вышел из зала.
Он заскочил в донжон, где на кухне нашел Ёгана и сержанта, приказал сержанту собрать людей, чтобы осмотреть водяную мельницу, а Ёгану приказал принести ему какой-нибудь еды в его покои, сам пошел поваляться хоть немного. В башне воняло кошками, и он опять встретил там мальчишку.
— Ты опять тут? Что ты тут делаешь?
— Кота ищу, господин.
— Найди своего кота и повесь. Тут от него уже дышать невозможно.
— Да надо бы, совсем отбился от рук. Крыс не ловит, только на кухне ворует.
Волков поднялся на этаж, где располагались его покои. Несмотря на окна, здесь воняло еще сильнее. Он решил открыть дверь, ведущую на стену, и увидел женщину. Та шла по стене и несла горшок. Это была очень высокая женщина, с него ростом, в зеленом платье доброго сукна с кружевными манжетами. На голове у нее был старомодный двурогий головной убор замужней дамы. Солдата она не видела, она смотрела со стены. Волков подошел к ней ближе, он подумал, что это служанка молодой госпожи и, решив проверить это, сказал на ламбрийском:
— Buongiorno, signora! [8]
Женщина вздрогнула и уставилась на него удивленно и ничего не отвечала. Невыразительное, блеклое ее лицо было полно неприязни. Грудь ее была по моде затянута так, что о ней и помина не было, а плечи ее были широки как у солдата. Она вообще мало походила не женщину.
— Ciao, come va, signora? [9] — Продолжил Волков в чуть фамильярной форме.
Женщина выплеснула содержимое горшка со стены, повернулась и пошла.
— La signora non andare via! [10] — Крикнул он. — Attendere! [11]
Она не ответила. Дойдя до двери донжона, женщина бросила на него недобрый взгляд и шумно захлопнула дверь.
— Ну, вот и пообщались, — произнес Волков и пошел к себе. Тут же, напротив своей двери, он опять увидел мальчишку.
— Опять ты?
— Кота ловлю, — доложил тот.
— Я тебя предупреждаю, если увижу твоего кота — со стены его скину.
— Это бестолку все, господин. — Заявил мальчишка. — Я его уже скидывал. Уж если вам угодно, господин, вы его мечом рубаните, вора этого.
— И рубану, а то вони от него, аж глаза режет.
— Это у вас с непривычки, — объяснил мальчик.
— Я тебя предупредил. И не закрывай дверь, что ведет на стену — пусть проветривается.
Солдат пошел свою комнату. Комната ему нравилась всем, кроме одного — она запиралась только изнутри. Но это сейчас его мало заботило. Он кинул свой мокрый плащ на пол и, не снимая сапог, завалился на роскошную кровать и почти сразу заснул.
Долго ему поспать не удалось — его разбудил Ёган. Обжигаясь, он ставил горшок на стол.
— Господин, я еду принес, да и сержант уже людей собрал.
Вставать Волкову совсем не хотелось, но больно уж из горшка хорошо пахло.
— Что там?
— Бобы со свининой — вкуснятина.
Да, это была вкуснятина, но вставать все равно не хотелось, не хотелось надевать сырой плащ и идти на улицу, лезть на коня, куда-то ехать.
— Коней седлал?
— Так я их не расседлывал.
— Дурак. Вот на тебя бы седло напялить и не снимать полдня. Хорошо бы тебе было?
— Так она же лошадь, скотина привычная.
Волков встал, взял горячий горшок, съел пару ложек бобов. Жаль, времени наслаждаться не было. Он быстро проглотил горячую еду, и они пошли во двор.
— В следующий раз, если лень расседлывать коня, то хоть подпругу ослабь, — раздраженно учил слугу солдат.
— Ну, буду, — обещал Ёган.
Сержант и шесть его людей уже ждали во дворе.
— Двоих на ворота, остальные с нами, — сказал Волков, садясь на коня.
— Хорошо, — крикнул сержант.
— Далеко до мельницы?
— Да не очень. Рядом за мостом.
Мельник был в ужасе. Широко раскрыв глаза, он таращился на коннетабля и пытался говорить:
— Господь свидетель, — мямлил он. — У меня ни зерна, ни муки нету. Ничего нету. Все по долгам забирает управляющий.
Солдат глядел на него и на его семью, стаявшую тут же. Жена и пятеро детей — все до единого, включая мельника, тщедушные, босые и в ветхой одежде.
— Я же говорил управляющему, — говорил мельник, — вода высокая. Высокая. Мелю мало, только для монахов. Поэтому и подать с прошлого года не платил. Чем же платить, когда нечем?
Солдат продолжал молча глядеть на этих людей, не слезая с лошади.
— Я ж подписал все бумаги, которые управляющий давал.
— А ты грамотный что ли? — Наконец спросил Волков.
— Да не шибко, — отвечал мельник. — Цифры знаю, слова не очень.
— И сколько же твой долг?
— Управляющий сказал талер да двадцать семь крейцеров. — Мельник вздохнул. — Так то за прошлый год, а за этот даже не знаю.
— Обыщите всю мельницу, — произнес Волков.
— А что искать-то, — спросил сержант.
— Не знаю.
— Вы бы, господин, сказали, что надобно, я бы сам все показал.
Стражники пошли в мельницу и в дом, а Ёган произнес:
— А раньше он был упитанный, мельник-то. С мужиками говорил — через губу не переплевывал… А сейчас-то истощал. И спесь-то прежняя послетела.
— Ты хлеба с кухни взял? — Спросил у него Волков.
— Брал. И хлеб, и сыр брал. Поесть хотите?
— Отдай детям.
— Чего это? — Возмутился Ёган. — Не помню я, что б мельник мужицким детям хоть горсть муки забесплатно дал.
— Отдай, — твердо сказал солдат.
— Ну, что ж, — Ёган подъехал к семье и, не слезая с лошади, дал старшему четверть хлеба. — Держи, поделись с малыми.
А сыр давать не стал. А солдат не стал настаивать — сил не было.
Мельник продолжал что-то бубнить про высокую воду, и что мужики не ездят к нему молоть, а ездят на ветряную, и что когда вода сойдет, то он долг вернет, но солдат его не слушал. Он оглядывался по сторонам и, увидев что-то, спросил:
— А та тропка куда ведет?
— К затону.
— И лодчонка у тебя есть?
— А как же не быть-то? Есть.
— И сеть имеешь?
— И сети, и вентеря.
— А когда ставил?
— Все время ставлю.
— Раков ловишь?
— Ловлю.
— То есть, есть чем поживиться, раков кушаешь.
— Только за счет рыбы, раков, нутрий и живу, а раков не кушаю, шибко дорогие, либо барону, либо в трактир везу. А на деньги хлеб детям покупаю. Раки нам не по карману, господин.
Солдат и так это видел, даже если мельник и хитрец, и скрывал доход от управляющего, вряд ли он своих детей стал бы держать впроголодь.
— А вон та тропа, куда ведет? — Волков указал плетью на тропу, ведущую в лес.
— Там
