бывают…
— Не зажило еще как следует, — серьезно сказал он. — Ну и не настолько я богатый, чтобы прикупить киберпротез. Знаешь, показывали — сращивают с мышцами, нервами, что там еще… Но я обойдусь обычным, а как подкоплю, там будет видно.
— Ясно. Ты тоже извини…
— Ничего. Теперь уже нормально. Я только думаю, что же стало с той девушкой? Жива она или нет?
— Какой? — не поняла я.
— А я не сказал? — удивился Денис. — Я тогда подвозил девушку. Такая хорошенькая, стояла на остановке и мокла под дождем, уже поздно было, я ее и подхватил. А потом тот пешеход… и все. Ничего уже не помню. И не знаю, куда она делась.
— Ты никогда о ней не говорил, — сказала я.
— А… — он сник и постучал себя по виску. — Может быть, это от сотрясения, врач сказал, бывает. Так-то я все помню, работу, сама видишь, выполняю спокойно, а детали той истории… Забыл. На суде ни слова ни сказали… Наверно, если бы она погибла, так упомянули бы? Но говорили, что я был в машине один… Убежала, может, от страха, когда все это увидела?
— Не вспоминай, — сказала я и встала. — Ты вот что, качай третий сезон, а я поесть принесу!..
— Вер, давай купим диван побольше? — пробормотал Денис наутро.
— На кой?
— Спать тесно! Я все боюсь тебя придавить, я же увесистый. Кстати, на какой серии мы вчера вырубились?
— Вроде бы на седьмой, — зевнула я. — И отстань. Я еще не выспалась.
— Ну так и вали к себе!
— Это моя квартира, — напомнила я, — так что я буду спать, где мне угодно! Тем более, отопление вырубили, на улице колотун, а с тобой тепло… Ден? Ты что?
— Да ничего. Правда, ничего… — Он отвернулся, уткнувшись в подушки. — Все это как-то… глупо и нелепо.
— Почему?
— Потому, — сказал он.
Вот и весь ответ.
* * *
— Вера, что случилось? — негромко спросил Денис. — Вер?
— Ничего. Меня увольняют с работы, — ответила я, зная, что губы дрожат, но сил держаться уже не было. — Ден, ну почему?..
— Тихо, тихо… — он держал меня крепко. — Что у вас случилось?
— Начальство решило, что дешевле взять парочку новеньких с периферии, чем платить мне, — всхлипнула я. — Ден, я почти десять лет там, я… И я еще должна их обучить! За оставшуюся неделю! А там столько нюансов, я год вникала, сама напридумала уйму всего…
— Так не обучай. Их проблемы.
— Ден, но там ведь остаются другие ребята, и если эти новенькие не справятся, им плохо придется! Ну я не знаю, как быть… Если я откажусь обучать, мне премиальные не выдадут, и на что мне жить, пока новую работу не найду? Официальная-то зарплата с гулькин нос, выходное пособие — гроши!
— Ну уж с голоду не умрем, — он фыркнул мне в висок. — Ну не плачь ты, трагедию нашла! Ты языки знаешь? Ну вот, я тебе кое-какие свои переводы отдам, я все сразу не успеваю, я такой… медленный, мне долго вникать надо, а заказов — валом, и ты вроде говорила, что технической лексикой владеешь, и экономической, а я в ней ни в зуб ногой. Не плачь, Верка, ну не плачь… Если все будет совсем скверно, я пойду побираться у родителей. Но тебя одну не оставлю… Не надо. Это не конец света…
А я ревела в голос, уткнувшись в его плечо, плечо совершенно чужого мужчины, которого я случайно увидела в поликлинике. В плечо человека, с которым мы больше полугода прожили вдвоем, и ни разу не обидели друг друга, ну разве что по мелочам, по незнанию.
— Верка, я даже не смогу тебя в ванну оттащить, — растерянно сказал он. — Перестань, очень прошу, не рукавом же тебе физиономию вытирать!
— П-прости, — выговорила я, задыхаясь. — Навалилось…
— Ну ничего… ничего…
— Понимаешь, у меня никого больше нет, — сказала я сквозь стиснутые зубы. — Двоюродные и троюродные не в счет. Подругу ты видел. Я хотела усыновить ребенка, но теперь, без работы? Я не могу больше, Ден, я устала от этого, я…
Потом я, кажется, рыдала так, что в голове пульсировала боль, и я ничего не видела сквозь красные всполохи перед глазами.
Очнулась я в тепле и уюте.
— Вер, ты как? — спросил Денис, когда я открыла глаза. — А?
— Паршиво, — честно сказала я. — Что я вытворяла?
— Плакала. Ничего, девочкам простительно. Ты только привстань немного, а то мне очень больно.
— Почему ж сам не переложил? — нахмурившись, спросила я и живо поднялась на колени.
— Но ты же спала.
— Псих, — сказала я. — Так легче?
— Ага. А тебе?
— И мне… — после паузы ответила я. — Прости за вчерашнее. Я… слабая. И все сразу…
— Не извиняйся. Я отойду, мне нужно там с ногой… поправить.
— Помочь?
— Нет, я сам, — твердо сказал он. — В это не лезь.
Он похромал прочь, а я подумала, что даже завтрак не хочу готовить, до того паршиво у меня на душе. Я никому не нужна, вообще никому, и…
— Кофе будешь? — спросил Денис.
* * *
Я переводила тексты для Дениса, этим вполне можно было прожить, как выяснилось, и черт с ней, с официальной работой! Я вставала рано, готовила и садилась за переводы, а потом падала поспать. Ден, как я уже говорила, ложился очень поздно, так что очухивался как раз к обеду и тоже садился за дело. Он был на все руки мастер, и переводил, и кодил, в контору ему не было нужды ходить. Так мы и существовали, и, кстати, недурно.
— Вер, у нас кофе кончился, — сказал он за обедом.
— Угу, еще хлеб и мясо. Я куплю, у меня список есть.
За покупками приходилось ходить часто: мне нельзя поднимать больше пяти килограммов, ну а Денис, ясное дело, для шоппинга вообще не приспособлен. Одно время мы пробовали заказывать продукты на дом, но так выходило намного дороже. Да и несложно мне раз в день выскочить на улицу — магазин-то в соседнем доме. Заодно разминка, не все же за компьютером сидеть! Это у Дениса сила воли — каждый день тренировка, а я, во-первых, ленива, во-вторых, силовые упражнения мне опять же противопоказаны, а бассейна в округе нет, да и на велосипеде покататься негде, кругом одни дороги. Ну а Денис говорит, что увечье — не повод себя запускать, поэтому у него то сеанс отжиманий, то гантели, то он пресс качает. И, честно скажу, руки у него неимоверно сильные. Наверно, это тот же механизм компенсации: у меня обостренный слух вместо слабого зрения, у него вот
