пожалуйста… не трогайте меня! — произнёс он между прерывистыми вдохами, и Нхика почувствовала боль, пока не заметила его бред. Он обращался к чему-то за пределами её, к призракам в ночи.
— Вы в усадьбе Конгми. Вы в безопасности, — сказала она, и только тогда осознание медленно заползло в его глаза.
Всё в нём успокоилось, кроме его груди, всё ещё тяжело дышащей, и он поднялся, словно деревянный, по мере того как ясность возвращалась. С растущей осознанностью он оглядел комнату — одеяло на полу, избитые подушки и Нхику, стоящую, прижавшись к стене.
— Нхика? — сказал он, как будто не узнавал имя. Затем, увереннее: — Нхика…
— Вы в порядке, Хендон? — Опять же, она боялась ошибки в своём целительстве сердца, боялась последствий экспериментов, о которых её бабушка всегда предупреждала.
Но Хендон, казалось, медленно приходил в себя, моргая, чтобы прогнать кошмары. Она всё ещё держалась на расстоянии, опасаясь очередного случайного удара.
— Я… Что случилось? — спросил он.
— Это был всего лишь сон.
Он яростно покачал головой, его лоб наморщился от усилий. — Нет, не сон. Кровь, рана на моей груди, и… ты, стоящая там.
Её губы сжались, Нхика покачала головой, чувствуя почти траур — были ли эти разрозненные воспоминания её виной? — Меня там не было, Хендон.
Он зажмурился. — Но я думал, что видел… — Его слова были почти бредовыми, на грани безумия. — Волка.
— Волка?
Когда Хендон открыл глаза, в них было отчаяние. — Кто-то был там в ночь смерти Квана. Кто-то в маске — но не волк. Это был… лис.
Глава 16
Все в ночных одеждах и в разных состояниях сонливости, Конгми, Трин и Нхика собрались вокруг постели Хендона. Они принесли ему чай и теплые полотенца, внимательно слушая, как он снова начал говорить, постепенно становясь более ясным.
— Мы начали поворачивать, когда выстрел напугал лошадей, и они сбились с пути, — сказал он, с трудом выговаривая каждое слово. — Меня выбросило с сиденья. Карета продолжила движение. Скатилась с холма. Все начало темнеть, и…
— И ты увидел человека в маске лисы, — сказала Нхика.
Он сузил глаза, глядя на свою чашку, словно пытаясь найти ответы в чайных листьях. — Я никогда не говорил, что это был человек.
Она сглотнула — это было ее собственное предположение, потому что она точно знала, кто был на месте происшествия. Но она колебалась, чтобы раскрыть Конгми все, что знала и кого подозревала. Это означало бы рассказать о всех скрытых угрозах и язвительных замечаниях Кочина, и она боялась, что они не найдут ничего плохого в том, что Теуман пытается вытеснить ее из высшего общества. Сначала ей нужны были доказательства; обвинения придут позже.
— Я знала это, — сказала Мими. — Я знала это. На месте был кто-то еще, кто-то, кто хотел смерти отца. Это было не просто несчастный случай.
— Но зачем надевать маску, если они собирались инсценировать это как несчастный случай? — размышляла вслух Трин.
— Возможно, как мы и думали, это кто-то из наших знакомых. Возможно, кто-то узнаваемый. Кто-то, кто не хотел рисковать быть узнанным, — предположил Андао.
— Тогда почему оставил выжившего?
— Какая разница? — перебила Мими. — Хендон только что подтвердил наши худшие опасения. Отца убили.
В комнате на мгновение все затихло, даже пыль, как её заявление опустилось на деревянный пол. Для Конгми это открытие наверняка принесло больше вопросов, чем ответов.
Но Нхика никогда не была так уверена ни в чем: Вен Кочин был человеком в маске лисы. И теперь он также был убийцей господина Конгми.
Это было слишком идеально. Как еще он мог знать, кем она была? Зачем еще он давал ей те книги и искал встречи при каждом удобном случае, несмотря на ее враждебность? Зачем еще он насмехался над ней, предупреждал ее, угрожал ей? Она вспомнила все их разговоры, слова, которые она когда-то ошибочно принимала за оружие высокомерного помощника. Теперь она видела их посланием: «Оставь Конгми, это общество, этот город. Оставь убийство, Хендона в коме. Уходи, прежде чем ты исцелишь последнего свидетеля его преступления».
Ну, теперь она это сделала, и Кочин знал прекрасно, что Хендон очнулся. На вечеринке он предупредил ее, чтобы она сбежала, если у нее есть что-то, что она не хочет потерять. Нхика задумывалась, имел ли он в виду ее жизнь.
Внезапно ее завтрашняя встреча с ним обрела смысл. Свинной квартал не был местом для аристократических юношей в жилетах, но это было место, где целитель сердца мог пропасть, и никто бы не обратил на это внимания.
— Ты знаешь, кто это был, Хендон? — спросил Андао, нарушая тишину.
Хендон зажмурился, морщась, словно снова переживая это воспоминание. — Я… я не знаю. Может быть. Было какое-то ощущение, что-то настолько знакомое. Человек за маской, я знаю ее, кажется.
— Ее? — спросила Мими.
Что-то наверняка прочно отпечаталось на лице Хендона, когда он открыл глаза. — Да, теперь я помню. Человек за маской лисы, это была… — Его взгляд встретился с Нхикой, полный нового опасения. — Это была ты.
Горло Нхики пересохло, когда все обратили на нее внимание. — Он… запутался, — пробормотала она. — Хендон, я говорила вам, что меня там не было. — Под тяжестью их взглядов она отступила назад, снова отрезанная от семьи.
— Ты права, — сказал Хендон, выглядя измученным. — Я, должно быть, ошибся.
Некоторая часть подозрений снялась с Андао и Трин, но взгляд Мими оставался непоколебимым. — Как… любопытно, — сказала девушка, сузив глаза, словно обдумывая что-то новое.
— Мими, — сказала Нхика, её тон был предостерегающим. — Клянусь, я не имела никакого отношения к несчастному случаю. Возможно, это было мое исцеление сердца — внедрение ложных воспоминаний или… что-то еще. Я не знаю.
— Ты знала, что нашего отца убили, прежде чем мы тебе это сказали.
— Я подслушала ваш разговор.
— Теперь, когда я думаю об этом, что привело тебя на Скотобойню?
— Послушай себя, — резко ответила Нхика, горечь поднялась в её горле. — Я его исцелила. Зачем мне пробуждать его, если бы я убила твоего отца?
Это, казалось, успокоило Мими. Хотя она больше не выдвигала обвинений, Нхика увидела проблеск сомнения в её глазах, в едва заметной морщинке на лбу, и этого было достаточно, чтобы разжечь возмущение. Нхика провела недели, стараясь разбудить Хендона, и получила в ответ обвинение в убийстве. Она посмотрела на Хендона, на Трин, на Андао, но никто из них не пришел ей на помощь, и она вспомнила, насколько условными были их отношения, насколько хрупким было доверие между ними. Трин предложила ей остаться, но здесь не было для нее места.
Возможно, Кочин был прав —
