Ознакомительная версия.
Особенно мучили меня этими вопросами в Мюнхене, куда я год спустя снова приехал по просьбе устроителей очередной встречи массмедиа в октябре 1990 года.
На этот раз у меня не просили заранее тезисы, но десятки газетных и телеинтервью – с утра до ночи. Но было и официальное выступление, которое вызвало ряд откликов в Германии и других странах.
Глава 16
Зарубежные визиты, где меня встречали как «человека Горбачева»
Самое интересное, что, предоставляя мне слово в Мюнхене, ведущий дискуссии отрекомендовал меня как «человека Горбачева». Это очень повышало ко мне интерес, поскольку тут же возникли слухи, что я действительно прибыл в столицу Баварии как посланник советского лидера. Пришлось по возможности соответствовать этому рангу. Я начал так:
Организаторы нашего симпозиума подсказали мне хорошую идею: вернуться к тезисам моего же сообщения, сделанного здесь, в Мюнхене, ровно год тому назад, и попытаться критически оценить их в свете драматичных перемен, что произошли за это время в Советском Союзе, в Восточной Европе, во всем мире.
Говорят, история не любит очевидных решений, поскольку у нее гораздо больше воображения, чем у политологов.
События двенадцати месяцев, минувших после нашей встречи на симпозиуме «Дни массовой информации: Мюнхен-89», красноречиво подтверждают этот остроумный постулат итальянского политолога Арриго Леви, автора недавно вышедшей книги «Между Востоком и Западом». В самом деле, давайте зададим себе хотя бы один-единственный вопрос: кто из нас, участников прошлогодней встречи, мог бы предсказать, что всего лишь считаные дни оставались до падения Берлинской стены, которая, по тогдашним оценкам экспертов, должна была бы оставаться еще многие годы, если не десятки лет, символом разделенной Германии и разделенной Европы? И мог ли кто-либо из нас, участников прошлогоднего симпозиума, предсказать, что всего лишь через год с небольшим станут возможными общегерманские парламентские выборы?
Вспоминается, как год назад западногерманский журналист задал мне в связи с 40-летием ГДР вопрос из разряда каверзных: почему, мол, Горбачев и советские средства массовой информации в эти дни не критикуют Хонеккера за его противодействие курсу перестройки и гласности? Я позволил себе тогда ответить шуткой: не принято высказывать критические суждения на юбилеях и похоронах. Шутка была подхвачена, и, признаться, я этого не ожидал, получив вскоре из ФРГ ряд копий корреспонденций из различных газет, где мои слова о юбилеях и похоронах будут вынесены в заголовки.
Год назад, выступая на симпозиуме в Мюнхене, я говорил, что перестройка и гласность, новое политическое мышление со всей остротой поставили перед всеми советскими средствами массовой информации проблему разрушения стереотипов, отказа от какого-либо упрощенчества в оценках. Я и сегодня готов подтвердить, что это для нас, журналистов, – задача первостепенной важности. К сожалению, решение ее не может быть неким единовременным актом. Можно сказать, что все мы: работники информационных агентств, телевидения, радио, прессы – лишь студенты в академии перестройки и гласности. Прожитый год также был для нас временем поисков и весьма напряженной учебы.
Рад сообщить, что по инициативе ТАСС сейчас готовится важный правительственный документ о демократических принципах развития службы информации. В условиях перестройки нам представляется важным исключить какую-либо монополизацию информационной службы той или иной партией, политическим движением или группировкой, обеспечить осуществление функций по сбору и распространению информации независимо от политических и общественных организаций в целях объективного и всестороннего освещения процессов, происходящих в СССР и за рубежом.
Как показывает анализ, официальные сообщения от имени правительства или его учреждений в общем информационном потоке ТАСС составляют весьма малую долю – не более 8—10 процентов всей информации. Но именно она создавала прежде, да, признаться, и сейчас еще создает нам репутацию официозного и даже консервативного агентства, от которой мы, естественно, всячески стремимся избавиться. Мы поставили, в частности, перед правительством вопрос о том, что следует отказаться от «классических» сообщений типа «ТАСС уполномочен заявить». Во всяком случае, надо конкретно указывать, кем именно уполномочен.
Свою главную задачу мы видим в том, чтобы сделать лицо ТАСС подлинно демократичным, а это значит, что ТАСС должен стать не только и не столько голосом правительства, сколько голосом народа. Принципиально важно в этой связи, чтобы журналисты агентства высказывали свою личную точку зрения. Нам все еще приходится преодолевать сложившийся в прежние годы стереотип, когда любой материал, подготовленный в ТАСС, воспринимается у себя дома и за рубежом как сугубо официальный голос властей. Пожалуй, главная проблема сегодня состоит в том, чтобы снять психологические барьеры и освободиться от внутреннего цензора, который все еще сидит в нас. Строгая объективность, точное изложение фактов, а не тенденциозная политизация оценочных суждений – вот безусловное профессиональное требование к любой публикации агентства.
Мы должны молиться только одному богу – факту! Для нас были весьма поучительными уроки, связанные с освещением народного восстания против режима Чаушеску. Корреспонденты ТАСС, находясь в самой гуще событий и нередко под обстрелом агентов охранки диктатора, оперативно и точно сообщали обо всем, что видели, и на информацию ТАСС из Бухареста ссылались едва ли не все мировые и национальные агентства.
В те дни в Москве проходил съезд народных депутатов, и сообщения из Бухареста немедленно передавались для них по системе «Теле-ТАСС» – на электронные экраны в Кремле. У экрана с информацией «Теле-ТАСС» мне довелось тогда дать несколько интервью зарубежным коллегам, и каждый раз приходилось говорить о том, что переданные с места события сообщения не есть некое «мнение Кремля», а как раз наоборот: на основе живых оперативных репортажей корреспондентов Кремль, а точнее сказать, народные избранники – депутаты – формируют свои оценки этого международного события.
Корреспонденты ТАСС, работавшие в Бухаресте, отказались от каких-либо политизированных, идеологизированных установок – писали о чрезвычайно драматичном обострении событий без какой-либо оглядки на то, как это может быть оценено, например, осторожными экспертами-дипломатами. Кстати, как рассказывал нам заведующий отделением ТАСС в Бухаресте Д. Дьяков, один из ответственных работников советского посольства в наиболее критический момент пытался давать ему советы! «Вы хоть думаете, что передаете в Москву?! А если покинувший Бухарест Чаушеску вдруг сможет через несколько часов вернуться с верными ему войсками?!»
Журналистика – не для тех, кто робок духом, ибо непременное требование к репортеру и комментатору, любому работнику средств массовой информации – бесстрашие перед фактом. В нашем динамично меняющемся мире часто возникают ситуации, когда то или иное событие ломает устоявшиеся, весьма привычные, столь «удобные» стереотипы, политические и идеологические концепции. И тут требуется, если хотите, своего рода мужество: встретившись с «неудобным», упрямым фактом реальной жизни, признать его, а концепцию, которая вдруг оказывается на поверку всего лишь обветшалой догмой, решительно и бесповоротно отбросить.
Не только для политиков, но и для нас, журналистов, бурные события минувшего года в Восточной Европе, как, впрочем, и в некоторых других регионах мира, ставили зачастую чрезвычайно сложные задачи. После падения Берлинской стены, например, самой логикой захлестнувшего континент «девятого вала» политических потрясений были вынесены на повестку дня вопросы объединения Германии и строительства единого общеевропейского дома. Возникла совершенно новая динамика во всей системе отношений Запад – Восток. Она затронула очень чувствительные проблемы, породила не только надежды, но также страхи, сомнения и подозрения. Политологи ведут дискуссии о том, с какой скоростью помчится вперед поезд объединенной Германии, – не обгонит ли он поезд общеевропейский? И что произойдет в этом случае: не германизирует ли, как выразился один мой коллега, Германия Европу? Вы понимаете, что и в нашей стране далеко не однозначно воспринимаются ошеломляющие, стремительные перемены в Восточной Европе.
Организаторы нашего симпозиума просили меня высказать свое мнение о возможном развитии событий в нашей стране. Откликаясь на эту просьбу, я хотел бы прежде всего повторить один из тезисов моего прошлогоднего сообщения, ибо я и сегодня считаю судьбоносной проблемой для успеха всего дела перестройки взаимосвязь политической и экономической реформ в нашей стране. Пока остается в силе сказанное год назад: хотя достигнуты крупные успехи в демократизации жизни общества и расширении гласности, в области политической реформы пройден в кратчайшие сроки большой путь, на который в других условиях, вероятно, потребовались бы десятилетия, в сфере реформы экономической, к сожалению, серьезных перемен нет.
Ознакомительная версия.
