То, что открылось нам, совершенно не было похоже на представляемое мной место гибели вражеского мага. Я ожидала увидеть круглую небольшую полянку, покрытую серым пеплом, с выразительно оскалившимся скелетом врага точно в середине... Полянка? Ха! Целая просека.
На просеке же творилось... нечто.
Там сражались двое, двигавшиеся так быстро, что разглядеть их удавалось с трудом: один — в серебристо-сером, другой — в черном. Вот тот, кто в черном, поднял руку — огромный валун, лежавший поодаль, вздрогнул, поднялся на высоту пары локтей и легко, как кожаный мяч, посланный умелым игроком, устремился в сторону его противника. Тот каким-то чудом увернулся, и валун, подняв кучу пыли, врезался в дерево позади него. Дерево треснуло, но устояло.
Человек в черном на миг замешкался, и серый атаковал — стремительно, длинный клинок, казалось, сейчас пронзит врага насквозь, но тот успел в последний момент повернуться боком, подставив плечо. Меч со скрежетом отскочил, выбив тучу искр — словно удар пришелся по камню. Серый воин отпрыгнул, перекатился, уходя от хлестнувшей наперерез огненной плети, выросшей из руки черного, и снова начал медленно приближаться к врагу.
Тут я поняла, что уже непонятно сколько времени сдерживаю дыхание, и что мы — все трое — стоим на коленях, глядя на происходящее сквозь ветки и непонятно как умещаясь за одним не очень-то пышным кустом. Хрипло втянула в себя воздух, едва не закашлялась, и снова приникла к просвету в ветвях.
Бой продолжался. Бой невозможный, как будто бы я сегодня утром не вышла за ворота Пристани, а переместилась в какую-то древнюю легенду. Еще одна атака, еще один прыжок — серый все уворачивался, не давал себя задеть ничему, ни со скрипом вырванному из земли гигантскому корню, ни белоснежной ледяной вспышке. Черный держался за плечо, от которого отскочил клинок, может быть, ему все-таки досталось? Следующая огненная плеть испепелила куст в десятке шагов от нашего убежища, я почувствовала, как вздрогнул Нори. Но черный явно выдыхался, не успевал за более гибким и быстрым противником. И поэтому последнюю атаку хоть и увидел, но блокировать ее не успел. Лишь протянул руку навстречу — но клинок, не встретив сопротивления, по рукоять вошел ему в грудь.
Черный грузным нелепым мешком, ничем не напоминавшим человека, осел на землю.
Его соперник выдернул меч, тщательно вытер его об истоптанную траву. Постоял над поверженным противником — наверное, с минуту, но эти минуты показались часами. Я наконец успела его рассмотреть, хоть и со спины — светлые волосы до плеч, диковинная серебристая кольчуга, похожая на рыбью чешую. А потом неизвестный быстрым шагом направился прочь.
Не знаю, сколько мы просидели за тем кустом — окаменевшие от ужаса и шока, прижавшиеся друг к другу. Но, наконец, подала голос робкая пичуга. За ней вторая. Прострекотала белка. Лес снова оживал, возвращался к прежней беспечной жизни. Происходившая прямо на глазах у здешних жителей легендарная битва, казалось, никого не удивила. Кроме некстати случившихся неподалеку магов-третьеклассников.
Первым встал Вилли. Пошатнулся, но устоял. За ним мы с Норбертом — цепляясь друг за друга, как неуклюжие влюбленные или только научившиеся ходить малыши. И мы втроем уставились на просеку. По ней как будто буря прошла — буря с огненным дождем, который проплешинами выжег молодую траву. Что-то захрустело, мы синхронно подскочили, но оказалось, что это всего лишь подогнутая ветка высвободилась из-под поваленного дерева и закачалась на свободе, осыпав пепел свежей хвоей.
В моем кулаке со слабым шуршанием раскрошился в песок зачарованный кусочек камня.
— Я хотел сказать... — Вилли осекся, откашлялся и начал заново. — Я хотел сказать... когда мы еще шли сюда, что в Синеполье не было таких ощущений от места смерти мага. «Чутье» молчало. И там была полянка. Просто обгоревшая полянка.
Меня хватило только на то, чтобы посмотреть на приятеля с немым укором. Тот развел руками: сами же не давали и слова произнести!
— Что это вообще было? — подал голос непривычно притихший Нори. — Драка... Огонь летающий... булыжники...
Тут пришла моя очередь разводить руками.
— Такого не бывает, — с упрямством, граничившим с истерикой, заявил Норберт. — Чтобы вызвать огонь, надо нарисовать руну, собрать множество трав и камней, произнести слова, активировать заклинание... Такого не бывает! Нельзя просто по желанию швыряться пламенем направо и налево!
— Успокойся, — Вилли потряс его за плечо, Нори сглотнул и перестал твердить про «не бывает». — Мы же видели. Ты сам видел. Может быть, это магия Хаоса так работает...
— Что?! Магия Хаоса? И ты хочешь, чтобы я успокоился?! Да это же форменное безумие!
— А разве ты не хотел найти следы от этой магии?
— Ну, знаешь! Есть разница между следом мантикоры и самой мантикорой! Тьфу, что я несу, мантикор тоже не бывает! Ничего не бывает! Отстань!
— Эй, — осторожно позвала я, вклинившись между друзьями, — вам не кажется, что он еще... может быть, живой?
— Кто? — недоуменно спросил Нори.
Я показала пальцем (почти не дрожащим). Тело на пепельно-серой земле выбрало как раз это время, чтобы еще раз пошевелиться — еле заметно. И застонать.
Не то чтобы мне очень хотелось мчаться на помощь к незнакомцу — слишком свежи были воспоминания об огненных плетях, выраставших из его ладоней. Вдарит ненароком, и собирай потом пепел бедолаги Маннэке для очередных амулетов... Но совесть пересилила. Мы осторожно приблизились к телу. Человек — все-таки человек, не демон из сказаний, не эльф, в которого не поверил бы Нори, — лежал ничком, и стало ясно, что черная «куча» — это его плащ с капюшоном, а сам незнакомец невысок и пухл. Капюшон откинулся, темные с проседью волосы растрепались, было видно ухо и часть щеки.
— Переверни его!
— Вот сам и переворачивай!
— А чего сразу я?
Пока мы с Норбертом препирались яростным шепотом, Вилли, как самый старший и бывалый, осторожно опустился на одно колено и тронул пострадавшего за плечо. Никакой реакции. Я, устыдившись, принялась помогать. Совместными усилиями мы перевернули человека в черном на спину, и у меня снова перехватило дыхание.
Это был пожилой пекарь, у которого мы регулярно покупали булочки и пирожки с луч-рыбой. «Тансен,» — услужливо подсказала память. Пнуть бы ее, как не вовремя разболтавшегося Нори! — «Его зовут Тансен, у него двое детей, старший, наверное, унаследует пекарню, младшему столько же, сколько нам...» Что делает пожилой пекарь в этом месте, по которому как будто сам Ворон лично с огненной косой прошелся? Почему он, не умевший и по лестнице без одышки подняться, только что изображал тут в лицах сражение великого Тавейна с полутораглавым Змием? Что вообще происходит?
Судя по ошарашенным лицам моих друзей, думали мы одинаково. Мир в моих глазах ощутимо покачнулся — пришлось ухватиться за Вильяма. Не знаю, что бы мы сделали — может, рванули бы в панике прочь, забыв обо всем, как звери от лесного пожара, — но в этот момент Тансен открыл глаза.
Блекло-голубые, обычные, знакомые нам глаза.
И еле слышное «Помогите», которое он произнес, было вовсе не звериным рыком неизвестного чудовища.
— В город за знахарем сбегать? — подскочил Норберт. — Я мигом!
— Н-не... не надо знахаря...
По его груди расплывалось мокрое кровавое пятно — плохо заметное на черном, но внушительное. Как бедняга еще жив? Ох, а до города даже бегом не менее получаса. Пригодились бы нам те сказочные летучие метлы, нечего сказать. Я беспомощно уставилась на кровь. Перевязать? Или не трогать его вообще, чтобы меньше хлестало? Врачевание в Мастерской не преподавали, и лечить я умела на уровне «заговори мне платок, чтобы насморк прошел побыстрее».
— М-мне надо с-сказать...
Голос слабел с каждой секундой. Мы с Вилли склонились над умирающим, едва не столкнувшись лбами. Блеклые, подернутые дымкой глаза закрылись, лишь ресницы трепетали... а потом вдруг открылись.
