Вот же черт! Черт!
Я выскакиваю обратно в коридор и, как умалишенная, принимаюсь бегать от одной камеры к другой, открывая все новые пустые комнаты. Ни охраны, ни пленников. Но кто-то же должен быть здесь! В голове вдруг проносится мысль: а вдруг их всех уже убили, вдруг их увели на виселицу раньше меня. Ужас от этой мысли окатывает меня ледяной волной, желудок скручивает, и кажется, что меня вот-вот вырвет. Лоб прошибает пот, становится тяжело дышать, я опираюсь о стену и пытаюсь сделать хоть один глоток воздуха. Я же освободилась, у меня же получилось, я должна вытащить их!
– И долго мне тебя еще ждать? – проносится по коридору знакомый голос.
Я застываю и медленно оборачиваюсь. Ранко здесь… Ранко здесь…
– Я понимаю, ты у нас едва ли не главная гостья, но нельзя же заставлять всех ждать.
Он стоит около моего стражника, сложив руки на груди, и с чрезмерно утомленным видом смотрит на меня. Я делаю шаг назад и выставляю вперед руку с зажатым в кулаке ножом.
– Не подходи, – хриплю я и, придерживаясь за стенку, отступаю еще дальше.
Ранко недовольно цыкает и бросает презрительный взгляд на юношу.
– Кто бы сомневался, – бурчит он и поднимает глаза обратно на меня. – Хочешь заколоть меня? – снисходительный смешок. – Может, и получилось бы. Никогда не забуду, как ты брыкалась и кусалась в больнице. Будь тогда у тебя нож, вполне могла бы и зарезать пару лекарей. Но ты, Алиса, кажется, так и не поняла суть наших с тобой прошлых встреч.
Он шагает вперед, я – назад. Моя рука трясется, и я до боли сжимаю челюсть.
– Ты не сможешь меня убить, – продолжает Ранко. – Даже напасть на меня не сможешь.
– Еще посмотрим! – выкрикиваю я.
– Я человек практичный и всегда продумываю ходы наперед. – Еще шаг. – Помнишь, как я приходил к тебе, когда твои галлюцинации заканчивались?
Два шага назад. Духи, почему мне так страшно?!
– Так помнишь? И что я говорил тебе? Что повторял каждый раз?
Я недоуменно гляжу на мужчину: к чему все это? Мысли непроизвольно уплывают в те дни, когда Ранко мучил меня иллюзиями. А потом… «Все будет хорошо, – эхом отдается в голове. – Все хорошо, все закончилось».
– Все хорошо, – повторил Ранко вслух, и я вздрогнула. – Все заканчивается, когда я прихожу. Все становится хорошо.
Я смотрю на него, как завороженная, сердце глухо отдается в висках, а рука с ножом почему-то опускается.
– Все хорошо. Все закончилось, Алиса, – он подходит еще ближе, а я даже не шевелюсь. – Теперь ты понимаешь? Твой организм строит цепочку: когда меня нет – тебе плохо, у тебя болезненные галлюцинации, а когда я возвращаюсь – все заканчивается, твое тело и твоя психика могут расслабиться. Со мной приходит покой, когда я рядом – все самое плохое заканчивается.
Он еще ближе, а я не могу двинуться. Меня наполняет ужас, но в то же время тело странно обмякает.
– Ты можешь осознавать это головой, но я уже сформировал в тебе те рефлексы, которые мне нужны, – он улыбается. – Поэтому ты никогда не сможешь напасть на меня. Никто не мог, даже если хотел. Так что, – он оказывается совсем близко и протягивает руку, – отдай мне нож. Все хорошо.
Моя рука (она сама, клянусь!) отдает ему мое единственное, хоть и не самое эффективное оружие, и я тут же чувствую себя такой жалкой и бессильной, что съезжаю вниз по стене. Слезы беззвучно катятся по лицу. Никогда еще осознание конца не было таким ярким.
– Вот и умница. А теперь пойдем. Я хотел протестировать этого болвана, но ты затянула со своим маленьким бунтом. Нас уже заждались.
Он хватает меня за локоть, заставив с отвращением морщиться, поднимает на ноги и ведет вдоль по коридору. Мимо пустых камер, мимо застонавшего стражника, которого он благополучно игнорирует, мимо моей комнаты. Я не замечаю, куда он меня ведет. Я потрясена случившимся, потрясена его ловушкой, тем, что он сделал из меня рабыню своей воли, по-другому и не назовешь, и даже на миг забываю о том, что ждет дальше. Но только на миг.
Надо выпрямить спину, надо сделать гордый вид, как и положено изгнаннику. Я уверена, что Двэйн сделал бы так же. Даже Ли бы постарался. Но от гордости не осталось почти ничего.
Лестница, еще коридоры, двери, стражники. Много стражников. А потом меня ослепляет солнце, и ледяной холод пробирает до костей. Моя погребальная одежда слишком легкая для такой почти зимней погоды. Шум толпы, бой барабанов, оскорбительные выкрики. Будто не те же люди недавно с жадностью следили за моей жизнью и с уважением отзывались о моем желании «исправиться». Советники на трибуне на местах с лучшим обзором. И солнце, яркое, слепящее, но холодное.
Меня ведут через ряды охранников, и я, наконец-то, вижу Ворона. На его непроницаемом лице не дергается ни один мускул, он смотрит на меня без всякого сочувствия или тепла в глазах. Предатель! И стоило тогда так проявлять заботу раньше?! Я кривлюсь и отворачиваюсь, снова бросая взгляд на трибуну советников. Дарио ежится, кутаясь в меха, и глядит на нас с нетерпением, как будто хочет поскорее со всем этим покончить. Я нервно усмехаюсь. Вы боитесь нас, советник? Правильно, изгнанники никогда вам этого не простят! Они снесут все ваши башни, и Пустошь поглотит руины на веки вечные! Я перевожу взгляд и теперь смотрю только перед собой. Все словно превратилось в сон, и мне с трудом удается осознавать происходящее. Только от холода лихорадочно дрожит тело, и стучат зубы.
Перед глазами вдруг появляется деревянный помост. Овальные петли свисают над ним, покачиваясь от легкого ветра. С такой неуместной безмятежностью. У меня чуть не подкашиваются ноги, но я прикусываю губу и заставляю себя идти ровно. В животе что-то булькает, сжимается, а тело вдруг начинает трястись еще сильнее.
С той стороны на помост начинают подниматься люди. Первым из них идет Тима. Наши взгляды встречаются, и он кажется мне удивленным. Словно он не верит в то, что все происходит на самом деле.
– Поднимайся! – кто-то тихо произносит за спиной и мягко подталкивает в спину.
Я послушно двигаюсь вверх по ступеням. За Тимой я вижу Сашу. Она смотрит на меня в упор, но как будто не видит, а когда ее подводят к петле, переводит взгляд
