место на качелях.
А я ушла в дом.
Достала из холодильника вино. Не, так и правда сопьюсь, — посмотрела я на запотевшее стекло, поставила какое-то там Шато на место и вернулась в сад с книжкой в руках.
У родителей на книжных полках, оказалось, можно найти всё что угодно, даже «Кодекс самурая».
Ещё я принесла плед, подушку. Уютно устроилась на диванчике в тени, собираясь не столько читать, сколько трепать себе нервы или дремать — как повезёт.
«Путь Самурая — это прежде всего понимание: ты не знаешь, что может случиться с тобой в следующий миг. Подлинный самурай не думает о победе и поражении. Он делает, что должен — бесстрашно бросается навстречу неизбежной смерти».
Я отложила книгу. Мне, конечно, ближе Первый Закон Стиральной Машинки: всё бельё оказывается в пододеяльнике. И Второй: как глубоко не засовывай джинсы, их железная пуговица всё равно будет долбиться о стекло. Но сегодня прямо хотелось чего-то японского: харакири, например.
— Вадим, можно тебя? На пару слов, — постучала я по диванчику рядом с собой. И остановила его девушку, что хотела деликатно оставить нас вдвоём. — Марин, не уходи.
Вадик бухнулся рядом, поднял книгу.
— Да, нелегка самурайская жизнь… Но делать себе харакири… Обидно, поевши пельменей... — усмехнулся он, словно прочитав мои мысли, и отложил в сторону «Кодекс».
— Вадь, что случилось с Гариком на самом деле? — спросила я. — Он решил свести счёты с жизнью? Горы. Снегопад. Он один. Обрезанный страховочный трос.
— Есть такие подозрения, — тяжело вздохнул Вадим. — И он меня, конечно, убьёт, если я расскажу…
— Давай я. Меня не убьёт, — сказала Марина.
Хрупкая как птичка, маленькая, худенькая, она села рядом на самый краешек, но этот медведь Вадик сгрёб её лапищами и подвинул к себе поближе.
— Это, конечно, слухи, — посмотрела она на меня. — Он же скрытный, Ротман, клещами не вырвешь, поэтому правду никто не знает. Но слухи ходили. В общем, у него тогда была девушка. Студентка. Совсем юная, хорошенькая, умненькая. Говорят, он её очень любил. Но... она ему изменила. Как-то тупо. Совсем нелепо. То ли по пьяни на вечеринке с сокурсником, то ли с каким-то преподавателем-профессором. Пыталась скрыть, как-то уладить. Но Гарик узнал. И как мы поняли, не смог это пережить. Или не хотел с этим жить. Потому что и с ней уже не мог, и без неё — не мог.
— А как её зовут, ты знаешь? — нахмурилась я.
Это были плохие новости. Очень плохие. Я, конечно, не спец в психологии, но попытка суицида — это как первый раз попробовать наркотики. Потом тянет «ещё». Или, говоря научным языком: существует высокая вероятность повторной попытки.
— Я — нет, — покачала головой Марина.
— Вадик? — повернулась я. Тот ковырял пальцем диван с таким видом, словно он рассказал бы другую историю, но спорить не стал. — Ва-а-а-дик!
— Кристин, — скривился Вадим. — Что тебе это даст?
— Ну, Ва-а-дичка, — сделав брови домиков, сложила я руки умоляя. — Мне, правда, надо.
— Аня, — выдохнул он. — Её зовут Аня. Анна Ясницкая.
— А где она училась?
— Она и сейчас там учится. Как раз идут выпускные экзамены, защита дипломов. Наши в универе на прошлой неделе снимали репортаж, посвящённый году зоологии. Брали интервью у декана, ректора, студентов, фотографировали каких-то улиток. И она там была, рассказывала о своей дипломной работе. Хотела подойти. Может, спросить, как Гарик, не знаю. Мне было некогда, опаздывали на следующую съёмку, поэтому я только поздоровался, и мы потащили аппаратуру.
— Ты же технический специалист, — удивилась я. — Я думала, ты в студии сидишь, обеспечиваешь телерадиокомпании эфиры.
— И в студии, и не в студии, — махнул Вадим. — Всяко бывает. Зачем тебе его бывшая подружка? — скривился он и покачал головой, словно это ничего не даст.
— Долгая история, Вадим. Но если вкратце: потому что я добрая сострадательная девочка. Я понимаю, что Гарик нам всем родной, и мы за него переживаем. Но кажется, ему нужна девушка. Настоящая девушка, а не то, что он за неё выдаёт. А мне надо искать другую квартиру, — выдохнула я. — Иначе мы с ним поубиваем друг друга.
— Кажется, вам надо перестать уже изводить друг друга, — покачал головой Вадим.
— Нет, — предвосхитила я его слова.
— Да, Крис, и быть вместе, — уверенно подытожил мой старший брат и встал, давая понять, что разговор окончен, а приговор обжалованию не подлежит. — Ты его любишь. Всегда любила. А он любит тебя. Прости уже его, наконец.
Я обессиленно откинулась к спинке. Проклятье! Как будто колдуна не хрен послала — как сговорились все. Ну как объяснить-то, что не будет Гарик со мной счастлив.
Да, любила. Но искры, что летят между нами до сих пор — не огонь, а когда молотом по наковальне: он твердолобый, я упрямая.
Да, сохла по нему дольше, чем мне хотелось бы. Но простить… да не за что уже!
Выздаравела. Или выздоровила. В общем, нипадохла.
Отболело. Отмучилось. Истаяло.
Да, обещала выйти за него замуж, если он встанет на ноги. Но он же умный, ему хватит мозгов не делать мне предложение. Потому что я ведь соглашусь. Но лишь для того, чтобы бросить его у алтаря. Пусть почувствует, каково было мне, когда я открыла дверь и увидела его целующим ту девицу, с которой он пришёл.
Он разбил мне сердце. И знает об этом. И знает, что я его брошу. Знает, что ничего уже не будет.
Очень надеюсь, что знает. Очень надеюсь, что я не ошибаюсь и на счёт своих чувств.
Потому что на самом деле всё это с Гариком уже неважно.
Я люблю другого человека.
И завтра иду на день рождения к его маме.
Там и поговорим, — вздохнула я и проглотила комок
