сэр, вы достали ее, чтобы прижать к губам.
– Ну, это уж слишком, Дживс. Чтобы я стал прижимать к губам перчатки в тот самый миг, когда готовлюсь умыкнуть у полицейского каску?
– Вероятно, так поступил мистер Линкер, сэр.
Я хотел было объяснить Дживсу, что в любой ситуации Линкер поступит совсем не так, как обыкновенный, нормальный человек, у которого в голове чуть больше мозгов, чем у выскакивающей из часов деревянной кукушки, но мне помешал вновь появившийся Гасси. Он был окрылен, я понял, что дела идут неплохо.
– Берти, Дживс оказался прав, он будто прочел мысли Юстаса Оутса.
– Его заинтересовало твое сообщение?
– В жизни не видел, чтобы полицейский пришел в такое волнение. Он чуть не бросил свой пост и не помчался сломя голову сюда.
– Почему же не помчался?
– Не осмелился, ведь сэр Уоткин велел ему стоять на посту у двери.
Я понимал психологию этого человека. Он был в точности как тот парень, который стоял и стоял на горящей палубе, когда все остальные с нее попрыгали.
– В таком случае он, надо полагать, сначала известит папашу Бассета о ставших ему известными фактах и после этого попросит позволения действовать?
– Да. Думаю, он явится с минуты на минуту.
– Гасси, тогда тебе не надо быть здесь. Иди-ка лучше в холл.
– Бегу. Я только пришел рассказать.
– Как только он отойдет от двери, ты сразу в гостиную.
– Конечно. Положись на меня. Дело не сорвется. Дживс, это была гениальная мысль.
– Благодарю вас, сэр.
– Представляете, какой камень у меня с души свалился, ведь через пять минут все будет улажено. Об одном я только жалею, – задумчиво произнес Гасси, – зря я отдал старику блокнот.
Он сообщил об этом чудовищном поступке словно бы мимоходом, и я не сразу понял, какими последствиями он чреват. Когда же осознал, ужас проник в каждую клеточку моего тела. Казалось, я сижу на электрическом стуле и палачи уже включили ток.
– Ты отдал старику блокнот?!
– Да. Когда он уже уходил. Я подумал, там есть ругательства, которые я забыл.
Я схватился дрожащей рукой за каминную полку, иначе бы упал.
– Дживс!
– Слушаю, сэр.
– Еще бренди!
– Сейчас, сэр.
– И что вы носите его в маленьких рюмках, как будто это радий? Принесите бутылку.
Гасси вроде бы удивился.
– Берти, что-нибудь случилось?
– И ты еще спрашиваешь! – Я горько засмеялся. – Ха! Ну, ты меня доконал.
– Да о чем ты? Почему доконал?
– Неужели ты не понимаешь, идиот несчастный, что ты натворил? Теперь уже ни к чему красть корову. Если старик Бассет прочел то, что написано в блокноте, он никогда тебя не простит.
– Почему?
– Ты видел, какое впечатление это произвело на Спода. Уж если Спод осатанел, читая о себе горькую правду, неужели ты думаешь, она понравится папаше Бассету?
– Но он уже слышал о себе горькую правду. Я рассказывал тебе, как отделал его.
– Это еще могло сойти тебе с рук. «Пожалуйста, постарайтесь понять меня… я погорячился… вышел из себя», ну, и так далее. А вот хладнокровно записывать изо дня в день наблюдения в мельчайших подробностях – о, это совсем другое дело.
Наконец-то он понял. Лицо снова позеленело. Рот открылся, потом закрылся, как у золотой рыбки, которая нацелилась склевать муравьиное яйцо, а другая золотая рыбка ее опередила и перед самым носом слопала.
– Какой же я болван!
– Первостатейный.
– Что делать?
– Не знаю.
– Берти, придумай что-нибудь!
Я принялся напряженно думать, и старания мои увенчались успехом.
– Скажи, что именно произошло в конце этой вульгарной сцены? Ты отдал ему блокнот. Он сразу же воткнулся в него читать?
– Нет, сунул в карман.
– И, судя по его виду, по-прежнему намеревался принять ванну?
– Да.
– Тогда расскажи, в какой карман он его положил? В смысле – в карман чего? Что на нем было надето?
– Халат.
– А под халатом – думай, Финк-Ноттл, хорошо думай, от этого твоя судьба зависит, – а под халатом была рубашка, брюки и прочее?
– Да, брюки на нем были, я обратил внимание.
– Тогда надежда еще есть. Расставшись с тобой, он наверняка пошел к себе в комнату разоблачиться. Ты говоришь, он здорово разозлился.
– Раскалился докрасна.
– Очень хорошо. Знание человеческой природы дает мне основание предположить, что субъект в столь возбужденном состоянии не станет тратить время, шаря по карманам в поисках блокнота, который куда-то сунул, и тем более знакомиться со сделанными в нем записями. Он сбросит одежду и поскорее в ванную. Блокнот наверняка все еще в кармане халата, а халат он, без сомнения, кинул на кровать или на спинку стула, и тебе нужно прокрасться в его комнату и взять блокнот.
Я ожидал, что столь ясное логическое построение вызовет радостный возглас и бурные изъявления благодарности. Но Гасси лишь в сомнении водил ногами по ковру.
– Говоришь, надо прокрасться в его комнату?
– Да.
– Пропади все пропадом!
– В чем дело?
– Ты уверен, что другого способа нет?
– Конечно, уверен.
– Понятно… Берти, может, ты сходишь туда вместо меня?
– Нет.
– Многие бы пошли, не отказались помочь старому школьному другу.
– Мало ли на свете дураков.
– Берти, неужели ты забыл нашу прекрасную юность, школьные годы?
– Забыл.
– Не помнишь, как я поделился с тобой последней плиткой молочного шоколада?
– Не помню.
