права, — согласился Креол. — Менгске извещать будем?
— А что он сделает, твой Менгске? — хмыкнула Галивия. — Нам же и скажет, чтобы разбирались, а его не отвлекали от дел важных. То ли ты его не знаешь, внучок?
Креол тоже хмыкнул. Он знал Менгске. Вся Гильдия знает Менгске.
Уруку теперь поселился в его покоях, в отдельной каморке. Стерег его тупой, но крепкий и послушный зомби — Креол поднял одного из убитых этим безумцем и приказал не спускать с Уруку глаз. Сам же маг поболтал с духами Семи Сфер, призвал Человека-Скорпиона, заплатил дубовой корой канцлеру Кайдашкану, но ничего полезного не узнал.
Он даже задумался о ритуале Восьми Мертвецов, тайну которого привез из Праквантеша и тем очень впечатлил Гильдию, но все-таки решил, что дело того не стоит. Креол опасался, что ему демоны Дома Боли не услужат с той же охотой, что и Тай-Керу.
— … Нет, Восемь Мертвецов — слишком великий ритуал для столь жалкой цели, — сказал Креол, тряся в кулаке зары. — Чрево Тиамат, клянусь ее разрубленным надвое сердцем, сегодня победа будет за мной!
— Спешишь, опять спешишь, — произнес лугаль Агарзанн, пристально следя за игральными костями. — У меня все еще остались шансы. Уруку, сын моей племянницы, подай мне еще вина. А ты, маг, скажи, удалось ли узнать хоть что-нибудь?
— Мы работаем, — ответил Креол. — Человек-Скорпион сказал кое-что любопытное, но я пока ничего не извлек. Ответ точно надо искать где-то в первом дне из им прожитых или же в предшествующем… но он их толком не помнит. Для него прошло три года за один день. Галивия вывернула его память наизнанку, но там все вырезали и подчистили. Она увидела только… нет, даже не увидела. Услышала. Там кто-то смеялся.
— Смеялся, говоришь, — повторил лугаль.
— Да. Она три раза в него погружалась. Еще дальше нельзя, в последний раз он едва не лег в гробницу.
Агарзанн передвинул фишку и задумался над второй. Креол терпеливо ждал.
Они не в первый уже раз играли так в шек-трак после ужина. Первое впечатление оказалось ложным, старый лугаль и новый придворный маг нашли общий язык, хотя и не стали друзьями.
И о юном Уруку Агарзанн тоже не в первый раз уж справлялся. Отчасти из родственных чувств, отчасти из-за того, что желал разгадать тайну. Креола она и самого захватила, и он постепенно собирал кусочки этой разбитой амфоры, постепенно подвигался к цели, хотя и много медленней, чем ему хотелось.
— Сам он не помнит, но я спросил у дворцового управителя, — произнес Креол, когда ход снова перешел к нему. — В ночь перед тем, как это с ним случилось, он охранял вход в гарем. Это так?
— Вполне возможно, — кивнул Агарзанн. — Я не веду записей и не запоминаю, кто в какой день где стережет, но если так говорит управитель, то это должно быть правдой.
— И это еще не все. Я расспрашивал слуг и других стражников, а мой раб услышал кое-какие разговоры, для его ушей не предназначенные. В последнее время в Эанлугакуре неспокойно. По ночам в коридорах видят тени. Слышат шепотки и… смех. А еще пропала пара человек.
— Все так, — снова кивнул Агарзанн. — Я не желал отвлекать тебя такой малостью, но… думаешь, это связано?
— Я не узнаю, пока не узнаю, — ответил Креол. — Поэтому ты мне и нужен. Во дворец действительно что-то проникло, но оно хорошо себя скрывает. Я понял, где оно угнездилось, но мне нельзя туда зайти.
— Императорский гарем, — сходу догадался лугаль. — Да, туда не смей даже смотреть.
— Знаю. Но проблема в том, что мне туда надо. Но государь не поймет.
— На основании только подозрений — нет, — согласился Агарзанн.
Следующую дюжину ходов они молчали, размышляя об одном и том же. Император Энмеркар уже не молод, но еще и не стар. Своих жен и наложниц он любит, каждую из них. Дорожит самой последней из гаремных девок и коршуном следит, чтобы никто даже не приближался к той части дворца, где те обитают.
— Этой ночью у гарема несут стражу Гуппи и Нингаш, — промедлив, произнес лугаль. — Гуппи прожорлив, ленив и глуп, а Нингаш глуп, ленив и прожорлив. Пусть они будут живы утром, маг.
Креол не произнес ни слова, но своим молчанием это пообещал. Они с лугалем оба молча друг другу пообещали, что Креол сделает все, как должно, а Агарзанн сделает вид, что ни о чем не подозревает.
Была глухая полночь, когда придворный маг вышел из своих покоев, оставив Уруку под охраной зомби и Хубаксиса, колотящего в стенки медного жбана. В другой ситуации Креол взял бы верного джинна с собой, но сегодня ему лучше остаться дома.
Стоял месяц ган-ган-эд. Время, когда Нергал выходит из подземного мира и царствует среди живых. Это лучший месяц, чтобы лечь в гробницу, и он особенно любим у нечистой силы. Ночи в ган-ган-эд все еще жаркие и душные, но с севера уже дует порой прохладный ветер, и Уту-Шамаш все раньше заканчивает бег по небу. Скоро наступит равноденствие, а потом ночи станут длиннее дней.
Во дворце спали все, кроме ночной стражи. Огни горели лишь кое-где, и в их свете колебались неверные тени. Тишину нарушал только звук шагов, да иногда глухое звяканье, если неловко повернувшийся стражник задевал мечом о щит.
Придворный маг не тревожил их. Он шествовал невидимым и неслышимым, прикрывшись чарами Невидимости и Звукоподавления. Словно бестелесный призрак, он пересек внутренний двор, что размерами мог посостязаться с небольшой площадью, прошел мимо воистину царственного фонтана и на пару ударов сердца замер перед громадным бронзовым големом.
Выше крепостной стены, тот стоял недвижимо и казался обычной статуей, но одно слово императора — и творение Менгске сокрушит любого врага… и попутно половину дворца. Такое пару раз уже случалось, так что император страшится приводить в движение самого могучего из своих слуг.
Великий Эанлугакур был выстроен еще при Энмеркаре Первом и
