На песню завернул хозяин. Тихонько присел и стал подпевать чистым тенорком.
Носко вдруг оборвал мелодию.
— Так бы петь да петь…
Скиба завалился на солому и промолвил:
— Чого вам блукать? Женитесь в Ямном и живите в свое удовольствие.
— А какое оно, свое удовольствие? — спросил Васильев.
— Хата своя… Земля своя… Садок та гарна жинка…
— И все? — удивился я.
— Ще горилка та шматок сала…
— А мне хочется посмотреть все — и горы, и море, и города большие… Добрых, умных людей послушать, — заговорил Носко.
— Тю, дурень! Нема добрых — кожен соби тягне. Ты не утягнешь, другой схапае, а тоби — дудка! Слухай, хлопец, чого спытаю. Кажуть, большевики продали Польше нашу Захидну Украину?
— Брешуть, — нехотя отозвался Носко.
Под утро в сарае заржал жеребец и прохрустел старый тын. Васильев выглянул из клуни. От сарая к заплоту двигались две тени. Высокий человек передал что-то другому. Явственно послышалось бульканье.
— Легонько!
По голосу я признал хозяина.
— Бу-ув-вай! — заикаясь прощался ночной гость. П-поезжай к Волчьей Яме. Не оп-паздывай…
— Жбанчик не потеряй! — наказывал Скиба.
А через полчаса он, запряг жеребца и уехал.
Что делать? Скиба связан с Черным Вороном. И заика — это связной. Решили следить за усадьбой.
Утром воробьи подняли такой гвалт и драку, что мы проснулись. Фома ходил по двору, выпроваживая скотину на пастбище. Мы с Васильевым поплескали воды на руки и вытерлись подолами. А Носко скинул рубаху и окатился до пояса. Дотошный Вася уже оглядел жеребца и, словно невзначай, заметил:
— Плохой ты хозяин, Фома!
— А чого?
— У жеребца бока опали, будто бы сто верст отмахал…
Скиба растерянно стянул белесые брови к переносице. Заячья губа подрагивала:
— Ну и глаз! Ты часом не козак?
— С конем имел дело…
К обеду веялка работала как новая. Хозяин, довольный ремонтом, позвал жинку:
— Слухай сюды! — и выразительно щелкнул себя по горлу.
На столе появилась бутылка первача. Мы не отказывались. «Где горилка — там может быть и бандит!» — научила нас жизнь. После третьей кружки Скиба заоткровенничал:
— Давлю оцю слезу, а у самого печенка гниет. Хлеба дюже мало. А он — подавай горилки — и никаких.
— Кто он? — быстро спросил я.
— А казалы — не шпие-оны! — Фома расхохотался во все горло, оглядывая нас победно.
— Пошли, Петро, от этого трепача!
Васильев вылез из-за стола и стал собирать свою котомку Я — за ним.
— Ото горячка! Я пошутковал. — Скиба подхватился и сильными руками усадил Васильева за стол. Меня толкнул на табуретку. Он изрядно захмелел.
— Воны без грошей машину починили. А ти лесовики що? Тильки грозят: убьемо! Скиба плюе на Ворона! Хоть зараз пойду в чека!..
Бахвальство пьяного могло испортить дело: вдруг за стеной бандитский агент!
— Тише, Фома! У тебя жинка та диты. Усадьба гарна. А бандюки дознаются… — Носко обнял Скибу за плечи.
Тот отбросил его руку:
— Та годи тоби! Що ты разумеешь, недотепа? Топора не маешь — пло-о-отник! Попробуй не дать горилки. Зничтожит!..
Носко тем временем взял деревянную лопату и куском угля набросал на дереве портрет хозяина. Скиба изумленно глядел на него. Потом заорал:
— Горпына, подывись! Мов живой. Ото чертяка тоби в горлянку! А если на бумаге? Дорого визьмешь?
— За так намалюю.
— Горпына, давай!
Вскоре на листе желтой оберточной бумаги появился портрет Скибы. Хозяин, размахивая руками, выкладывал душу:
— Сам батько пользуется моим самогоном. А боюсь його! Був такий Гудыменко. Перебежал к чекистам. Трошки его обидели. Добре, що свой человек Ворона известил. Красные в курень — пусто! Ха-ха-ха! Батько к расстрелу приговорил Гудыменко. А может, и повесит, де попадется…
Под яблоней в саду уложили спать хозяина. Поздно ночью я добрался до штаба Леонова и доложил о разговоре.
— Проследите связного. Скибу не трогайте. Надо использовать его в наших целях. Как там Носко?..
Леонов особенно тепло относился к Петру.
— Покончим с бандитами и пошлем тебя, Петро, музыке учиться, — не раз говорил он Носко.
Петя стеснительно краснел, отмалчивался. В ЧК было решено: после операции послать его в Харьковскую консерваторию!
И вот мы вновь в хате Скибы. Вечеряем. Хозяин мрачен: горилка не удалась!
Вдруг на улице конский топот. Громкие крики; В хату Фомы постучали:
— Видчиняй!
Скиба перетрусил: каганец дергался в его руках! А если кто донес про его бахвальство? Может, оци мастеровые от батька?..
— Принимай гостей, Хома! — Порог переступил колченогий Щусь. Притопывая на вывернутых пятках, уставился на нас.
— А оцэ хто такие?..
— Мастеровые… плуги налаживают… — Скиба услужливо подставил табуретку. А в хату вваливались все новые селяне — в брылях, самотканных свитках — и все с оружием.
— Геть! — Махнул плеткой Щусь. И нас оттерли в сени.
— Беги, Петро, к Леонову! — шепнул Васильев Носко.
И тому удалось улизнуть из усадьбы. А нас посадили на пол. Бандиты по очереди караулили. Из горницы доносилось:
— Горилки!
В хате накурили. Воняло самогонкой и конским потом. Каганец вот-вот угаснет. Мы с тревогой нарастающей ждали: успеет ли Носко?..
— Горилки! — Щусь стучал кулаком по столу.
— Немае, пан атаман! — Скиба пугливо развел руками. Заячья губа дрожала.
— Як нема? Ты кому такэ кажешь? — Щусь со всего размаху ударил Скибу плеткой. — Дайте ему грошей!
Подручный Щуся, толстый бандит с перебитым носом, положил на стол несколько желтоватых бумажек. Я узнал их — то были деньги, которые печатались у Нестора Махно.
— Темно, где же ее купить? — плакал Фома. — Ночь кругом.
— Хлопцы, посветите пану Скибе! — Щусь пьяно захохотал и снова пустил в ход плетку.
В мгновение ока бандиты запалили хлев, где стояла скотина. Заревели коровы и телята. Испуганно ржал жеребец.
Скиба кинулся было отворять ворота, но налетчики не пустили его.
— Ратуйте! — голосила Горпына, мечась по двору. Бандиты подбрасывали солому в огонь. Васильев не вытерпел: в два прыжка очутился у ворот, выдернул засов.
— Стой, хвороба тоби в горло! — Щусь стрелял в воздух.
Васильев распахнул ворота, прикрыв голову попоной, нырнул в дым. На ощупь добрался до стойла. Падали горящие доски. Конь храпел, задыхаясь в чаду. Ухватив его за гриву, Васильев потащил к выходу. За воротами дико закричал:
— Воды-иии!!!
Даже бандиты покорились его приказу: окатили из ведра холодной водой. Жеребца увели подальше от огня. Щусь, косолапо ступая, облапил чекиста:
— Гайда до моего куреня!
— Нема часу, жениться приспичило, — отшутился Васильев, прикрывая глаза, чтобы не выдать своей ненависти к бандиту. Воспользовавшись суматохой, я отошел в темноту, надеясь добежать до наших.
Во двор Скибы пьяные налетчики втащили мальчишек. У меня замерло сердце: Саша и Вася!
— Хто такие? — Щусь, раскачиваясь, играл плеткой.
— Беженцы… хлебушка просили, — сквозь слезы отвечал Саша. Вася ревел вовсю:
— Ногами… дерутся…
— Хто обижает сирот?
Заговорил мужик в немецком мундире:
— Пан сотник, воны биля тачанок шастали. Мабуть, красные подослали.
Щусь без слов ударил Сашу плеткой со всей руки. Парнишка волчком завертелся и завыл от боли. Главарь снова замахнулся, но Васильев перехватил его руку:
— Не тронь!
Окружающие застыли в изумлении: перечить Щусю! Но главарь опустил руку:
— Люблю смелых!
Ребятишки юркнули в темноту. Кто-то свистнул. Другой заулюлюкал. А Щусь, вяло усмехаясь, сказал:
— Смелых взять! Под стражу! Всыпать по двадцать пять горячих!
Васильев расшвырял налетчиков. Они растерялись. За горящим сараем он увидел оседланную лошадь. С ходу — ногу в стремя! Жеребец вздыбился, бросился в сторону и понесся. Сзади стреляли. Васильев припал к гриве — ветер засвистел в ушах.
На звуки стрельбы и сполохи пожара прибежали другие налетчики, шнырявшие по Ямному. Верзила с шеей борца и кулачищами боксера отыскал Щуся, козырнул:
