семь, давно, видно, поджидающий Шанина возле того места, откуда он должен начать косить. С ним рядом курили такие же как он ребятишки, двое в форме охранников с разными номерами на рукавах и «белками» за плечами.
Шанин подошел.
– Меня Георгий зовут.– Подал руку «седьмой». – А это твой тёзка, рядом с ним Миша. Ты прав был. Нас Егор с зоны забрал. Сидели за грабежи без телесных повреждений. Отсидели по два. Три осталось. А Егор Ильич везде друзей имеет. Он у «кума» нас выпросил на работу. А по бумагам мы все сидим на зоне, как все чалимся,траншеи роем и хлебаем баланду. Вот ты мне в морду дал и правильно. Я после прогулки к «бугру» подумал – зря ведь взбесился тогда на босяка полуживого. И ты поступил как мужик. И что к «бугру» отвёл – молоток. Раз снесло мне психозом башку, значит не в порядке я. Надо извиниться. Добром ответить. Давай краба и выпьем мировую!
Он крепко пожал руку Витюше и поставил на снег маленький рюкзак. Шанин только пять минут назад решил больше капли в рот не брать и потому застеснялся, глаза от рюкзака отвёл. Но отказаться выпить «мировую» – это было против всех мужских правил. И Витюша решил, что Наталье как – нибудь объяснит ситуацию. Но вот «мировая» – это точно последняя его встреча с алкоголем. Часа через три все надрались водки так, что перестали узнавать друг друга, выдумывали про себя героические истории и называли себя таинственными кличками «Балай, Сулем», а Витюше присвоили погоняло « Гром».
Потом мужики начали стрелять по растрёпанным верхушкам камыша, а когда кончились патроны – на карачках побрели в свой вагончик за новой порцией двадцатого калибра, но когда вползли в тёплое своё жильё, то сразу и уснули на полу. Витюша сначала захотел пойти к Натахе, потом резко передумал и решил добраться до ангара. Но и эта мысль надолго тоже не задержалась. Он встрепенулся и решил убежать с озера на трассу да уехать в Семёновку к дружкам Карагозову и Ганину в «тошниловку». Сделал пару быстрых шагов, рухнул на лёд и отрубился.
Спал, дергая от холода руками, ногами и втягивал голову в горловину куртки. Его, спящего, поднял на горб приехавший на звук выстрелов Егор Ильич. Понял, что охранники напоили Витька, постреляли и смылись, перекинул Витюшу поперек заднего сиденья и отвёз к себе домой. Раздел, уложил возле печки на кухне. Одеялом стёганым прикрыл и вязанные шерстяные носки вместо мокрых портянок натянул на холодные Витюшины ноги. После чего рванул к охранникам, забрал ружья, выгреб все патроны из разных скрытых от глаз мест, плюнул символически на валяющихся вдоль вагончика храпящих «ворошиловских стрелков» и поехал по своим делам, закинув предварительно ружья в свой двор.
Шанин спал часа три и очнулся как в сказке пробудилась от поцелуя Добра Молодца спящая Красавица, она же Красна Девица.. Она, видно, тоже ни хрена не могла понять – где расположена, какой ныне год пошёл и чего стряслось с ней, коли уж лежит она в хрустальном гробу, и кто этот придурок, который нагло пользуется немощью её, и лезет лобзать уста.
Витюша порыскал глазами по сторонам, не врубился кто он, где и почему. Мокрый от тепла печного, выпростался он из – под одеяла, нашел сбоку портянки, снял носки, но напрасно. Портянки не наматывались как им надлежит. Почти полчаса безрезультатно крутил Шанин материал вокруг ног. А когда получилось и Витюша сунул ноги валенки, то со стены кукушка из часов выскочила и проверещала восемь раз.
Восемь вечера, стало быть. Поскольку было темно, а выключателя электрического в руке не было, поднялся Шанин и напротив окна как- то разглядел дверь. Вышел на улицу, не стал искать калитку, а перелез через забор и только тогда, соскочив сверху на задницу, понял он, что кроме трусов, майки и валенок на нём отсутствует всё остальное, что носят зимой. Он не чувствовал пока, что вокруг морозно, не ловил телом ветра и потому побежал по дороге. Инстинкт погнал. Чтобы не задубеть – надо шевелиться. Дорога от забора была одна. Над ней зависла круглая луна и работала фонарём.
Голову Витюша вверх поднять сил не имел, а потому тупо бежал по накатанному колёсами и ногами пути,пока не уткнулся лбом в стенку. Долго думал – что это. И ведь унюхал мясной запах! После чего догадался: жизнь справедливо привела его к столовой. Поискал ступеньки к входной двери и когда открыл её, обитую белой жестью, то испугался. На пороге стояла его Наташа. У неё был открыт рот, вытаращены глаза, руки сплелись на груди и была она похожа на картину несчастной женщины, в которую впилась молния и разразил гром.
– Витенька.– Охнула она, схватила его за руку и потащила в свою комнатку. Чтобы никто его не видел, не дай Бог. Она на спине своей донесла его до кровати, посадила, достала из – под него одеяло и запеленала в стёганый ватин Витюшу как малое дитё.
– Кто ж тебя так!?– шептала она, бледнея от всяких жутких предположений. Она думала сначала, что кто- то избил и раздел его в степи. Но как он попал туда, в степь? И, основное, на Витюше нет ни царапины, а пахнет от него не дешевой второсортной водкой. «Московской» несёт от дорогого и любимого. А это водка приличная. Бичуганы и шпана такую не пьют. Значит залили в Витюшу пойло люди не с призрачным достатком, а вполне обеспеченные. Кто? В ангаре – босяки на девяносто процентов. Егор Ильич накачал бы дорогого хорошим коньяком. Остаются охранники. Это их «бугор» содержит на водке. Да, и вязальщиков камышей ещё. Но камышных дел мастера пьют водку, она видела в столовой, с белой этикеткой. На ней одно слово – «Водка». А у «московской» красивая зелёная картинка на бумаге лощеной. И буквы аккуратные. Хороший шрифт.
Вдруг рывком дверь в столовую открылась, тяжелые шаги пересекли помещение и так же без оповещения в комнатку Натальи ввалился Егор Ильич. На согнутой руке его висела куртка Витина, штаны, на локте лежала шапка.
– Он у меня спал дома. Я его на озере возле своего покоса нашел. Замерзал уже. На час позже подъехал бы и… Я этим козлам из охраны поеду дурь выбью сейчас.– Доложил «бугор» без прочих предисловий. – Вон каким макаром отомстили человеку, который за слабого заступился и челюсть помял самому шустрому хранителю покоя в артели. Пускай здесь ночует. У тебя тепло. В ангар
