который он обрёл при прорыве в Закрытом Мире. Но с появлением настоящего ядра этот источник силы не давал о себе знать, пока не проснулся здесь, в Гиблом Месте. И самое странное, что почти сразу это море сгустилось в зачаток ядра, используя старое ядро как основу.
Есть только один шанс узнать всё наверняка, но делать этого конечно же Алекс не станет: вырванное ядро у Людей растворяется, а у Зверей остаётся в виде кристалла. Такой эксперимент при правильном осторожном выполнении не убьёт, "просто" сделает смертным. Что, впрочем, теперь, привыкнув к новым возможностям, Алес считал даже хуже смерти.
Довольно много времени после мутации ядра и слияния источников силы заняло принятие двойной природы: психика стала нестабильной из-за неровного течения энергии. Наверное, как-то так выглядят гормональные сбои, плохо влияющие на рассудочную деятельность. Этакая версия ПМС для практика-мужчины. Урода, не принадлежащего ни к одной из существующих ныне разумных рас. Всё-таки, лучше считать именно так: он отклонение от нормы, мутация. А он один такой или вся Земля населена подобными существами — это уже не важно. Где она, родная планета?
Ощущение того, что он чужой для всех посещённых миров по мере привыкания к "пападанчеству" постепенно отступало, но теперь снова нахлынуло как в первые недели, когда он шёл через лес с охотниками из деревни в Закрытом Мире. Возможно это случилось оттого, что Великий Барьер оборвал связь с Дымом Фимиама. Хм… А не для того ли Спящий накинул на него эти путы? Чтобы играл по его сценарию и не осознавал, что он что-то иное, чуждое для обоих рас. Если так, то становится понятно, зачем в него хотело это чудовище, сумевшее выбраться из специального мира, откуда нет выхода.
Есть что-то, что не могут сделать ни Люди, ни Звери. Или скорее, что-то, что должен сделать объединяющий в себе свойства обоих рас.
Опять нахлынуло понимание того, что своим Алексу не стать ни в одном из посещённых миров. И дело не только в том, что он «генетически» иной (гены как цепочки из белков давно в прошлом — его тело теперь уже не биологическое, лишь имитирует его). Всё дело в техниках развития: если поначалу ему больше подходили звериные техники, потом — людские. А потом пришлось придумывать своё, комбинируя два подхода. Что будет дальше? Может для его расы и души-то нет, несмотря на все истории о реинкарнации или вечном блаженстве или муках после смерти.
Не у кого спросить, нет похожих.
И это чувство особенности ему, скорее, нравилось. Приятно считать себя избранным.
— Чего это ты лыбишься? — раздражённая фея прервала мысли Алекса.
— Размышляю о ваших словах, госпожа, — отмахнулся слабый человечек он повелительницы как от назойливой мухи. Хоть по форме ответ и уважительный, но именно так она восприняла его.
— Да? И о чём же конкретно?
— Все хотят, чтобы я открыл Барьер. И вы, и обе расы обитающие вовне.
— Да? Они этого хотят? — искренне удивилась женщина, подтвердив догадку Алекса о том, что её цель — снятие печатей с прохода.
— Думаю, да, — немного засомневался Алекс, но отбросил эти мысли.
Раньше его беспокоили последствия вмешательства в жизнь двух миров, а теперь, когда он понял, что не является частью всего этого, стало гораздо легче. Точнее, безразлично. Как говорят подленькие типчики в голливудских фильмах: "Ничего личного, просто бизнес". Он получит плату за слом стены, а дальше берите ложки побольше и расхлёбывайте кашу сами.
— Не верится, что ты рад услужить двум Мирам.
— Я рад получить плату за эту службу. Ну и посмотреть со стороны на ваше счастье. Пожалуй, именно второе делает меня таким радостным.
— Что ты имеешь ввиду?
На этот вопрос Алекс не успел ответить: дорога, идущая сквозь полуреальность закончилась, и карета остановилась. Только, к ужасу Алекса, они прибыли вовсе не во дворец Феи и Дракона, как ожидал, а на ту самую площадь, откуда стартовало Испытание.
А вторым ужасом стала аура Седого Дракона — почему-то Алекс сразу понял, что это он, хоть никогда не встречал ни его описаний, ни изображений.
— Не пугай мальчика, — улыбнулась Одинокий Цветок, выходя из кареты.
— Разве мы его не испытываем? Почему бы не добавить ещё один маленький тест? — давление возросло, а полуразумные уродливые твари, впряжённые в повозку, заверещали.
Сам Алекс не мог кричать — давление слишком сильное. Да что там кричать — он и дышать-то не мог. Тем не менее, он сделал лицо кирпичом.
— Похоже, он предпочёл бы сдохнуть с гордым видом, — Седой Дракон показал острые зубы. Алекс не понял: это улыбка или оскал?
Зато давление ослабло, хоть и не пропало вовсе.
— Заходи. Эти врата отправят тебя прямиком в Гиблое Место, — всё с тем же оскалом сказал дракон.
— А выйдешь ты, только убив Королеву, — не менее хищно улыбнулась фея. Разве что жемчужные зубы не острые. — Разве ты не этим занимался, когда вас случайно прервали?
— Ты жестока, дорогая, — всё с тем же выражением лица сказал Седой Дракон, и взмахнул рукой.
Плотная сила, похожая на удар гигантской подушкой, швырнула Алекса в портал, который мигнул и поглотил его.
* * *
— Значит, испытать меня решили? — сказал сквозь зубы слабый человек в ту сторону, откуда почувствовал внимание.
Он не заметил, когда ему установили печать, похожую на ту, что ранее применяли для слежения за участниками. Не до того было, под прессингом ауры двух властителей мира. Бесячих, мерзких моральных уродов, решивших поиграть с ним как букашкой, придумывая разные препятствия. Ещё на Земле он сменил пару неплохо оплачиваемых работ, когда начальники начинали вести себя аналогичным образом. Почему-то некоторые считают, что работник, продавая свой труд, теряет достоинство и над ним можно глумиться, ожидая раболепия во взгляде и преклонения перед статусом. Почему-то считают, что социальный статус и авторитет — это одно и то же. Не видят "хозяева" мира разницы между "купить труд" и "купить человека". Впрочем, зачастую и трудяги этой разницы не понимают, хотя казалось бы… Мда…
Спору нет, эти твари сильны, правят и владеют миром. Даже Законы устанавливают. Только вот нет такого закона, который бы заставил человека, осознающего своё достоинство и свои цели, свернуть со своего Пути.
Одно дело, когда Алекс хотел сразиться с Королевой Насекомых по своей воле, и совсем другое, когда его вынуждают это сделать. Особенно, когда он уже знает, что это ему не по зубам.
«А что если я вас испытаю?» — эту мысль он не решился произнести вслух. Когда ехали, как он думал, в замок,
