Марины и Иосифа в комнате не было. Неважно. Есть еще время. У него и у них. Максимальная вероятность склейки — практически равная единице — наступит, когда функция запутанности ветвей устремится к бесконечности. И нужно успеть… Очень просто: всего лишь представить. Роль наблюдателя сводится к волевому решению: когда запутанность достигает бесконечности, а вероятность склейки — единицы, достаточно простой мысли… Бабочка взмахнула крыльями, и возник ураган… Камешек, от движения которого лавина накрывает ничего не подозревающий город…
20:40.
Вадим представил себе то, что в последние полчаса представлял не раз. Но тогда от его представления ничего не зависело. Функция запутанности медленно взбиралась к максимуму. Сейчас — должен был измениться мир.
Где же эти двое? В спальне? В коридоре? Может, спрятались в ванной?
— Ребята! — сказал Вадим, и многоголовое существо за столом воззрилось на него двумя десятками неразличимых глаз. — Иосифа видел кто-нибудь?
— В спальне, — сказал кто-то. — Погляди там, он Марине предложение делает, и, кстати, скажи, что все ждут. Он новый стих обещал читать.
— Про макароны с котлетой, — хихикнул кто-то другой, а женский голос добавил:
— Ничего подобного: о судьбе поэта в современной России.
— Да это одно и то же, — буркнул кто-то третий, и все засмеялись.
В спальне ярко горела потолочная энергосберегающая пластина. Иосифу было не до Вадима, а Марина обернулась, услышав, как открылась дверь, и взгляд ее сказал больше, чем она могла бы выразить словами. Иосиф, багровый от напряжения и ощущения бессилия, шарил руками в карманах.
— Черт, — бормотал он, — ну черт же…
— Вадик! — вскричал он. — Я тебе показывал! Ты видел, в какой карман я его…
— В левый внутренний, — спокойно произнес Вадим, подошел к Марине и взял ее за руку. Она пожала ему пальцы, и оба стали следить за беспорядочными движениями Иосифа.
— Нету, — обреченно сказал Иосиф. — Наверно, вывалился.
Он опустился на колени и стал смотреть под кроватью, водил руками по полу, бормотал что-то под нос, коробочки с кольцом уже не было в этой ветви реальности, искать бессмысленно. В какой-то другой ветви другой Иосиф в этот момент обнаружил кроваво-красную коробочку у себя в кармане, а может, и не в кармане, склеиться на квантовый миг могло любое иное место в личном пространстве Иосифа.
— Да ладно, — с едва скрываемым ехидством произнесла Марина, растягивая слова так, как это любил делать Иосиф. — Не ищи. Ты же фантазер. Вообразил, что купил кольцо, и сам в это поверил.
— Марина! — закричал Иосиф, вставая на ноги. — Я действительно! Оно куда-то запропастилось! Выпало! Я найду!
— Клоун! — бросила Марина, и слово покатилось по полу шариком от пинг-понга, Иосиф следил за ним, пока за Вадимом и Мариной не закрылась дверь.
Они немного целовались в прихожей — без особой страсти, просто, чтобы отметить веху в их неожиданных отношениях, — а потом Марина пошла к себе, переодеться. Вадим, надев куртку, ждал ее во дворе, соображая, что теперь делать: оставаться на даче было бессмысленно, Иосиф мог закатить скандал в любую минуту. Решением проблемы стала бы комната в мотеле, который Вадим приметил на въезде в Сологубовку. До мотеля можно было и пешком дойти, но захочет ли Марина? Все так странно, неожиданно, безумно хорошо, и абсолютно непонятно, что она скажет, оказавшись с ним вдвоем, без ревнивого присмотра Иосифа.
Марина вышла на крыльцо, на ней была очень теплая длинная куртка, почти шуба, и сапожки на меху. Оделась основательно, и Вадим подумал, что она собралась всю ночь провести на морозе, гуляя с ним по тихим дорожкам, которые вели в лес, а оттуда в иную реальность.
Взяв Вадима под руку, Марина сказала деловито:
— Мотель тут в пяти минутах ходьбы. Можно снять комнату.
Вадим прижал ее руку к себе и услышал в воздухе тихий звон. Это, подумал он, звенит счастье. Мимолетно, как стриж, мелькнула мысль, что нехорошо это, некрасиво, друзья все же. Иосиф действительно привез кольцо и собирался устроить презентацию, помолвку, продемонстрировать решение, наверняка он долго к этому шел, с Мариной он не первый год, а я… мы… я ее совсем не знаю…
Когда через полчаса, пришедший в себя и осознавший наконец ту горькую истину, что невесту у него из-под носа увел лучший друг, Иосиф выбежал на крыльцо, в садике никого не было, за кустами у забора тоже, и за домом, и у гаража, и на улице. Не было даже следов, потому что повалил густой, как просыпавшаяся мука, снег. Звонить Иосиф не стал — решил, что не станет унижаться перед этой… он нашел, конечно, около сорока определений, эпитетов, метафор и прочих слов в русском языке, которые соответствовали поведению Марины, и еще больше слов, гораздо более крепких, — в адрес Вадима. Впрочем, Иосиф, в отличие от Вадима, прекрасно знал свою подругу. Когда он вернулся в дом, его больше занимала исчезнувшая коробочка, чем пропавшая Марина — что она станет делать, вернувшись с ночной прогулки, он знал, а куда могла провалиться коробочка с кольцом, абсолютно не представлял. Таинственное всегда интересовало его больше, чем банальное.
— Ребята! — воскликнул он, появившись в гостиной в разгар плясок. — Давайте играть в сыщиков! Пропала…
— Марина! — рявкнул многоголосый смешанный хор а capella.
— Да ладно, — махнул рукой Иосиф. — Марина никуда не денется, а вот коробочка… красная, бархат… никто не видел? Вот и давайте займемся поисками, а потом я прочитаю новые стихи. Жизнеутверждающие, если коробочку найдем, или депрессивные, если она действительно провалилась сквозь землю.
Коробочка таки провалилась, и после дружных поисков гости, усевшись на полу, до утра слушали Иосифа, который, как все знали, однажды начав читать стихи, не мог остановиться и читал бы до конца света или второго пришествия. Стихов у него хватало, а времени он не замечал, потому что стихи существовали вне времени, они были самостоятельной сущностью во Вселенной, плодом эволюции языка, результатом дарвиновского естественного отбора слов, высшей стадией разума.
Той ночью Марина и Вадим тоже существовали вне пространства-времени, в собственной вселенной, отделенной от прочего мироздания их личными ощущениями, словами, бессмысленными клятвами, прикосновениями, погружениями и всплытиями и великим множеством особенностей человеческого восприятия, которые каждому лишь кажутся неповторимыми, а на самом деле повторяются каждое мгновение в каждом месте на земном шаре, где мужчина и женщина, сотворенные Господом из сути друг друга, остаются наедине.
Вернулись они к завтраку, часов в одиннадцать, так и не дождавшись звонка Иосифа и найдя его спящим на диване в гостиной.
— Много потеряли! — объявил Филин, увидев вошедших. — Иосиф всю ночь стихи читал, новые! На ходу сочинял! Импровизации! Класс!
— Записали? — поинтересовалась Марина.
— Конечно, все писали, хотите послушать?
— Нет! — одновременно воскликнули Вадим и Марина. Иосиф открыл один глаз, осмотрел Марину, удовлетворенно, моргнул и повернулся к стене.
4а.
2043. Нобелевская лекция.
Я приближаюсь в своем рассказе к моменту, о котором много писали в прессе. Рождество 2022 года. Шеф собрался с семьей в Прагу, любимый его город, где он много лет проводил рождественские каникулы. Я же, поскольку в Амстердаме у меня не было близких знакомых, отправился в Санкт-Петербург, где меня ждали родители, с которыми я не виделся почти полтора года.
Дома хорошо, господа. Дома замечательно даже тогда, когда голова забита нерешенными уравнениями, и, гуляя по новогоднему Питеру, думаешь не о красоте Александрийского столпа и не о потрясающей трехмерной лазерной композиции на Марсовом поле, а о том, как решить стационарное уравнение склеек, если количество решений превышает число атомов не только в видимой части Вселенной, но и число самих вселенных, возникших в результате ветвлений и хаотических инфляций с момента Большого взрыва.
В тот год выпало очень много снега, и даже по Невскому машины ездили медленно, потому что снегоуборочная техника не справлялась со стихией. Но как это было красиво! Друзья, с которыми я не виделся больше двух лет — после окончания университета, — позвали меня встречать новый год на дачу в Сологубовке, и наше небольшое, в принципе, путешествие продолжалось весь день, потому что каждые полчаса мы останавливались, отправлялись гулять по зимнему лесу, и я уверяю вас, что ничего красивее не существует ни в одной ветви мироздания, наполненного самыми разнообразными мирами.
В машине нас было пятеро. На заднем сиденье рядом со мной сидела красивая блондинка немного моложе мена, всю дорогу молчавшая и то равнодушно, то заинтересованно, то с романтическим выражением лица смотревшая только вперед и не обращавшая внимания ни на кого из нас. Она не выходила из машины, когда мы отправлялись по снежной целине оставлять свои следы в зимней лесной истории. Она, конечно, отвечала на вопросы, когда к ней обращались, но ответы были настолько лапидарны, что, казалось, возникали сами собой в холодном воздухе. «Да», «нет», «спасибо». Когда мы доехали до дачи и принялись устраиваться, она тихо сидела в кресле в гостиной перед экраном, но не смотрела ни фильм, ни новости — была погружена в себя настолько, что я поинтересовался у хозяина дачи, что за чудо он пригласил. Никогда прежде мне не приходилось встречать женщин, столь обаятельных и привлекающих не болтовней своей, часто неуместной, хотя порой очень умной и приятной, но молчаливым вызовом.
