У Асами защипало в глазах: слишком, слишком хороший для неё. Она ненавидела себя в данную минуту. Ненавидела и мечтала о Изаму. Потянулась к нему почти неосознанно, но он отпрянул. Решительно положил руку на плечо, уложил на подушку.
— Завтра рано вставать, — сказал спокойно. Чуть улыбнулся уголком рта — она никак не могла привыкнуть к его открытому лицу. К этой безумно завлекающей родинке и тонкому изгибу губ. К тому, что на правой щеке проваливается ямочка, когда он улыбается. Она жадно пила его внешность, не в силах напиться, и понимала, что сейчас, даже открывшись, он слишком закрыт.
Она скользнула по его руке, переплела пальцы. Сейчас бы прижаться к нему, обнять, губами по шее, ключицам. И шептать, как соскучилась, как его не хватает. Но он пропустил её пальцы между своих и вновь закинул руку за голову.
— Спи, Асами. Завтра правда тяжелый день.
Она проснулась на рассвете от того, что жарко. Улыбнулась, поняв, что этот жар исходит от Изаму — во сне он придвинулся ближе, зарылся с головой в подушку, обхватив её руками. Асами осторожно повернулась, залюбовалась плечами, мышцами, которые даже в расслабленном состоянии выглядели рельефно и завораживающе. Так хотелось провести по ним, почувствовать, как они перекатываются под пальцами. Хотелось вернуть того незнакомца из темноты, вернуть Изаму с улыбкой. Вернуть непринуждённость, смех, лёгкость. Вернуть то, что не ценила, пока окончательно не потеряла. Его стена приросла ещё несколькими рядами, и некоторые из них она сложила собственноручно. Асами положила ладонь под щёку и бесшумно вздохнула, а потом потянулась и нежно, невесомо поцеловала сплетение тёмных линий на предплечье.
Когда проснулась снова, солнце уже встало. До будильника оставалась пара минут, и Асами выключила его, чтобы дать Изаму время поспать подольше. Выскользнула из кровати, бросила на спящего последний взгляд.
— Ты меня не разбудила.
В голосе Изаму упрёк мешался с благодарностью. Сна действительно не хватало в последнее время. Асами обернулась — стояла у плиты, жарила блинчики — и улыбнулась: растрёпанный Изаму с мутными после сна глазами выглядел слишком домашним. Слишком её. Слишком тем, что принадлежит только им обоим, их общим воспоминаниям.
— У нас ещё есть время. Хината сказала, что феодалы прибудут к двенадцати.
— Прости, что не сказал, — Изаму вздохнул, садясь за стол. — Я сам узнал только вчера. Слишком много было… разного. Отвлекало от дел.
Слишком много было боли и мыслей, чтобы сосредоточиться.
Асами медленно кивнула, перевернула блинчик и прикусила губу. Злость на себя всколыхнулась и тут же потухла — что толку перемалывать по кругу одни и те же сожаления? Жизнь продолжается, время умеет лечить. Она это точно знала. Сняла сковородку с плиты, поставила перед Изаму тарелку с дымящимися блинчиками и вдруг потянулась и взъерошила его волосы. Он поднял удивлённый взгляд, Асами ответила улыбкой.
— Иди умываться.
— Думаешь, мне это поможет? — Изаму ответил с такой знакомой, небрежной, чуть ироничной интонацией, что сердцу стало больно.
— Надеюсь, — в тон ему ответила Асами.
Сегодня она была сама не своя. Точнее, она была прежней, той Асами, к которой Изаму давно привык. Той, которую уже не надеялся увидеть. Хотелось остановиться и подумать над причинами, вернувшими её. Хотя бы на день, хотя бы на несколько часов, но вернувшие ему прошлое и надежду. Однако времени на это не было: после завтрака Асами закрылась в спальне, зашуршала пакетами. Изаму несколько раз косился на дверь, но входить не собирался, к чему смущать?
А когда она вышла, в длинном струящемся платье, стилизованном под кимоно, подавился воздухом.
— Ты очень красивая, — наконец сказал тихо, открыто любуясь. Бледно-зелёный цвет шелка, белые лотосы по подолу, скромный вырез, открывающий ямочку между ключиц — пожалуй, Изаму впервые видел её такой… роскошной. Невероятно прекрасной и притягательной.
— Ты тоже, — внезапно смутившись, ответила Асами. Подошла, поправила шляпу главы деревни, отступила, придирчиво осматривая. — Так гораздо лучше.
Он медленно кивнул, потянулся к ней, вытащил одну прядку из тугой, гладкой причёски. Опустил на шею, едва задев кожу кончиками пальцев.
— Так тоже лучше, — прошептал, не отводя глаз. Замерев, Асами задержала дыхание, когда его взгляд опустился на губы. Сколько ещё они будут избегать друг друга, оттягивать неизбежное, запрещать себе быть вместе? Сколько ещё будут винить за то, что причиняют друг другу боль, продолжая её причинять? Они смотрели друг на друга, не замечая, как сгустился воздух вокруг, как его не хватает, и дыхание учащается, вырываясь короткими выдохами. И когда Асами была готова сделать шаг навстречу, сократить расстояние между ними до минимума, почувствовать вкус его губ на своих, он вдруг натянул маску.
— Пора идти.
Подавив разочарованный вздох, Асами вложила свою руку в его, переплела пальцы. Касание, такое привычное и нужное, всколыхнуло целый поток тепла, заструилось к сердцу. Асами осторожно провела большим пальцем по его запястью, и он вздрогнул, покосился вопросительно. Но они уже вышли, и всё, что она могла — пожать плечами и улыбнуться.
Пожалуй, впервые в жизни Асами чувствовала себя такой сильной и такой слабой одновременно. Когда шла рядом с ним, улыбаясь прохожим, когда замечала чужие восхищённые взгляды и слушала шепоток за спиной. Такой сильной и такойего. Только сейчас поняла с отчётливой ясностью, что значит быть женой главы деревни. Открыто держать его за руку, зная, что он принадлежит ей. Пусть не до конца, пусть до конца никогда не будет, но сейчас он был только её, и Асами с сожалением думала о том, сколько упустила, не позволяла, не думала. Они действительно были вместе. Муж и жена. Пара.
Вместе. Это слово заставляло сердце сбиваться с ритма, наполняло душу искрящимся счастьем. После месяца, проведённого во тьме, после пустоты, которую она в себя впустила, после добровольного одиночества, когда она отталкивала его от себя снова и снова, Асами чувствовала жизнь в каждом шаге, в каждом взгляде, который он на неё бросал. Это было новое, неизведанное пока чувство, которому было сложно подобрать определение. Асами знала только, что хочет задержать его в себе, пропитаться им, черпать из него силы.
И оно не уходило. Весь день, что она смотрела на Изаму, это чувство только крепло, согревая теплом. А ещё к нему примешивалась гордость. За него, за то, как он ведёт себя, как уважительно к нему обращаются люди. Она гордилась им, наверное, впервые подумав, как ей повезло. Рядом с ней самый замечательный человек в Конохе. А
