же держась за стену, прошлась по коридору и доползла до туалета. Мне повезло. Он находился неподалёку. Напротив кабинета Романа, но чуть левее.
Аппетит к вечеру не вернулся, поэтому на ужин я взяла только кисель. Жидкая субстанция в виде рисовой каши на воде вызвала во мне новый приступ тошноты, из-за которого я решила не рисковать и просто захватила с собой в палату кружку кипячёной воды на случай, если ночью захочется пить.
Перед отбоем в палату снова заглянула Варя. Она принесла градусники. Одна из моих соседок, та, что постарше, в это время вышла в туалет, а та, что помоложе, смотрела в наушниках фильм по ноутбуку.
– Скажите, – спросила я Варю, когда та протянула мне градусник, – а Нина Владимировна – это врач, которая принимала меня утром?
– Нет. Это была Осипова, – на секундочку Варя задумалась, приложив к губам указательный палец, – Изольда Константиновна. Нина Владимировна – другая.
– Изольда Константиновна, – не смогла удержаться от улыбки я. Уж что-что, а имя благодаря холоднючим рукам подходило ей как нельзя кстати. – Но сейчас у меня какой-то третий доктор.
– Да. – Всплеснула руками Варя. – Роман Алексеевич как узнал, что Вас привезли, такой скандал устроил. Сказал, что будет либо сам оперировать, либо вообще никому не даст. Мы даже подумали, что Вы его родственница или vip-пациентка.
– Vip?
– Ну в смысле отец у Вас какой-нибудь шишка.
– Нет. У меня и отца-то нет.
– Да я теперь и сама это вижу. Если бы у Вас кто-то был наверху, Вас бы в общую палату не положили.
И, передав градусник моей соседке, Варя вышла из палаты и закрыла за собой дверь.
* * *
На следующий день я чувствовала себя намного лучше. Спокойно передвигалась по палате и коридору и за обе щёки уплетала жидкую овсянку, которой в конце показалось катастрофически мало. С утра в процедурной мне сделали два укола и сменили бинты. Варя в этот день не работала, и мною занималась молчаливая сероглазая медсестра с родинкой на шее.
Роман пришёл на обход за час до обеда. Сначала поговорил с глубокой пенсионеркой, потом с женщиной, скрывающей свой диагноз, и только в самую последнюю очередь пододвинул свой стул ко мне. Снова задал вопрос о самочувствии и, попросив поднять футболку, потрогал живот. Под его пальцами я сжалась, остро вспоминая утро моего дня рождения.
– Ну, что неплохо, – ободряюще сказал он. – Думаю, завтра обойдёмся только пластырем.
И вышел, больше не сказав ни слова.
– А доктор-то никак в тебя влюбился, – улыбнулась моя соседка. У неё были густые, слегка вьющиеся, но совершенно седые волосы, а ещё очки с толстыми линзами, которые она надевала всякий раз, когда в палату входил кто-то в белом халате. – Беседует вроде с нами, а косится на тебя. Вот что значит молодость!
– Ну, или сложный послеоперационный период, – добавила вторая соседка, вытащив из левого уха наушник.
Покраснев, я прикусила губу и легла на подушку. Мне хотелось домой. Страшно хотелось домой, потому что, находясь в больнице, я вместе с днями теряла и деньги, которые могла получить только одним способом – решая контрольные. Проклятые контрольные были расписаны у меня буквально по минутам. Я жутко боялась не успеть сдать их в срок и временами ловила себя на мысли о побеге и отказе от дальнейшего лечения. И от этого побега меня удерживало только сумасшедшее желание видеть Романа и хоть изредка слышать его голос.
* * *
В воскресенье после обеда, состоящего из куриного супа с лапшой и пюре с котлетой на пару, меня осматривал другой врач. Точнее, врачиха, если можно так выразиться. Та самая Изольда Константиновна. С невыносимо холодными руками. Как только она приблизила их, я вжалась в матрас и стиснула зубы, чтобы не застонать от неприятных ощущений.
– Когда меня выпишут? – спросила я после осмотра. ‒ Я хорошо себя чувствую. Проколы не кровят, да и слабости больше нет.
– Это решает лечащий врач, – отрезала Изольда Константиновна. – Но на анализы Вы завтра записаны.
* * *
Вечер воскресенья прошёл до безумия тихо. Поговорив по WhatsApp с Верой и бабушкой, я принялась читать электронную версию романа «Скарлетт». Книга мне не понравилась. Я «проглотила» её за несколько часов, однако посчитала хоть и качественным, но фанфиком. Лежать было скучно, и я всё чаще смотрела в окно, наблюдая за солнцем и вырастающими под его лучами сосульками.
Утром меня действительно позвали на анализы, померили температуру и вкололи ещё одну порцию антибиотиков, но уже без обезболивающего.
Роман как обычно пришёл в одиннадцать. По традиции сначала осмотрел соседок, а потом кинул быстрый взгляд на мой живот, уже даже не касаясь пальцами.
– Можно мне сегодня домой? – робко спросила я, косясь всё так же на стену рядом с ним.
– Если анализы придут хорошие, задерживать Вас у меня нет причины. Зайдите ко мне после трёх.
В начале четвёртого, переодевшись в одежду, в которой меня привезли на «скорой», я стояла на пороге его кабинета. Он сидел за столом и, упёршись взглядом в монитор, быстро стучал пальцами по клавишам.
– Анализы хорошие, – сказал он, когда я покашляла. – Выписка готова. – И подвинул на край стола какие-то бумаги.
– Когда мне снимут швы?
– На восьмой день. Можно в поликлинике по месту жительства, можно в студенческой, можно у нас. – Теперь, когда мы были в кабинете совершенно одни, он снова позволил себе обращаться ко мне на «ты». – В первый месяц постарайся соблюдать диету. Жидкие каши на воде, супы на нежирном, лучше курином бульоне, пюре, печёные яблоки, травяные чаи, кисель, кефир, йогурты и отварное мясо. Физические нагрузки ограничь. В первые две недели после выписки нельзя поднимать больше полутора килограммов. Половая жизнь не раньше, чем через три недели, лучше через месяц.
На последнем предложении я прикрыла глаза. Скулы свело до такой степени, словно я улыбалась целые сутки без продуха.
– Я твой врач, поэтому обязан тебя предупредить. И об этом тоже, как бы тебе не было неприятно. Жизнь может поменяться в любой момент. Тебя есть кому забрать?
– Ты же знаешь, что нет. Мама и бабушка живут в другом городе и приехать не могут.
‒ А подруга, которая с тобой после похорон Николая Андреевича жила?
‒ И подруга тоже не
