Гунар Робертович осветил свои часы, и мы стали спускаться.
— Был с нами случай, — продолжал мастер. — Приехал профессор из ГДР, седой, солидный. Он играет, а мы с моим помощником сидим и дрожим. Орган играет в полную силу — и вдруг слышим, где-то гудит, но пока тихо. Пошли внутрь органа. А когда орган играет в полную силу, внутри как во время бури, урагана в море. Как найти эту проклятую ноту — тогда опыта не было, — это сейчас я с закрытыми глазами найду любую ноту, смотрю на руки играющего и сразу пойму, где что случилось. Так вот, надо было найти. Кричу напарнику: «Иди смотри соль малой октавы». Он пошел к трубе и говорит: «Да, клапан задевает». Расшатал его, покрутил. «Можешь опустить», — говорит. А я держал в это время за тягу. Все это произошло за две минуты. Я угадал интуитивно. Пришли, сели на свое место. Как раз немец кончил играть. Подходит к нам и говорит: «Я старый профессор, много знал хороших мастеров, но не видел, чтобы на таком большом органе моментально устранили дефект».
А мы всего две недели работали самостоятельно...
Наконец мы вышли на свет. Закрывая за собой створки с барочной резьбой, я вдруг осознал, что держусь за творение рук мастера из 1601 года. Деревянные листья, покрытые бронзой, казалось, окостенели от времени. Все еще трогая дерево, подумал, что есть выражение: «металл устал», и действительно, вдруг он ломается. Интересно, устает ли дерево?
Старое дерево. И я спросил об этом.
— Старое дерево не устает, если, конечно, быть внимательным к его среде... — сказал мастер, сел за кафедру и заиграл.
Вдруг все загудело, пришло в движение; казалось, звуки возносились к куполу собора и осыпались вниз. Это была короткая вспышка. Ураган звуков.
— Я хотел показать вам полное звучание, — сказал мастер и поднялся, но тут же сел, нажал на ножную клавиатуру.
Прогудела низкая профундовая нота. Продержав немного, послушал и пояснил:
— Это фундамент.
На улице было солнечно, и земля, свободная от брусчатки и строений, зеленела. От проливного дождя остались лишь редкие лужи.
— Пойдемте, — сказал вдруг Далманис, — я вам покажу первый дом, где чистил дымоходную трубу.
Мастер в тяжелом и длинном пальто ссутулился еще больше. Мы пересекли площадь, на которой уже лежали тени островерхих домов, и, когда вошли в узенькую кривую улочку, я снова увидел статного человека с зонтом в руке. Он шел нам навстречу, на солнце его высокий накрахмаленный воротник блестел, как броня. Пройдя мимо нас, он так же, как и утром, с достоинством коснулся шляпы и важно сказал:
— Свейки.
— Откровенно говоря, — признался я Далманису, — утром, встретив на площади этого важного человека, принял его за вас.
— Если бы я был такой полный, не смог бы даже повернуться внутри органа. Он сторож...
Еще издали мастер показал на зеленый дом. Крыша у него была черепичная, с несколькими каменными дымоходными трубами.
— Я тогда чуть сознание не потерял. Идет из трубы горячий дым, едкий газ, из глаз слезы текут, а сам еле стою на ногах, ловлю воздух. Старый мастер смотрит на меня и заливается смехом...
Мы подошли, постояли. Дом как дом. Толстостенный, двухэтажный, с небольшими глубокими окошками. На стене дощечка: «Охраняется государством. Памятник XVII века».
— Пойдемте выпьем по чашке кофе, — предложил Далманис, — и по маленькому бальзаму... Я думаю, мы сегодня заслужили.
Надир Сафиев
Май Шевалль и Пер Вале. Подозревается в убийстве…
Продолжение. Начало в № 5, 6, 7, 8.
Монссону и Кольбергу пришлось жарко. Стиг Мальм всю среду не давал им покоя; одно утешение — начальник оперативного штаба сидел в Стокгольме и мотал душу из подчиненных по телефону: «Что нового?», «Машина найдена?», «Убийца опознан?»
— Теперь у нас появились кое-какие данные, — сказал Монссон.
И немного погодя:
— Нет, не стоит... Гораздо лучше, чтобы розыск велся централизованно, чтобы все нити сходились в одних руках... Да-да, мы позвоним...
Монссон положил трубку.
— Грозится приехать сюда. Если будет летная погода, может за два часа до нас добраться.
— Только не это, — с тоской произнес Кольберг.
— Не принимай всерьез все, что он говорит, — ответил Монссон. — К тому же скоро дело пойдет. И вообще он не любит летать, я это давно заметил.
Монссон оказался прав. Мальм не прилетел, а в четверг утром дело пошло.
Кольберг провел беспокойную ночь, а после завтрака — двойная порция яиц и ветчины — настроение немного поднялось. На душе у Кольберга было уже веселее, когда он поднялся на второй этаж полицейского управления, чтобы услышать от Монссона утренние новости. По пути он заметил на рекламных листках всех газет набранные огромными буквами слова: «УБИЙСТВО ПОЛИЦЕЙСКОГО».
— Привет, — сказал Монссон. — Нам теперь известно, кто стрелял в Гектора и Элофссона.
— Кто?
— Покойника звали Кристер Паульсон. В центральной картотеке отпечатков пальцев нашли наконец нужные сведения. В задержке, как всегда, виновата электронная машина.
Электронная машина. Кольберг вздохнул.
— Кроме того, мы нашли «шевроле». Он стоял за старым сараем на участке одного крестьянина в районе Веллинге. Хозяин участка говорит, что машина появилась там еще в воскресенье, но он думал, что просто кто-то захотел избавиться от старого рыдвана. Он читал в газете объявление о розыске, но ведь там, черт возьми, все неверно указано — номер, цвет, марка машины. Бенни отправился туда, скоро доставит ее.
Кольберг хмыкнул в ответ и спросил:
— А что нам известно про этого Кристера Паульсона?
— Довольно много. Только что вышел из заключения. Всего двадцать четыре года, а на счету уже не одна судимость. Уроженец центра страны, но некоторое время жил в наших краях.
— И умер...
— Да. Гектор застрелил его. То, что называется самообороной. Пожалуй, и все. Есть заключение психиатра, он считался неврастеником...
Монссон заглянул в какую-то бумагу.
— Вот. Антиобщественные наклонности. Бунтарь. Без специального образования, нигде не работал. Но актов насилия не совершал, хотя у него и раньше находили оружие. Еще он был наркоманом.
Кольберг снова вздохнул.
В «зажиточном государстве» развелось столько людей именно такого рода, что всех и не сочтешь. Но что еще хуже: никто не знал, как с ними быть.
Полицейские решали проблему очень просто — били дубинками по голове, а потом еще добавляли кулаками в участке.
— Интересно, стал бы он стрелять, если бы Гектор не размахивал своим пистолетом? — произнес Кольберг.
— Что ты сказал?
— Ничего. Просто размышляю вслух.
Помолчав, Монссон снова заговорил:
— Я ведь слышал. Я и сам об этом думал. Думал, да бросил. Ведь ответа все равно не получишь.
— Тебе приходилось в кого-нибудь стрелять?
— Приходилось. Один раз. Корова улизнула с бойни и убежала в город. Тогда еще трамваи ходили, и эта животинка напала на грузовой трамвай на мосту. Этакий бой быков... Нет, теперь я никогда пистолет с собой не беру. Тут лежит, — он пнул ногой ящик письменного, стола. — К тому же у меня зрение паршивое.
— А про Каспера нам по-прежнему ничего не известно, — заметил Кольберг.
— Ничего, но у нас есть две хорошие зацепки. Во-первых, потолкуем с приятелями этого Кристера Паульсона. Если только это даст что-нибудь. Нынче молодые какие-то странные пошли.
— Зависит от того, кто с ними говорит, — возразил Кольберг.
— Во-вторых, в машине должны быть отпечатки его пальцев. А может, и еще что-нибудь.
Монссон барабанил пальцами по столу.
— Этот Кристер Паульсон явился сюда из Стокгольма, — продолжал он. — Типично. В столице жизнь до того невыносимая, что даже лиходеи бегут. Бегут и безобразничают тут, у нас.
Монссон, пожалуй, кое в чем был прав, но Кольберг ограничился тем, что пожал плечами.
Зазвонил телефон.
Монссон сделал красноречивый жест рукой:
— Прошу. Твоя очередь.
Кольберг с унылой гримасой взял трубку.
Но на сей раз звонил не Мальм, а Бенни Скакке.
— Привет, — поздоровался он. — Я еще в Веллинге, жду аварийную машину. Похоже, бензобаки пусты, но машина та самая, никакого сомнения. В ней лежит краденое.
— Ты там поосторожнее, не насажай своих отпечатков, — предупредил Кольберг.
— Не бойся, не насажаю. Тут еще одно дело, я хотел сообщить...
— Валяй, парень, выкладывай, — подбодрил его Кольберг. — Что там у тебя?
— Понимаешь, хотя Веллинге и входит в наш участок, на самом деле это что-то вроде старой деревни, где люди знают все друг о друге.
— И что же ты узнал?
— В воскресенье у здешнего жителя угнали машину. А заявил он об этом только вчера. Собственно, даже не он, а его жена.
