женился на Марине и безумно мечтал о детях. Ты себе даже не представляешь, как он плакал, когда узнал, что она беременна. Он так долго ждал рождения Полины, столько раз рассказывал мне о том, как мечтает научить ее плавать… Кстати, Марина тоже сирота. Она тоже рано потеряла родителей, а связи с дальними родственниками не сохранились.
— И что произошло потом? — Я не смотрела на Лиама. Не могла, потому что знала, что расплачусь. Опустив голову, прикрыв лицо волосами, я тихо проговорила:
— Был день выписки. Мы ехали в машине домой. Марина сидела со мной рядом, придерживая малютку, Сережа мечтал о том, как в первый раз искупает дочку в ванночке с большими яркими наклейками, а потом все резко потемнело перед глазами. Последнее, что я запомнила, это ощущение полета и острую боль в виске. В нас врезался грузовик на неполной скорости — водителю стало плохо, он умер от сердечного приступа прямо за рулем. Такое невозможно было предугадать. Грузовик вынесло на встречную полосу, мы даже ничего понять не успели. Мне повезло больше всех — я отделалась ушибами и переломом ребер. Марине перебило позвонки, она не может ходить и теперь прикована к инвалидному креслу, хотя шансы на восстановление есть. Она уже чувствует боль в правой ноге и каждый день проходит реабилитацию. В момент удара она успела заметить, что что-то мчится в нашу сторону. Среагировала инстинктивно, заслонив собой Полину, поэтому дочка почти не пострадала. Сейчас она наблюдается у остеопата, но больше для успокоения Марины, а вот брат… Брат до сих пор не приходит в сознание. Он пострадал сильнее всех нас вместе взятых. Было проведено несколько операций на позвоночнике. Можно сказать, что его собрали по частям… Но он не приходит в сознание. Чтобы его прооперировали повторно пришлось заплатить. В конечном итоге я продала двухкомнатную квартиру, купила себе однокомнатную, а остаток пошел на лечение, но этого не хватило. Потом я продала кафе и оплатила еще одну операцию, в которой была бригада врачей из Германии, после которой состояние брата стало стабильным, но он так и не пришел в себя. Знаешь, Лиам, в своей жизни я уже многое испытала, но я не понимаю, за что ты меня ненавидишь? Что такого отвратительного произошло в моей жизни, что моя работа в кафе, которое я в итоге вынуждена была продать сквозь дикую боль и слезы, просто отодрать от себя, вырвав почти что вместе с сердцем, вызывает в тебе столько отвращения?
Лиам смотрел на меня огромными, ничего не понимающими глазами. Он молчал и было видно, что эту историю он слышит впервые. Я больше не могла разговаривать, меня трясло, из глаз катились слезы, но когда мужчина сел ко мне рядом и крепко обнял, меня прорвало. Уже давно в своей жизни я не рыдала так сильно. Вся та накопленная боль, что сидела внутри, внезапно вырвалась наружу и сдерживать ее просто не было сил.
В ту ночь я уснула у него на коленях. Помню, как Лиам накрыл меня своим теплым пледом и осторожно гладил по волосам, мягко прикасаясь к шее и щекам.
Я свернулась калачиком, словно маленький щенок, и прошептала:
— Я согласилась на этот брак, потому что меня Ира уговорила. Если бы не она, я бы сейчас скорее всего продала свою квартиру и стала бы жить у Марины с Полей в комнате.
— Почему ты не жила вместе с невесткой?
— Она не захотела. Когда Марина лежала в реанимации, я ухаживала за Полей. Она сказала, что если я еще и с ребенком буду помогать, то возможно придется готовить два места на кладбище.
После этого мы больше не разговаривали.
Я не выдержала и уснула. Лиам так и продолжил гладить меня по голове — я все еще чувствовала тепло, исходящее от его широких мягких ладоней.
* * *
— Что это? — просыпаться во время обеда было не самой лучшей идеей, но после ночных откровений странно, что я не проспала целые сутки.
Очнулась я в своей постели, вот только Лиам лежал рядом, поверх одеяла. Он читал книгу, поправлял очки в тонкой праве и постоянно вздыхал.
На прикроватной тумбе лежали папки с бумагами, которые
