тазик в бане не перевернёте.
— Ну, это вы зря, я обещаю вам, что найду вам ваши товары, — сказал полицейский.
— Ой, да уйдите от меня, синьор околоточный Стакани. Что вы там найдёте⁈ Ну, что вы там можете найти⁉ Вы у себя в ширинке и то ничего найти не сможете, даже если вам жена будет помогать, — продолжал рыдать торговец.
Конечно, если бы не горе, он никогда бы не позволил себе сказать такое при людях синьору околоточному, но теперь ему было всё равно. А вот околоточному всё равно не было. Он медленно выпрямился и сурово оглядел собравшихся зевак. Те из них, кто похабно улыбался словам торговца, забыли, как это делается, а некоторые даже попятились под взглядом блюстителя закона.
— Прошу всех разойтись по-хорошему, — сказал околоточный тихо, но все очень хорошо расслышали.
Синьор Стакани был оскорблён в лучших своих чувствах, и это было видно по его лицу. Его мужское достоинство было поругано и, объективно говоря, абсолютно безосновательно, так как синьору околоточному было чем гордиться в этом плане, что могли засвидетельствовать не только жена и портовые шлюхи, но и весь персонал венерологического диспансера.
— Меня очень огорчает, синьор Паоло, ваше неверие в потенциал правоохранительных сил, — сухо произнёс синьор Стакани, испытывая острое желание как следует пнуть торговца сапогом в почки. Но народа кругом было много, и он мужественно переборол вожделение.
Околоточный сел в служебную бричку и прежде, чем укатить, рявкнул напоследок:
— Всем разойтись, я сказал!
Тем временем двое полицейских вывели шатающегося сторожа из здания магазина. Сторож уже был в сознании и всё время стонал:
— Ох, ох. Бес меня попутал. Ох, не чистое это дело. От лукавого всё, ох, от лукавого.
Увидев сторожа, синьор Паоло даже попытался вскочить, но сил у него не было. И всё, что он смог сделать, это кинуть в дедушку горсть песка с пылью и заорать:
— Ах, ты, сволочь!
— Ох, бес попутал, — отвечал сторож, крестясь.
А полицейский добавил, отплёвываясь и отряхивая мундир:
— Вы песком-то полегче швыряйтесь, потерпевший.
— Песком? — заорал магазинщик. — В него надо булыжниками швырять. Ой, люди добрые, убейте этого старого деда, а то у меня самого сейчас сил нету.
Пиноккио постоял, поглазел несколько минут, но дожидаться кровавой развязки не стал, а побежал к морю. Теперь ему надо было убедиться, что хулиганы нашли награбленные сокровища, а главное, что они выпили чачу с клофелином. Он добежал до моря и занял уже знакомый наблюдательный пост, и оттуда стал наблюдать. Ждать ему пришлось недолго. Шпана, как известно, не любит долго учиться и использует школу в основном как сборный пункт. Этот день не был исключением из правил: хулиганы появились около полудня.
— Давайте, подлецы, берите гостинец, который я вам приготовил, — шептал мальчишка, глядя на резвящихся лоботрясов.
Но те, как назло, не торопились, а долго плескались в море. После чего Хитрюга всё-таки отпер дверь сарая и скрылся в нём на несколько секунд. Затем послышался клич победы индейского воина, скальпировавшего белую женщину, и Хитрюга выскочил из сарая с рулоном материи под мышкой и бутылкой чачи в руке. Его дружки тут же повскакивали с песка и кинулись к нему, после чего они дружно убежали в сарай.
— Ну, — произнёс Буратино, чувствуя, что это самый ответственный момент, — давайте, ребята, такую удачу надо отпраздновать.
Но, честно говоря, мальчик не был уверен, что хулиганы — законченные болваны и тут же начнут пить чачу, даже не попытавшись перепрятать товар. Но он был слишком хорошего мнения о хулиганах, так как те оказались законченными болванами. То ли это наследственность такая, то недостаток образования, нам неизвестно, но эти бараны тут же начали пробовать содержимое бутылки. И Буратино понял, что их судьба предрешена, и ему ни капельки не было жалко этих ослов. Мальчик становился мужчиной. И с улыбкой он глядел, как эти балбесы начинают терять над собой контроль. Самым крепким на этот счёт оказался Беззубый, он сопротивлялся действию снадобья дольше всех. Но вскоре и он упал.
Пиноккио вылез из своего укрытия, подошёл к хулиганам, валявшимся на песке, и, поставив ногу на грудь Поджеро, произнёс:
— Ну, что, толстяк, кто из нас круче? Молчишь? Ну, молчи, а я пока пойду в полицию. Там-то ты разговоришься.
Он поднял пустую бутылку из-под чачи, зашвырнул её в море и направился в полицию. Дойдя до участка, Пиноккио некоторое время коршуном кружил вокруг, раздумывая, каким образом доставить письмо. И парень не нашёл ничего лучшего, чем валявшийся на дороге булыжник. Завернув этот булыжник в письмо, он запулил им в окошко полицейского участка. Послышался звон разбитого стекла, ругань полицейских, и тут же парочка крепких ребят с дубинками выскочила на улицу в надежде найти наглеца, осмелившегося на этот теракт. Но они никого не успели найти, так как следом за ними из околотка выскочил околоточный ещё с двумя полицейскими. И после короткого разговора все уселись в казённую бричку, и та понеслась по городу с гиканьем и свистом в сторону моря.
— Кажется, всё, — произнёс Буратино и вздохнул. И в его вздохе чувствовалась усталость, остатки напряжения и глубокое удовлетворение результатами большой, проделанной работы.
Он вылез из-за забора, за которым прятался после точного броска в окно полицейского участка и бодрым шагом пошёл домой. «А завтра я, наконец, пойду в школу», — думал мальчик, открывая дверь отцовской хижины.
Первое, что он услышал дома, было лаконичное и полное глубокого смысла слово. Это слово было «убью».
— Убью, сволочь, — тихо произнёс отец, уже почти мёртвый от алкогольной интоксикации, а потом заорал так, что стёкла задрожали. — Убью, сволочь!
— Папа, — парень не на шутку испугался, — у меня…
— Убью, сволочь, — продолжал диалог отец.
И тут Пиноккио взял себя в руки, отогнал страх прочь и довольно спокойно произнёс:
— Папа, вы повторяетесь.
— Чего? — взревел отец и даже привстал с кровати.
— Я говорю, вы повторяетесь. А вы всё-таки музыкант, личность, можно сказать творческая, надо импровизировать. Ну, что такое «убью, сволочь»? — спокойно говорил мальчик, глядя, как у отца всё больше и больше отвисает челюсть. — Банально и даже не пошло. А вот послушайте, как звучит другая фраза: «О, подлый сын, твой смертный час приходит». Как вам это?
— Убью, сволочь, — презрел поэзию отец, и прозвучало это так спокойно,
