способности простым людям — не волшебникам. Показав им свои способности, можно добиться всего что угодно — от страха и ненависти, до зависти и жажды наживы. Известно много случаев, когда волшебники погибали именно от этого. Поэтому волшебное сообщество сообщило правителям людей, что они обладают способностью проникать только в живую плоть рукой для излечения, утаив остальное. Но, даже зная о способности к развитию этих возможностей своего тела, большинство магов не спешили совершенствоваться. Обретённые в школе способности их вполне устраивали. Ими они пользовались на протяжении всей жизни. А жизнь у боевых магов оказывалась часто очень короткой, чтобы развиваться. Впрочем, как и у большинства воинов. Маги, попавшие на службу в центральные области империи, ещё могли рассчитывать дожить до старости. Но сытая жизнь редко способствовала их развитию.
Теперь я должен проникнуть в плоть раненого, переведя свою руку в энергетический спектр. Процедура крайне неприятная, как для воина, так и для меня. В определённой степени болезненная для нас обоих. Глядя на свою руку вторым видением, я стал переводить руку в энергетический спектр. Казалось, будто плоть перетекает из этой реальности в параллельную. Плоть руки истаивала в физическом мире до тех пор, пока не осталась лишь её видимость. Рука, перешедшая на энергетический уровень, стала немедленно менять оттенок своей ауры с голубоватого на красный. Ощущение было такое, будто руку поместили под горячую воду. Рецепторы руки стали испускать сигналы боли. Всё моё естество воспротивилось этому акту, требуя немедленно прекратить насилие над собой. Я плотно сжал губы, контролируя сигналы тела. Легче не стало, но переход я завершил. Теперь надо было погрузить руку в тело раненого и завершить лечение как можно быстрее, сократив агонию для себя и для него. Я стал вводить руку в тело больного. Сначала нужно было срастить связки. Второе видение позволяло мне видеть концы оборванных сухожилий. Я настойчиво повёл руку к ним, намериваясь пальцами прикоснуться к ним. На всём протяжении движения моей руки в его теле, аура плоти больного менялась на красную. Раненый забился в руках моих помощников. Он пытался вырваться, но его крепко держали. Мысленно я поблагодарил помогавших мне красавцев. Когда-то наставник в качестве познания ввел свою руку мне в живот на уровне солнечного сплетения. Ощущение боли было почти запредельным. Казалось, будто в меня вонзили раскалённое железо и поворачивают внутри тела. Если мои ощущения и воина совпадали, то его нежелание это терпеть понятно. Я старался сделать работу быстрее. Прикоснувшись к концам разорванных сухожилий, я повёл от них белые полосы к местам их закреплений к кости. Как только я закрепил полосы к намеченным местам, сразу же стал выводить руку из плоти. Теперь требовалось стянуть разорванные связки. Я напрягся изо всех сил. Белые линии стали утолщаться. Сначала они натянулись как канаты, а после стали сокращаться в длину, одновременно увеличиваясь в ширину. Послышался скрип разгрызаемого черенка. Помощники прикладывали немалые усилия для удержания раненого. Рука горела. Даже возвращенная в нашу реальность, она продолжала чувствовать боль. Говорят, что некоторые волшебники во время больших сражений лечили раны так часто, что их руки покрывались ожогами. Боль не утихала. Хотелось самому всё бросить, убежать, упасть на землю и забиться в конвульсиях. Найти емкость с холодной водой и окунуть в неё руку. Но я сдержал порыв. Позже. Я неукротимо сжимал белые полосы. Наконец концы порванных связок и сухожилий соединились вместе. Теперь они выглядели так, как им положено. Спасибо наставнику. Он заставил меня выучить анатомию. Сколько было боли и слёз? Но результат того стоил. Белые полосы превратились в сплошные белые пятна, размазанные по местам стыков. Теперь требовалось их срастить. Магическая связка не вечна.
Я направил своё внимание на рой красных капель боли, плавающих в моей ментальной сети. Их количество явно прибавилось. Теперь надо было их использовать. Я усилием воли потянул их к себе, создав мысленную дорожку к ране. Я задал программу и наблюдал, как она исполняется. Я наблюдал как соединительные клетки ткани — фибробласты — синтезируют коллаген и эластин, соединительные белки организма. Видел, как белковые волокна укладываются вдоль соединений магических связок, заполняя травмированную зону. Красные капли боли вплывали в рану и впитывались тканями. Конечно, в обычных условиях на заживление раны требуются недели лечения. Но здесь и сейчас, при моём воздействии и целенаправленном потоке жизненной энергии, это происходило в разы быстрее.
Мне пришлось ещё дважды погрузить руку в тело раненого. Один раз для того, чтобы срастить мышечные волокна, другой раз — стянуть кожу. Воин дал мне энергии с избытком. Я мог гордиться своей работой. Под коленом воина образовалась тоненькая извилистая ниточка шрама. Такими тоненькими шрамами восторгался ещё мой наставник. Он не зря приложил столько усилий на моё обучение. Теперь я и сам испытывал гордость за этот шрам. Я протёр тканью ногу воина в месте ранения, удаляя остатки крови и сукровицы.
— Готово, — сказал я. — Можно отпускать.
Мои помощники медленно отпустили воина. Воин продолжал лежать на столе. Его вид был изможденный и ошарашенный. Глаза были широко раскрыты. Нянечка оказалась возле его головы и подёргала за деревянный черенок, зажатый у него во рту. Челюсти воина разжались, и черенок спокойно вышел наружу. Всё ещё ошеломлённый воин медленно сполз со стола на землю. Он встал ногами на землю, опираясь на здоровую ногу и пробуя встать излеченной ногой. Он держался за стол и при этом трогал пол пальцами ноги, всё ещё не доверяя ей.
— А ты быстро, — вмешалась нянечка. — И пяти минут не прошло. Всё сделал сразу.
— Что тянуть? — спросил я, опуская правую руку в чашу с водой, в которой до этого мочил ткань. — Сразу излечил и отпустил. Даже шрама почти не видно.
Я горделиво выпрямился. Мои помощники разминались по другую сторону стола, пили воду (я надеюсь). Я испытывал радостное удовольствие от проделанной работы и остывающей руки. Внезапно излеченный мною воин встрепенулся.
— Как это нет шрама?
Он стал лихорадочно задирать штанину, успевшую опуститься. Задрав её чуть выше колена, он стал взволнованно осматривать и ощупывать свою ногу.
— Шрама нет! — завизжал он. — Ты мог оставить мне шрам?
Я удивлённо застыл. Впервые в жизни мне предъявляли такую претензию. Обычно дело было с точностью до наоборот. Пациенты госпиталей требовали убрать шрамы, во что бы то ни стало. Объяснения, что шрам и так максимально аккуратный и тонкий настолько, что почти незаметен, делу не помогали.
— Ты слышишь? — продолжал вопить воин. — Сделай мне шрам!
При этом он пытался допрыгать до меня, несмотря на
