женщины, которыми я пытался заменить ее были лишь жалким суррогатом. И пусть я и до Алисы не брезговал случайными связями, наутро я всегда получал чувство глубокого удовлетворения. Те же, кто был “после нее” лишь увеличивали зияющую дыру в моем сердце. А удовлетворение я получал как раз от ее реакции. Отец всегда говорил, что я ненормальный, а я всегда подозревал, что он прав. И за последний год я в этом лишь убедился. Конечно, в свое оправдание я могу сказать, что “нормальным” выйти из того подвала я просто не мог, но кого это волнует? Меня уж точно нет.
Но даже будучи таким эгоистичным кретином, я прекрасно понимаю, что заигрался. Я ее почти сломал. И даже в те редкие дни, что она появляется в университете, ее отсутствующий вид и тусклые глаза бьют по мне не хуже слов мудака Грушевского.
Я понимаю, что отчасти такая реакция связана с моей дружбой с Дарьей. Каким дебилом надо было быть, чтобы вмешать ее в это? Обиженным дебилом. Эгоистичным дебилом. Все еще любящим дебилом. Я могу хоть целый день продолжать. Вот только лучше от этого не станет. Особенно Алисе.
Потому что Дарья не одна из “одноразовых баб”, она остается в моей жизни и мы общаемся каждый день.
Я не хочу оправдываться перед Алисой, но в то же время понимаю, что игра затянулась. Наивно полагал, что тогда на Фабрике мы попрощались, затем так же наивно думал, что смогу пробраться в ее спальню и спокойной оттуда выйти… Но словно в насмешку судьбы каждый раз я оставлял очередной кусок сердца на ее подушке словно на алтаре.
Сегодня будет последняя попытка. Я должен ее отпустить. Обязан.
На этот раз обходится без долгого выжидания в машине, ее отец укатил в очередную командировку, а значит путь свободен, даже ночи можно не дожидаться, благо темнеет сейчас рано. Не знаю сколько они платят охранникам, но любая сумма явно перебор, даже если они тупо работают за еду. Потому что обход территории в отсутствие хозяина они совершают только пару раз за день.
Я с легкостью проскальзываю на участок через соседский забор и влезаю в приоткрытое окно. В душе я надеюсь, что после сегодняшнего разговора она заколотит раму гвоздями, чтобы навсегда отрезать мне путь обратно. Потому что своему сердцу я уже давно не доверяю.
Алиса сидит за столом и пишет что-то в блокноте. Мне жутко интересно узнать что именно, но я одергиваю себя. Я больше не имею на это право. Уже давно.
— Тебя сегодня не было в универе. Опять, — вместо приветствия произношу я.
Она делает еще пару пометок, убирает блокнот в ящик и только потом разворачивается ко мне.
— Не было настроения, — на губах слабая улыбка, но взгляд… потухший. Разве не этого я добивался? Кажется, это и было моим изначальным планом. Так почему же мне сейчас так тошно и на душе кошки скребут? Потому что представлять ее сломанной и видеть вживую — разные вещи. И вместо победы я сейчас испытываю лишь горечь и отчаяние. Как мы могли? У нас были все шансы на “долго и счастливо”, но мы все прое… испортили, в общем.
Вставать с подоконника я не рискую, нужно оставить между нами как можно больше расстояния. Я бы с удовольствием поговорил с ней где-то за пределами спальни, вот только в последнее время она нигде не появляется, а если и приезжает на пары, то потом сразу едет домой. Но сейчас, оказавшись в ее комнате, где прошли лучшие моменты моей жизни, я понимаю, что разговор в университете был не такой уж плохой идеей. Потому что даже запах здесь особенный. Ее. А это, как выяснилось, мой персональный афродизиак.
— Игра затянулась. И надо признать, что она уже не приносит мне никакого удовольствия.
При этих словах Алиса морщится и я понимаю, что что бы я ни сказал сейчас, легче не будет. Нужно просто сорвать пластырь.
— Вместе мы не будем счастливы. Могли бы, но…
— Но я совершила ошибку, — едва слышно произносит она.
— Мы оба наделали много ошибок за это время, — пожимаю плечами. — Я тебя отпускаю, принцесска, — признаться, вслух эта фраза выходит более пафосно, чем я себе представлял, но главное, чтобы она поняла суть.
— Что, если я не готова тебя отпустить? — Она впивается в меня глазами, но несмотря на решительный тон, в них лишь боль. Она заранее знает ответ, но надеется. Всегда будет. И самое малое что я могу для нее сделать, это помочь ей отпустить.
— Ты словно цепь для меня, — голос звучит глухо, несмотря на то что внутри все вибрирует. — Тяжелая железная цепь. Я не могу тебя простить, никогда не смогу. Но и так продолжаться не может. Мы причинили друг другу достаточно боли, думаю, пора поставить жирную точку.
По ее глазам начинают скатываться первые капельки слез и мне приходится призвать все свое самообладание чтобы не стереть их пальцами. Я жду, что она задаст мне вполне логичный вопрос как мы сможем поставить точку, если нам предстоит видеть друг друга на учебе, но она молчит. А я решаю не говорить ей, что сегодня забрал документы из деканата. Скоро она и сама это заметит.
— Прощай, Алиса.
Глава 67
Марат остается верен своему слову. Он меня отпустил. И я это понимаю не столько по решительности его голоса во время нашего разговора, сколько по отсутствию в университете.
Несмотря на то, что прошло уже несколько недель, я все еще ищу его взглядом, будто как заядлой наркоманке мне нужна очередная доза боли и отчаяния, когда я увижу их с Дарьей. Вот только Савельева в основном одна, судя по слухам, она заполучила работу своей мечты и сейчас по коридорам передвигается исключительно глядя в экран телефона. Старшекурсницы утверждают, что она денно и нощно составляет важные договоры, но я, глядя на то с какой улыбкой она что-то печатает в своем смартфоне сидя на подоконнике, не могу не вспомнить наш секстинг с Маратом, особенно в то время когда мы скрывали наши отношения.
Я не знаю почему я продолжаю убеждать себя в их связи. Тогда, на Фабрике, я видела, что это была просто игра, что он использовал Дарью чтобы в очередной раз сделать мне больно. Но все это время я отчаянно пытаюсь найти причину по которой он решил попрощаться. В его альтруизм верится с трудом, а вот желание двигаться дальше более правдоподобно. Двигаться дальше с другой. С
