Партии Советского Союза стал дорогой и всеми любимый Леонид Ильич Брежнев. Наступила эпоха развитого социализма в СССР. Бывший инструментальный завод, на котором трудился отец Иды, стал называться одесским заводом холодильного машиностроения, если короче, то «Холодмаш». Страна росла, а завод стал расширяться.
Наступил шестьдесят седьмой год. Вечернюю школу закрыли, и Ида потеряла работу. Еще через месяц решили пересилить всех жителей Михайловской за номером тридцать два в новые квартиры. Возражений от жителей не поступило. Новое жильё, просторные квартиры, прощай примус, керогаз и печное отопление. Да здравствует Советская власть! Иде предоставили однокомнатную квартиру в новом доме, но Ида не пошла за ордером. Все время она находилась дома. Соседи постепенно выезжали в новое жилье, и наконец, двор опустел. Приехали рабочие, ломать старый двор, но нельзя было приступить к работе, в доме оставалась Ида. Когда пришли к ней в дом, дверь квартиры была открыта, а Ида лежала мертвой на своей узкой девичьей кровати. Ида не смогла покинуть свой двор, в котором она родилась. Иду хоронили на новом еврейском кладбище всем двором, что на Химической улице. На надгробной плите была надпись Ида Медведева, урожденная Лейзерсон. Не все поняли, почему урожденная Лейзерсон. Ида ни когда не была замужем. Но вопросов лишних ни кто не задал.
Это был последний сбор двора, что на Михайловской улице за номером тридцать два. Умерла Ида, умер и двор.
P.S.
В этом дворе, что на Михайловской улице номер тридцать два, в квартире номер восемь родился и я. Моим участковым педиатром, была Анна Абрамовна Гойхман, внучка того самого знаменитого доктора Гойхмана. Я помню Иду, тогда она мне казалась древней старухой. Господи, а ей-то было всего лет сорок семь-сорок восемь. Я был единственный человек, с кем она разговаривала. Когда я выбегал во двор, Ида задавала мне всегда один и тот же вопрос.
— Сашенька, а как зовут тётя Ида?
Ничего нет удивительно для одессита, почему такое склонение. Все жители двора обращались к ней Ида. Ида пошла туда, Ида сделала это. Вот и свой вопрос она правильно задала.
— Сашенька, как зовут Тётя Ида!!!
Я отвечал.
Ида.
И тут же получал красного «петушка» из жжёного сахара и убегал в новую для себя жизнь.
Когда я учился в институте, то случайно попал в одесскую филармонию на концерт знаменитого на весь мир симфонического ансамбля. Ни хочу называть его названия, так как не уверен в последних данных, которые хочу сообщить вам. В перерыве концерта на меня все время смотрела пожилая женщина. Мне она показалась знакомой. Она сама подошла ко мне.
— Вас Александром зовут, спросила она меня.
Я с ней согласился.
— Вы очень похожи на своего отца. Вы должны помнить Иду.
И тут я был с ней согласен.
— Лет десять назад, когда была жива моя мама, продолжала эта женщина, мы были на концерте этого ансамбля. Так вот. Руководитель этого ансамбля играет на скрипке Иды. Мама сразу узнала скрипку Иды, и смычок был Брамсового производства.
Всю историю одесского двора мне рассказали мои родители и мои знаменитые тетушки, которых я упомянул в своем рассказе. Кой чего придумал сам. А так как всегда.
Я люблю тебя Одесса. Я люблю тебя Россия.
Всегда ваш.
