— Минуточку! — прервала она его. — Ты хочешь, чтобы я гастролировала больше месяца? Ты это серьезно?
Он озадаченно посмотрел на нее.
— Да, а почему бы и нет? Получится отличное путешествие. Может, и возникнут некоторые сложности, ведь железнодорожная сеть и многие мосты сильно повреждены, но, безусловно, твои выступления будут пользоваться большим успехом.
— Ладно. Хорошо. Предположим. Но кто будет выступать на разогреве? Ты внес имя Ива Монтана в мою предварительную программу?
Рука Луи, державшая телеграммы, опустилась. Она стала выглядеть странно безвольной.
— Нет. Не внес.
Не успев осознать свои слова, она выпалила:
— Без Ива я не поеду.
Вздохнув, она поняла, что эта ее угроза была совершенно серьезной — именно так она и думала. Она не удалилась бы ни на километр от Парижа без своего возлюбленного. От одной мысли, что они разлучатся более чем на несколько часов, ей перехватывало горло. Она решительно повторила:
— Я требую, чтобы он был у меня на разогреве, в противном случае о турне можно забыть.
Луи побледнел. Ей стало его жалко. Он всегда брал на себя любые обязательства, только бы она была довольна. Если бы она не встретила Ива, она следовала бы планам Лулу, не говоря ни слова. Мог ли Анри приложить к этому руку? Он хотел разлучить ее с Ивом? Не надо выдумывать ерунды, одернула она себя, тихо вздыхая.
— На какие числа запланировано турне? — спросила она, немного успокоившись.
— С двадцать девятого октября по девятое декабря, — ответил Луи почти беззвучно, чувствуя себя очень неуверенно.
— Сегодня у нас седьмое октября. — Она подсчитала про себя оставшиеся до конца месяца дни, затем объявила: — Итак, у нас есть еще три недели, чтобы Ив мог подготовить свою программу. Вполне можно успеть. Появится прекрасная возможность представить публике нового шансонье — Ива Монтана. Это должно произвести грандиозный эффект.
— Но, Эдит, тебе не кажется, что это слишком почетно для него? Ему бы лучше сначала в одиночку поездить по Южной Франции, отработать репертуар. Вот это правильный путь, не так ли?
— Нет и ещё раз нет!
— Его имя известно на юге. Я мог бы организовать ему выступления на небольших сценах, — добавил Луи, уже намного менее уверенно.
— Еще раз нет.
Как Лулу мог даже предположить, что она позволит Иву идти своим путем? Она была его Пигмалионом, только в женском обличье, он принадлежал ей, и только ей. Мысль о том, что он добьется успеха без ее участия и его будут преследовать поклонницы, соскучившиеся по миру и любви и слишком серьезно воспринимающие те песни, которые он поет, казалась очень неприятной. Настолько, что Эдит сама поразилась. Она крайне удивилась, когда поняла, что ее охватывает ревность. Когда Ив проявил свой страх быть брошенным, она только внутренне посмеялась над ним. Но теперь сама чувствовала себя именно так, и это чувство было столь же сильным, как и сама любовь.
— Ему будет тяжело в провинции, — с сожалением проговорил Луи. — Ты же понимаешь, что значит выступать у тебя на разогреве.
В раздражении она ударила рукой по туалетному столику. Звякнули стоявшие там незамеченными бутылка и бокалы.
— Хватит! — От волнения ее голос зазвучал грозно, как отдаленный раскат грома. — Мы прекрасно дополним друг друга. Он находится на пути к тому, чтобы стать великим певцом, он равен мне. Я не поеду без него на гастроли… Это мое последнее слово.
Демонстративно отвернувшись, она потянулась за арманьяком и резко крутанула пробку.
— Я позабочусь об этом.
Судя по всему, Луи капитулировал. Он наклонился, чтобы поднять все еще лежавшие на полу телеграммы, и, повертев их в руках, снова сложил в стопочку.
Эдит подумала, что, вероятно, остаток вечера он проведет, общаясь по телефону с организаторами турне. Молча она наполнила два бокала арманьяком, протянув один из них Лулу. Это был ее способ помириться со своим импресарио после размолвки. Ради этого примирения она даже воздержалась от того, чтобы сразу броситься к сцене и послушать Ива.
ГЛАВА 14
С улучшением старой программы Ив справился очень хорошо. На второй вечер, а затем снова и снова Эдит тайно прокрадывалась в зрительный зал, чтобы оценить его выступление. Она слышала те же самые песни, которые Ив исполнял на сцене АВС и была очень довольна тем постоянным развитием, свидетельницей которого она теперь становилась в «Мулен Руж».
Ив выглядел невероятно привлекательно в черной рубашке и черных брюках. Он двигался намного лучше, прекрасно пел и уже совсем не казался смешным. Возможно, ему еще не хватало немного элегантности, но с годами она обязательно появится. Он казался мужским аналогом ее самой, и ей это очень нравилось. Один раз Ив спел так, что была слышна раскатистая «р», точно как у нее, его жесты напоминали движения ее рук, а осветитель выделял его на сцене светом совершенно так же, как делал это для Эдит. Мысленно Эдит слилась с Ивом Монтаном в единое целое. Это ощущение не только завладело ее сердцем, но проникло глубоко в душу. Внутри родилось осознание: он — ее жизнь, а она — его. И эта жизнь была подобна розе: драгоценная, ранимая, но удивительно стойкая.
Неожиданный успех Ива все больше вытеснял из головы Эдит мысли о том, что в комиссии все еще продолжаются слушания. Она продолжала планировать совместные с Монтаном гастроли. Как только Луи Баррье связался со всеми организаторами гастролей на юге и заручился их согласием, Эдит немедленно ввела жесткий график репетиций. Вечером они выступали в «Мулен Руж», днем работали над новыми песнями, которые Эдит выбрала для Ива, а ночью он, измученный, спал в ее объятиях. Сначала занятия шли прямо в номере отеля, затем они репетировали выступления на той самой сцене, где он выступал вечерами. После этого она чаще всего сопровождала его до дома на площади Дофина[45], где он жил в крошечной комнатке на последнем этаже. Это был красивый шестиэтажный дом из красного кирпича и светлого известняка с серой шиферной крышей, выдававшийся задним фасадом в сторону Сены. За последние триста пятьдесят лет он несколько раз расширялся и перестраивался. Район был довольно приличный, правда Эдит приходилось старательно игнорировать тот факт, что в непосредственной близости располагались Дворец правосудия и префектура.
От всех дурных мыслей ее отвлекал Ив. Нагрузка, которую она сделала для него обязательной, была настолько большой, что она сама едва успевала заниматься чем-либо еще, кроме подготовки его программы для гастролей. Едва проснувшись в его объятиях, она сразу же обращалась к его новым песням: критиковала интонацию, жесты, танцевальные движения во время дневных репетиций или вечерних выступлений. На завтрак Ив подавал ей в постель эрзац-кофе и булочки, которые он исхитрялся где-то добывать без продуктовой карточки. Обычно они были испечены на очень небольшом количестве молока, маргарина и сахара и поэтому имели какой-то кожаный привкус. Однако в те моменты они казались Эдит восхитительными, как самая изысканная еда. Не желая зря терять время, она продолжала объяснения с полным ртом, лежа полуобнаженной между смятыми подушками на усыпанной крошками простыне.
Когда она на мгновение прервалась, чтобы отхлебнуть безвкусный кофе, Ив произнес:
— У меня есть песня, о которой ты еще не знаешь.
Он замялся, очевидно ожидая, что с ее стороны последуют громы и молнии. Но этого не произошло.
— Кто написал текст? — спросила она.
— Анри. Анри Конте.
— О! — Ее брови удивленно приподнялись. — Вы снова друзья?
Ив улыбнулся, крутя в пальцах кусок булочки.
— Когда дело не касается тебя, Малышка, мы хорошие друзья, — сказал он.
Это прозвучало, как если бы маленький мальчик сообщил о том, что он помирился с лучшим другом. Она усмехнулась и стала ждать продолжения. Поскольку она никак не отреагировала, он через некоторое время продолжил:
— Шансон почти закончен, называется «Луна-парк».
