Юля не успела задать следующий вопрос.
Насыпаю в кофеварку двойную порцию кофе и смотрю, что осталось в холодильнике. Блинчики пали смертью храбрых, как и Юлькины слайсы. Достаю йогурт и ставлю варить яйца.
– И чем же вы занимались? – интересуется Николаева, заходя на кухню.
Она уже одета, взгляд немного расфокусирован, но после кофе будет в норме.
– Тебе с киви или со злаками? – Я показываю две бутылочки питьевого йогурта.
– Мне ответ, пожалуйста. Его можно без хлеба.
Юлька плюхается на табурет, в ожидании не столько бодрящего напитка, сколько моих признаний.
– Собирались, Юль, – называю я половину правды, стараясь стоять к ней спиной, чтобы не показывать заалевшие щёки.
– Он звонил?
– Нет. Ночью сообщение пришло. Был в поезде.
– Ну, слава богу. А то Вова вчера чуть вдогонку не ринулся. Еле отговорила, чтобы дождался утра.
– Думаешь, утром самолёты лучше летают?
– Нет, умная ты наша. Утром сообщения приходят. Позвони ему, кстати, а то и правда рванёт на деревню к дедушке.
– Тогда уж дядюшке.
– Так этот Серж и правда родственник?
– Сходство очень сильное.
– Это плохо, – вдыхает Юля.
– Почему?
– Да потому что эта стерва теперь не отлипнет. Тут такой кусок жирный нарисовался. Целый заграничный дядюшка! Да ещё и при деньгах.
– Главное, чтобы он помог Алексею полностью восстановиться, – отвечаю, снова отвернувшись от пристального взгляда подруги. Наливаю нам кофе и ставлю на стол. – Яйца придётся подождать. Ты точно сгущёнку не будешь?
– Не-е. Я вчера её, кажется переела, до сих пор во рту сладко. Надь, Вовка сказал, чтобы ты держалась подальше от этой ненормальной. – Юлька подносит чашечку к носу и долго вдыхает бодрящий аромат.
– Что она мне сделает?
– Да кто же знает, что у неё на уме.
Алексей
– Алексей, проснись, мы приехали.
Я не сразу понимаю о чём идёт речь и с трудом открываю глаза. Всё-таки я вырубился. Не просто уснул, а полностью отключился.
– Через восемь минут мы выходим, – сообщает Серж.
Хмурюсь, ничего не понимая. Времени прошло совсем мало…
– Обычно поездка занимает меньше времени. Но в выходные из-за длительной остановки в Лозанне получается немного дольше, – объясняет Серж, который по-деловому собран.
Мне ужасно любопытно, зачем нужно было брать люкс, если мы могли спокойно доехать на автомобиле, пусть не с таким удобством, но Серж, словно прочитав мои мысли, отвечает:
– Я привык к комфорту, и мне нужно было поработать. К сожалению, ни один из местных автобусов, не может предоставить отдельное купе и доступ в интернет. К тому же поезд – хорошая возможность исключить риск автомобильных аварий.
Как будто поезда не попадают в аварии! Согласен, что, наверное, меньше, но… В памяти всплывает информация – моя мать разбилась на машине, а Сашка на мотоцикле. После слов Сержа, что их смерти выглядят странно, я пытался хоть что-то вспомнить, но, видимо, уснул за этим занятием.
Мы выходим из вагона. Нас встречает ночь и дождь. Я настолько ошеломлён от такой резкой смены климата, что невольно замираю.
– В плане погоды Швейцария более гостеприимная страна, – улыбается Серж. – Идём, машина нас уже ждёт.
Ну, не знаю. По мне так снег красивее. Но у каждого свои вкусы.
Мне ничего не остаётся, как следовать рядом с ним. Освещение настолько яркое, что я немного могу рассмотреть местные достопримечательности, если бы ещё не широкий шаг моего дядюшки, который очень спешит. Его словно подменили. Он выглядит сосредоточенным. Вполне возможно, он пробыл в России слишком долго, задержавшись из-за меня, и теперь старается наверстать упущенное время.
Несмотря на раннее утро, в клинике нас встречают. Серж заранее позаботился, заказав для меня улучшенный одноместный номер с собственным балконом и видом на Женевское озеро и Альпы. Будто я приехал не на лечение, а на отдых. Моя палата больше похожа на номер и явно соответствует современным нормам гостиничных услуг.
Не хватает только моего ангела.
Утро, обед и время до ужина я бессовестно проспал. Расставание, перелёт сделали своё дело, а организм, крепившийся почти двое суток, дал сбой. За это время меня никто не будил и не беспокоил.
На прикроватной тумбе, рядом с цветущей белой орхидеей и абсолютно бесполезным в моём случае стационарным кнопочным телефоном, стоит Надина фотография, которую я беспардонно снял у неё дома со стены вместе с рамкой. Надеюсь, мой ангел простит мне такую наглость. Но хотя бы так она здесь, рядом со мной, а не за четыре с половиной тысячи километров.
На столе, рядом с графином воды и вазой с фруктами, я обнаруживаю ноутбук и коробку с фирменным логотипом известной марки. Одной рукой вытряхиваю на кровать телефон с самой широкой диагональю экрана. Заботливый дядюшка уже внёс в список свой номер и Надин. Может, моё пребывание здесь окажется не таким тяжёлым, каким представлялось в самом начале.
Пытаюсь приноровиться к новому экрану, как в номер входит Серж.
– Проснулся, – произносит он с мягкой улыбкой. – Фройляйн Марта позвонила мне и подняла панику, что её пациент не просыпается. Я попросил не будить тебя, а дать хорошенько выспаться.
Я невольно скривился. Как я понял, персонал клиники разговаривает на французском языке. И если Серж прекрасно им владеет, то для меня это ещё одна проблема. Язык я не знаю. Совсем.
– Не переживай. Общаться можно и через переводчик. – Серж снова угадывает мои мысли. – А основные фразы выучить несложно. Тебе как раз будет чем заняться.
Интересно, Серж сейчас шутит, или говорит серьёзно?
Хотя, как тараторит фройляйн Марта, даже к лучшему, что я ничего не понимаю.
Раздаётся осторожный стук, и в дверях появляется эта самая фройляйн. С ней я успел познакомиться ещё по приезде и не могу сказать, что остался в восторге, хотя Серж поспешил заверить, что она лучшая из обслуживающего персонала. Очень внимательная и услужливая. Не стал с ним спорить, ведь для меня лучше моего ангела никого нет.
– Добрый вечер, месье, – с очаровательной улыбкой произносит Марта. Униформа медперсонала идеально сидит на её стройной невысокой фигуре.
Ладно, эту фразу я понял. Но следующая тарабарщина из сонорных звуков вводит меня в ступор. Благо здесь Серж, и он, вежливо улыбаясь, что-то отвечает. Марта едва заметно хмурит свои идеальные брови и, к моему огромному облегчению, исчезает. Я даже
