за то, что его не пытают. Пусть и медленно, но, до предела атрофировавшиеся конечности, превратившиеся в камень, отмирают. Прислушиваюсь к ощущениям. Будто всё затекло, а теперь возвращается в исходное состояние, и этот процесс до скрежета неприятен, как если бы в меня воткнули одновременно миллион игл.
Осторожно притягиваю к себе колени, морщась от мгновенной стреляющей боли. Готова скулить и рыдать взахлеб, но запрещаю. Запрещаю себе! А вдруг он вернется?! Нельзя показывать слабость. Да и толку от слез?
Если бы насильник был извращенцем или маньяком, я бы могла предположить, что мое сопротивление доставит ему удовольствие – просто омерзительно. Но я уверена, что это не тот случай. Ему не мои страдания нужны, не я сама. Когда с помощью инструмента выполняешь какое-то действие, ты же не задумываешься об инструменте. Тебе важен результат. Конечная цель. Так вот, я – инструмент. И никак не интересую похитителя. Но и злить лишний раз не стоит.
Мне остается гадать, в чем причина такой жестокости. Но сил на это нет.
Вселенская усталость наваливается разом. Забываюсь тревожным сном почти мгновенно. Просыпаюсь с первыми лучами солнца в той же позе. Сухость во рту мешает вдохнуть, ужасно хочется пить. Распахиваю глаза и моргаю несколько раз. Всё помню. Увы, спасительного забвения не наступило. Когда, не сразу, но всё же встаю на ноги, чувствуя дикий дискомфорт внизу живота, непроизвольно опускаю взгляд и хмурюсь, лицезрея высохшую на внутренней стороне бедра кровь вперемешку со спермой.
Мне срочно нужно в ванную. Это жизненно необходимо даже больше, чем вожделенный глоток воды. Иначе я сейчас умру от переполнившего вмиг всё естество едкого отторжения. Замутило просто критически. И я бросилась к выходу.
Ах! Слишком опрометчиво! Пылу поубавилось после первого же спазма, скрутившего туловище.
Как же больно, Господи…
Теперь, будучи предусмотрительнее, делаю почти невесомые мелкие шаги, будто инвалид, которого заново учат ходить. И короткий путь до пункта назначения занимает у меня кучу времени.
Но в коридоре ощутимо вздрагиваю, когда входная дверь открывается. На пороге появляется он…
Впервые мы смотрим друг другу в глаза.
Дыхание в груди сперло. Застываю изваянием. Совсем не дышу.
Передо мной, наверное, мой ровесник. Привлекательный парень, стоящий на пороге перехода в категорию «молодой мужчина». У него глаза васильковые. Реально васильковые. И если бы не обстоятельства нашего знакомства, я бы залюбовалась. Такой оттенок я видела лишь однажды, погрешив на линзы, пока обладательница со смехом демонстрировала «натуральность». Завораживающая редкость. Взгляд – прямой, открытый, пронзительный. Он меня парализует.
Агрессор тоже рассматривает меня, источая бешеную негативную энергетику. Искренне ненавидит.
Не представляя, что делать в данной ситуации, тоже продолжаю отмечать детали. Рост выше среднего. Может, на голову-полторы выше меня самой. Атлетически сложен, плечи выдают в нем спортсмена. Да и если вспомнить ощущение от его сокращающихся мышц ночью, это нынешнее наблюдение не удивляет, ведь уже тогда четко прослеживалась колоссальная физическая подготовка. Волосы густые, темно-русые, подстрижены по последним веяниям моды. Брови в тон, посажены на идеальном расстоянии от глаз. Черты – правильные, четкие, будто срезаны ножницами – настолько ровен весь подбородок с «углами молодости». Скулы, нос, губы – всё прекрасно сочетается на общем полотне.
Не разбираюсь в мужской красоте. Безусловно, он хорош собой, а насколько – понятия не имею. Если бы у меня было право выбора, этот типаж точно не стал бы моим фаворитом, уж слишком я привыкла к иному – колоритной кавказской внешности.
Внезапно испепеляющий взор перемещается на мои бедра. Знаю, что там увидел. Его заметно передернуло. Скривился в отвращении, стиснул зубы еще сильнее, аж желваки ходуном заходили. Но не отвернулся.
По линии всего хребта стремительно прошелся ток.
Что делать?.. Можно ли мне, вообще, перемещаться по дому свободно? Я только сейчас сообразила, что мои права озвучены не были… И я рискую вызвать еще больше ярости…
– Не пойму, я порвал тебя, что ли? Или ты всё же была целкой? – цедит зло и тут же следом брезгливо машет в сторону ванной. – Хотя, какая, на х*р, разница! Быстро смой с себя эту гадость.
Подавила возмущение от такой демонстрации омерзения, чуть не напомнив негодяю, что эта «гадость» не только его работа, но и – на секундочку! – опять же, его собственный биологический материал!
Вместо этого юркнула в спасительную коморку и сразу же отрегулировала воду. Одежды у меня нет, только эта футболка. Поэтому бережно отложила её, собрала волосы в слабый пучок за неимением никаких сподручных средств, затем залезла под душ.
Боже, как хорошо…
Горячие струи немного расслабили тело. Прикасаться к непосредственному источнику ноющей боли было весьма мучительно. Справилась с горем пополам. Но мне, правда, стало чуточку легче физически.
Под конец обнаружила, что полотенце осталось в спальне. Пришлось натягивать трикотаж на мокрую кожу. Ничего. Не сахарная, не растаю. Лето на дворе, быстро высохну.
Зубы чистила долго, тщательно, методично. На подсознательном уровне пыталась избавиться от оскомины во рту. Смотрела себе в глаза. Напряженно. Неотрывно.
Саркастически усмехнулась.
Занятно.
Свадьба сорвалась, зато брачная ночь состоялась.
Девственности лишилась, но осталась нецелованной.
Что интересно, у меня нет гарантии, что законный муж обошелся бы со мной лучше. Равно как и насильника, я того тоже не знаю. Стоило бы ожидать нежности и какой-то деликатности? Что-то подсказывает – едва ли.
Нацепила трусики, успевшие уже высохнуть, чувствуя неуместное мизерное удовлетворение. Словно этот невесомый барьер способен меня как-то защитить. И настороженно вышла.
Не успела ни о чем подумать.
Он стоял у порога, практически на том же месте, но уже одет совершенно по-другому. Стало ясно, что уезжает.
– Меня не будет до завтра. Дверь я запираю. Настоятельно советую не предпринимать попыток побега. Далеко не убежишь. А поймаю в таком случае – пеняй на себя, будет очень плохо. Еды в холодильнике достаточно.
Лаконичный поток речи завершен. Низвергающий его источник мгновенно ретируется. Щелкает замок с внешней стороны. Рев мотора по мере удаления машины сходит на нет.
Оставить человека наедине с его мыслями, когда он на грани фола?..
Жуть как прекрасно…
Глава 4
Война войной, а обед по расписанию. Аппетита нет, но урчание в животе настолько жалобное, что выхода тоже нет.
В кухне задумчиво подхожу к холодильнику и, открыв старенькую модель, лицезрею вполне сносный набор продуктов. Ничего не хочется из деликатесов, яйца не люблю, поэтому обхожусь сыром, из которого вместе с оставленным на столешнице хлебом делаю парочку бутербродов.
Жую и размышляю. Получается, сутки я предоставлена сама себе.
Радоваться бы…что не будет физического контакта. Но агнософобия,
