истории человеческой тысячи лет, а, может, и миллионы. Вьелась она в природу хомо сапиенсов на генетическом уровне. С чего бы она изменится за раз? Нет, парень, человеческую природу просто так не переделаешь. Еще вопросы есть?
Юрию показалось, что Болт спросил с пренебрежительной иронией и отнес это к разнице в возрасте и жизненном опыте.
— Скажи, Болт, а несколько ипостасей у человека быть может?
— А вот это, правильный вопрос…
Юрий не успел опомниться, как оказался опрокинутым на пол с такой силой, что от удара об бетон затылком брызнули искры из глаз. Сверху на него навалилась обезьяноподобная туша, придавив грудную клетку мощным кулаком. Безобразное плосконосое лицо с выступающими клыками нависло над ним, роняя густую слюну.
— Лик ящера тебе не поможет. Брюхо у него уязвимое. Дернешься — кишки выпущу!
Юрий попытался пошевелиться, но тщетно. Кулак давил так сильно, что трудно было дышать. Его две руки с трудом обхватывали запястье волосатой руки, но не то, что сдвинуть, не в состоянии были даже пошевелить такую лапищу. Можно было лишь вертеть головой, да что толку…
— Как же так? — прохрипел Юрий. — Ты говорил так откровенно, как с другом…
— Запомни, дружба есть только в детстве, а во взрослом мире есть только интересы. А интерес у меня один — в моей камере место только для одного!
«Шахтерская ипостась! Эх, попытка не пытка...» — Юрий чуть не рассмеялся: как же он мог забыть про «рабочий» подарок! Придавившая его лапа хрустнула, стоило ее сдавить покрепче новыми руками, и грузное тело Болта потеряло устойчивость. Упасть ему на себя Юрий не дал — удар в челюсть отбросил старика в другой конец камеры, с грохотом хлопнув об дверь.
В глазах Юрия полыхнуло зеленым пламенем, тело выгнуло дугой и, продержав в напряжении чуть ли не минуту, бросило на пол. Грудь болела, будто на нее наступил слон. Он провел рукой по бокам, ощупывая ребра. К счастью, с ними, как будто, было все в порядке. Юрий приподнялся и посмотрел на лежащего без движения Болта: «Похоже, интерес старика удовлетворен в полной мере, хотя и не так, как он себе это представлял. А у меня тоже есть интерес — побыстрее отсюда слинять. Только бы дверь открыть, а там уж соображу что-нибудь».
Внимая его словам, раздался шум поворачивающегося в замке ключа, и толстая дверь стала медленно открываться. Юрий дунул на пушистика и приготовился ждать гостей в полной темноте.
— Как ты умудрился запереть его в эту камеру? — слышался снаружи раздраженный голос Боровски.
— Вы же не сказали в какую, — оправдывался Шварц.
— В любую, болван, но не в эту!
— Тут их всего две…
Наконец дверь распахнулась и на пороге появился силуэт, по которому можно было предположить, что это Шварц. Он чиркнул спичкой и отпрянул. Спичка погасла и послышались ругательства Боровски, которому Шварц отдавил ноги.
— Что ты шарахаешься, как от привидения. Что ты там увидел?
— Он убил Болта.
За дверью послышалась возня, сопровождаемая приглушенными ругательствами, и в проеме нарисовался силуэт Боровски. Точнее, силуэт Боровски заслонил собой проем. Снова чиркнула спичка, и теперь уже сам ланиста стал внимательно рассматривать лежащего у его ног Болта.
— Хм… Действительно… Ну и слава богу! Если бы его не замочил Драк, его прикончил бы я.
Он брезгливо толкнул ногой труп и крикнул, всматриваясь в темноту:
— Эй, ты там живой?
— Чего надо? — Юрий решил на всякий случай не выходить из своего угла.
«Магит, вот что это было» — вспомнил Юрий свои неприятные ощущения в момент, когда Болт ударился об дверь. Ему все-такие не верилось в его смерть до конца, но, когда это подтвердили Шварц и Боровски… Да, его самого хотели убить, да, вынужденная самооборона, но, тем не менее…
— Ага, живой значит. Есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться!
— Неужели хозяин предлагает свободу?
— Нет, лучше! Я предлагаю тебе путь к свободе. Что толку от просто так упавшего в руки счастья? Никто не сможет не только это счастье оценить, но даже понять, что вот оно, родимое, прямо перед ним. Счастье становится счастьем, если оно выстрадано! Вот жил ты на свободе и не ценил ее, не наслаждался каждым днем. Зато теперь, если получишь свободу, ты будешь ценить не то, что день, а каждый час и минуту, прожитые в ней.
— Чего надо?
— Отлично! Вот теперь я слышу деловой разговор. Тебе надо выступить на арене вместо покоцанного тобой Студебекера. Ему требуется время, чтобы восстановился боевой лик, а его-то как раз и нет. А еще он никак не может оправиться от твоего коварного удара. Так что ты мне, вроде как, должен. Короче, выступаешь — получаешь шанс на свободу, нет — кончишь, как Болт. Выбирай.
— Так бы и сказал… А то — выстраданное счастье, иначе несчастье. Просто приставил бы нож к горлу и вежливо поинтересовался хочу я жить или нет.
— Я хотел, чтобы все выглядело культурно. Так что ты решил?
— Что тут душой кривить — я выбираю путь к свободе. Только как же насчет боевого лика?
— Рад, что ты с нами, а насчет ипостаси… Что-нибудь подберем.
Единственный, кто был недоволен выходом Юрия из камеры, был Шварц.
— Вообще-то, мы думали забрать Болта, — хмуро произнес он, когда Юрий проходил мимо.
— Так забирай, — в тон ему ответил тот, — пока свеженький. Опять проголодался, небось?
— Вам сражаться вместе, а вы разжигаете ненависть друг к другу, — укорил Боровски. — Быстро наружу, нам надо успеть еще тренировку провести.
Двор, куда вернулся Юрий, встретил его начинающими сгущаться сумерками, и порывистым ветром, раскачивающим верхушки деревьев. Похоже, погода начинала портиться, грозя или бурей, или проливным дождем, а, может быть, и тем и другим одновременно.
На этот раз ринги пустовали. Не было никого и рядом с ними. Юрий поежился и бросил взгляд на серое в тучах небо. До шквального ливня оставалось полчаса, не больше.
— Быстрее, — торопил Боровски, — забирайся в центр. Куда же все подевались? Шварц, бегом в каптёрку, тащите тринадцатый номер.
— Тринадцатый? — удивился тот.
— Ты что, оглох? Тринадцатый, я сказал! Бегом!
По-видимому, Боровски умел убеждать. Юрий приготовился к долгому ожиданию, но Гарри и Малибек выскочили с ящиком так быстро,
