на конвейерной ленте «Скайлайн», воспринимал ее как врага, ну или на худой конец — не воспринимал как человека, тогда никакого разговора не было бы. Просто завтра после начала праздника посадили бы эту ничтожную Сяо Тай в красный паланкин и все, прости-прощай, писать не забывай, передавай привет Фениксам. Но этот господин Баошу все же был человеком, заботился о своей семье, делал все, чтобы защитить своих близких, ненавидел своих врагов, шел на компромисс со своей совестью. Что это значит? Да то, что он испытывал угрызения совести. Ему было неловко перед Сяо Тай, которую он обрек на неминуемую смерть. Нет, конечно, господин Баошу не собирался отказываться от своих планов по разгрому клана Лазурных Фениксов и использованию какой-то девчонки в качестве троянского коня для перегрузки защиты клановой цитадели, не настолько уж он и испытывал эти самые угрызения совести. Федор Михайловичем тут и не пахнет, никакого Раскольникова нет, равно как и душевных терзаний уровня «тварь я дрожащая или право имею?». Нет, господин Баошу точно знает, что он имеет право, что он может распоряжаться жизнью и смертью других людей на раз-два и что во имя высшего блага его и его семьи — люди могут умирать. Должны умирать.
Однако одно дело, когда эти самые умирающие — либо враги, либо воины, люди, которые знают на что идут. Совершенно другое — когда это твоя приемная дочь. Он может не признавать этого, однако факт удочерения все же влияет на его отношение. Перед Небом и людьми эта Сяо Тай теперь приемная дочь Главы семьи Вон Ми, господина Баошу. А еще — девушка, которую он обманывает для того, чтобы уничтожить своих врагов, невинная жертва.
В этих обстоятельствах господин Баошу чувствует себя должным ей. Нет, он не станет раскрывать свои карты, не расскажет ей всей правды, не откажется от своего плана. Не будет спасать ее от смерти от разрыва энергией изнутри… но какое-то чувство вины у него есть. Так в свое время Цао Цао узнал убийцу Цао Ана — по внутренним терзаниям, тремору души. Люди здесь неизбалованные нигилизмом, искренне считающие себя самыми хитрыми и умными, но до цинизма людей будущего им далеко, конфуцианство и Воля Неба — определяло рамки приемдлемого поведения.
Господин Баошу резко прекратил встречаться с ней, начал избегать сразу после того, как они несколько раз поиграли в сянци, поговорили по душам. И она почувствовала, что ему понравилось общаться с ней, играть в эти странные местные шахматы, разговаривать о том, о сем. Почему же он так резко прекратил эти встречи и более того — при случайных встречах перестал даже замечать ее существование? Есть только одна причина — он начал воспринимать ее как человека, как личность, а это сразу же вызвало у него чувство вины. Намного легче отправить свою приемную дочь на смерть если ты не воспринимаешь ее как личность.
Потому ей интересно, состоится ли этот разговор, так нужный и ей и самому Главе. Ей для того, чтобы понять, как именно он относится к ней и на каком этапе его великий план с троянским конем. Если все без изменений, то Глава будет испытывать небольшую вину и готов будет пойти ей на уступки… а ей нужна уступка. Благодаря короткому разговору с скрытником Лу Цзижэнем, она кое-что знает о местной системе правил и норм, которыми руководствуются кланы, высокие дома, секты, и прочие объединения. Всем нужны правила, всем нужны договоры, иначе невозможно сотрудничество.
— Где-то года три назад в город приезжала знаменитая Гу Тин, Волшебная Певчая Птичка. — говорит госпожа Мэй: — эх, если бы удалось уговорить ее приехать снова и спеть для нас. Надо было тогда с ней контракт заключить. У нее с собой целый оркестр был и ансамбль. Тогда все было по-другому, между уездами можно было безопасно передвигаться. Говорят, что она вместе со своими людьми в лапы разбойникам попалась, никто не знает, что с ними. Надо было ее выкупить, и ее и всех ее людей… Эх.
— Выкупить? Эта Гу Тин — служанка? — спрашивает Сяо Тай. У местных долговые рабы или наемные работники — одинаково назывались слугами. Для приличия. Однако на самом деле существовали рабы или рабыни за долги — так называемые «бэй», рабы — военнопленные, так называемые «злые рабы» или «сюн-ну», и отличие в статусе между наемным работником и рабом были довольно сильны. Подумать, что известная певица была рабыней — было довольно странно. Хотя с другой стороны, все работницы местных публичных домов были именно долговыми рабынями, работали до тех пор, пока не выплатят долги.
— Она из «бэй-сы». Ее папаша задолжал крупную сумму одному землевладельцу из южных Сунов, вот и отрабатывает. К сожалению, Глава не в самых лучших отношениях с южными Сунами и если бы он показал интерес к выкупу контракта, то цена этого контракта взлетела бы до небес. — вздыхает госпожа Мэй.
— Надо было купить через посредников. — говорит Сяо Тай: — или еще — сперва сделать предложение, а потом отказаться от него. И сделать еще одно, но уже через другого человека. Тогда можно было бы здорово сбавить цену.
— Задним числом все умные. — отмахивается госпожа Мэй: — а тогда не сообразили. Жалко эту Гу Тин, да и людей их тоже. Говорят горные разбойники людей едят, когда им мяса не хватает. У этих варваров хватит невежества чтобы съесть певчую птицу вместо курицы! Белых цветков лепестки, девичьей невинности цвет!
— Уважаемая госпожа Мэй! — робкий стук в дверь. Наверное, еще вина принесли, или сладостей, думает Сяо Тай. Дверь открывается и на пороге стоит ее личная служанка Минмин в сине-белом одеянии. Она торопливо кланяется.
— Прошу меня простить, досточтимая госпожа Мэй! Юная госпожа Тай! Глава просит юную госпожу провести чаепитие с ним в павильоне Восточного Ветра!
— А? — поднимает голову госпожа Мэй: — что? Глава хочет провести чаепитие? Я сейчас…
— Досточтимая госпожа Мэй! Глава особо велел указать, что он желает провести чаепитие наедине с юной госпожой Тай! Простите эту ничтожную служанку! — сгибается едва ли не пополам Минмин. Госпожа Мэй некоторое время смотрит на согнувшуюся девушку. Моргает. Господин Баошу хочет провести чаепитие с его приемной дочерью? Само по себе это не такое уж и событие, однако наедине? Без его первой и единственной жены? Вот это уже странно. Тем не менее госпожа Мэй не первый год уже первая и единственная жена Главы и потому сдерживает зарождающийся где-то в глубине души протест. И любопытство тоже.
Сяо Тай встает,
