рукой факел, который грозил вот-вот погаснуть, вышла из саней и встала рядом с Сервином. Выбранная ими дорога была здесь довольно широкая: две большие повозки спокойно разъехались бы, даже не задев друг друга. Колючий ветер бросил в лицо очередную порцию снега, который, казалось, летел параллельно земле, и дико завыл, будто хотел выплеснуть на заплутавших путниках всю свою ярость. Луна погасла, скрывшись за кучевыми облаками, и без того неясные звёзды померкли, а белый снег стал совсем серым, словно кто-то забыл его постирать. Пламя факела робко затрепетало и, несколько раз попытавшись противостоять разбушевавшейся стихии, погасло. Стало совсем темно.
Лира взяла Сервина под уздцы и пошла впереди, прижимаясь к холодной скале. Гулкий удар, похожий на набат, пробежал между гор, которые отзеркалили его в многотысячное эхо. «На этот раз точно лавина», — подумала эльфийка, пытаясь разглядеть какой-нибудь уступ, чтобы снова разжечь огонь. Вскоре она нашла его: тёмная пещера голодно смотрела на путешественников, готовая проглотить их целиком, и дышала холодным мертвецким воздухом, который исходил изнутри. Чем-то пещера напомнила Сервину жуткого морского чёрта, но тот сразу прогнал наваждение, стараясь не углубляться в плохие мысли. Лира разожгла огонь.
— Может быть, мы переждём здесь метель? — неуверенно предложил олень, посматривая на едва различимое тёмное скачущее пятно на противоположной горе. Лира покачала головой.
— Нет, Сервин. Как сказал Йольский кот, Рождественская ночь не бесконечна, а метели в Чёртовых ущельях идут постоянно. Мы не можем ждать.
Ещё одна лавина сошла где-то далеко в горах, и гулкий звук, подобно грому, раскатился между скалами. Тёмное пятно, которое привлекло внимание Сервина, словно кузнечик, быстро двигалось по отвесным утёсам, пока не скрылось в расщелине, оставив после себя неприятное чувство чьего-то присутствия.
— Тогда в путь.
Снова жалобно зазвенел колокольчик, измученный злым ветром, и красные сани заскрипели о заледеневший камень. Лира всё же зажгла фонари, которые теперь слегка мутноватым светом сквозь запотевшее стекло освещали дорогу, серпантином уходившую куда-то вверх: старый сигнальный факел был слишком слаб, чтобы выдержать натиск вьюги.
На миг Лире показался до ужаса знакомый звук: лязг цепей вместе с глухим ударом копыт о камень каплей упал в воздухе и смолк, уступая место ветру. Всё было по-прежнему: бедный бубенчик, вой метели, скрип саней о замёрзшую тропу. Лира несколько раз обернулась, пытаясь найти известный силуэт, но дальше света фонарей не было видно ничего, кроме мелькающих белых точек. Однако Сервину тоже показался этот звук; встревоженно подняв уши, он попросил Лиру сесть в сани, а сам, насколько это было возможно, побежал быстрее. Лира снова зажгла факел, который ежеминутно гас, но ничего, кроме тёмно-серых скал, в ореол света не попадало.
Вдруг лязгающий звук повторился уже намного отчётливее где-то ярусом выше, и Лира, вскинув голову, увидела того, кого так боялась с детства.
Крампус.
Он стоял прямо на дороге, преграждая путь дальше, и смотрел сверху вниз на сани невидимым взглядом. Лицо было скрыто в тени большого капюшона, который он никогда не снимал, так что возникал вопрос, есть ли у него вообще что-то под этим капюшоном или нет. Длинные козлиные рога, немного скруглённые к концам, почти касались жуткого мешка за спиной, в котором лежали точно не подарки для детей; тяжёлые цепи, достающие до пола, при сильном порыве ветра гремели друг о друга, и каждый удар сопровождался тихим побрякиванием бубенчиков. Но это были не такие бубенчики, как у свиты Санта-Клауса, нет: это были грубые, медные колокольчики, чей призрачный звон наводил не приятное чувство приближающегося Рождества, а липкий ужас чего-то неизбежного и безвозвратного. Большие раздвоенные копыта выглядывали из-под рваных лохмотьев, и длинные когти на потемневших, обросших шерстью руках задумчиво цокали друг о друга.
На миг Лире показалось, что она слышит его хриплое прерывистое дыхание, но вдруг Крампус взмыл вверх и тяжело приземлился неподалёку от красных саней. Ржавые цепи с грохотом стукнулись о холодный камень, забрякали призрачные колокольчики, и снег, вылетевший из-под копыт Крампуса, лёгкой пыльцой ударил в лицо Лиры. Страх стальным ошейником сдавил горло, и ей оставалось только наблюдать, как стремительно растворяется силуэт Крампуса в нескончаемой метели.
Сервин летел, как мог. Так он не бегал ни от волков, ни от Йольского кота. Ритмичный лязг цепей хлестал не хуже кнута, заставляя всё больше и больше увеличивать скорость. Крампус был настоящим монстром, чудовищем, которого следовало бы опасаться, что Сервин с Лирой и делали. Крампус бежал то большими, размашистыми шагами, демонстрируя обросшие шерстью козлиные ноги, то длинными дугами перепрыгивал с одного уровня серпантина на другой, и каждый раз сердце Лиры тревожно замирало в ожидании, когда тяжёлая туша приземлится на хрупкие красные сани.
Наконец, этот момент настал. Сначала Крампус на некоторое время пропал из поля зрения, заставив Лиру глупо озираться по сторонам, а потом неожиданно приземлился прямо перед санями, так что Сервин едва успел затормозить, чтобы не врезаться в него, а Лира, не удержав равновесие, упала назад. Несмотря на дикий свист ветра, повисла звенящая напряжённая тишина. В темноте капюшона не было видно глаз Крампуса, но смотрел он прямо на Лиру, прямо в её душу, и она это чувствовала. Лира всегда боялась Крампуса. С детства. Хотелось закричать, чтобы громкий девчачий визг несколько раз отрекошетил от зеркальных гор, вызвал лавину, которая бы смела и Крампуса, и её, и Сервина, и маленькие красные сани, лишь бы не стоять вот так, перед неизвестностью, не решаясь бежать куда-либо и что-то делать. Но горло будто сковали, и вместо крика из него вышло только тихое слабое мяуканье.
Крампус шевельнулся, и медные колокольчики призрачным эхом бубенцов Клауса зазвенели где-то между ржавыми цепями. Он порылся в складках своей одежды и протянул когтистую руку Лире, которая смотрела на него широко раскрытыми глазами. В руке лежал подарок. Для чудовища он был совсем крохотным, помещался в ладони, тогда как Лире понадобились обе руки, чтобы обхватить его. Лира неуверенно взяла его, и в тот же миг Крампус, с силой тряхнув цепями, взмыл вверх и потерялся в снежном потоке.
Всё смолкло. Лира и Сервин стояли одни посреди Чёртовых ущелий, заметаемые противным колючим снегом. Поставив картонную коробку под лавочку, Лира дрожащим от волнения голосом тихо прошептала:
— Трогай, Сервин… Трогай.
Часть 3
Оставив позади непроходимые горы, маленькие деревянные сани с рубцом на левом борту влетели в небольшой городок у окраины Северного полюса. Винтербург встретил Лиру и Сервина тёплым сиянием свечей, мягкими хлопьями снега, которые показались путешественникам лебединым пухом после колких крупинок в Чёртовых ущельях. Несмотря на всю эту
