Ознакомительная версия.
Талантливых людей он находил не только в творческом мире, это могли быть просто воры, всякого рода странные люди, авантюристы: «Авантюрист? Да, но он талантлив!» Тот милиционер, которого я увидела в его доме в свой первый визит, стал постоянным посетителем – он был «талантливым милиционером». Банальных людей вокруг него я не видела, Параджанов их попросту не замечал.
Утверждают, что Параджанов был абсолютно аполитичным…
Я не знаю, что под этим подразумевается, одни говорят, что посадили его в 73-м не за политику, а за то, что был чересчур яркой личностью, другие пишут, что посадили его за какие-то гомосексуальные или спекулятивные дела, но совсем не за политику! Слухов вокруг Параджанова всегда было много, и при жизни и после смерти. Во-первых, я думаю, что хороший художник всегда аполитичен, но в то же время художник всегда в конфронтации к существующему строю. Он был чужаком. Он не соответствовал строю, в котором жил. Он очень выделялся, поэтому сразу мерещилась «аполитичность», «политичность», – а ему было плевать. Параджанов был неугоден, такого человека, естественно, хочется убрать, не разрешить ему работать.
Я никогда не слышала, чтобы Сережа говорил прямо о политике, но о чем бы он ни рассказывал, его мировоззрение было ясно. И было тоже ясно, что он живет в своей другой стране.
Его фильмы продолжали его жизнь, а его жизнь абсолютно отражалась в его творчестве. Одно дополняло другое. Как в случае с Дали – недаром он мне вспомнился. Фильмы Параджанова дополняли его, он – фильмы. Его «реальности» переплетались.
Я видела, например, фотографии людей, которых Параджанов находил на улице, он отбирал их, когда начал делать «Легенду о Сурамской крепости». Я видела, как он наслаждался творчеством. Ему даже не важен был результат, куда значительнее было наслаждение, с которым он пристраивал какую-то тряпочку, одевал своих актеров, как он гордился, когда что-то получалось, как он радовался, находя для этого уникальные украшения и реквизит.
Он все умел делать сам, и когда та же «Легенда о Сурамской крепости» получила на каком-то фестивале награду – не то за работу художника, не то за операторскую работу, мне было смешно: это все Сережино, его руки, его почерк. Я просто вижу, как именно он одевает актеров и декорирует кадры, делая почти весь фильм собственноручно.
Тряпочки, аппликации, вышивки, камни, старые ковры – это было его страстью.
Он из всего делал спектакль. Например, в Тбилиси был вечер в Доме кино, посвященный режиссеру-документалисту Василию Катаняну и Инне Генс – его жене, специалисту по японскому кино. Но они были друзья Сережи! Параджанов декорировал этот вечер и сделал из него фейерверк: там были грузинские красавицы в шляпах и длинных вечерних платьях, которые просто сидели на сцене. Для украшения. Женщина за пианино сидела в такой же шляпе, а двух маленьких мальчиков Сережа одел в матроски, но не обыкновенные, а придуманные им самим. Так получился спектакль! Из ничего. И он всем запомнился!
Понимаю, что воспоминания современников ущербны и немножко узки. Например, когда читаешь воспоминания о Пушкине, то удивляешься – ну как же они не понимали, что рядом с ними живет гений, которому – изначально – прощается все! А они вспоминают какие-то мелкие конкретные фактики его жизни. Но в то же время, если бы не эти «конкретные» заметки, может быть, мы не сумели бы понять в более широком смысле того же Пушкина.
Чем конкретнее, детальнее воспоминания современников, тем они лучше фиксируют душу времени. Без обобщений и «расширенного понимания». Это уже некий второй этап. Поэтому мне и хочется вспоминать только конкретные истории, которые встают абсолютно реально перед глазами, – то, что врезалось и осталось в памяти.
Сережа Параджанов заразил своим маскарадом всех, кто с ним общался. Когда Катаняны приезжали в Тбилиси и шли к Сереже в гости, Инна – прибалтийка с немецким воспитанием, очень пунктуальная, дисциплинированная – шла в обычной английской юбке, в каком-нибудь буржуазном меховом жакетике, но на голове непременно параджановская шляпа!
Меня в театре часто обвиняли в декоративности. Я обожаю наворот тканей, не сшитых, драпированных. Я очень люблю шляпы, но тут даже не в шляпах дело. А в том, чтобы уйти от скучного, запрограммированного быта, превратить жизнь немножко в игру, не то чтобы не всерьез к ней относиться, но не так драматически.
И уж совсем по-параджановски его шляпы, подаренные мне, ушли с аукциона. Одна шляпа была продана за два миллиона рублей в пользу детей-аутистов, а еще – одна шляпа Серебрянникова. Ее на аукционе за 20 тысяч евро купил бывший чиновник, благодаря которому и возник «Гоголь-центр». Купил и тут же подарил эту шляпу театру. И в театре решили ее отдать в музей Параджанова, что в городе Ереване.
Чтобы любить человека, не обязательно знать его биографические данные. Поэтому я только после смерти Параджанова узнала, что он родился 9 января 1924 года в Тбилиси в армянской семье. В 1941 году окончил среднюю школу. Один год проучился в Тбилисском институте железнодорожного транспорта, затем 2 года – на вокальном факультете Тбилисской консерватории. В 1945-м поступил на режиссерский факультет ВГИКа (мастерская Игоря Савченко), который окончил в 1951 году.
С 1952 года работал на Киевской киностудии художественных фильмов. В качестве режиссера-постановщика дебютировал фильмом «Андриеш» (совместно с Яковом Базеляном) в 1954 году. В 1959-м поставил свой первый самостоятельный полнометражный игровой фильм «Первый парень».
В 1964 году – «Тени забытых предков».
С 1966-го Сергей Параджанов работал в Ереване.
В 1967 году на Ереванской студии документальных фильмов он снял картину «Акоп Овнатанян», а в 1968-м на киностудии «Арменфильм» завершил работу над фильмом «Цвет граната» («Саят-Нова»).
Однако фильму этому была уготована печальная участь. Руководство Госкино СССР присудило фильму низшую категорию, тем самым предрешив его прокатную судьбу и закрыв фильму дорогу на международный экран. Более того, режиссеру Сергею Юткевичу было поручено в Москве перемонтировать фильм по исходному негативу и сделать русские надписи. В результате авторский вариант фильма сохранился лишь в армянской позитивной копии.
В 1974 году в период работы над фильмом «Чудо в Оденсе» (киностудия «Арменфильм»), об Андерсене, Сергей Параджанов был арестован и приговорен Киевским областным судом к 5 годам лишения свободы.
В 1977-м под воздействием кинематографической общественности разных стран Сергей Параджанов был условно-досрочно освобожден. Он поселился в Тбилиси, но в работе режиссеру было отказано. Более того, по сфабрикованным обвинениям Параджанов вновь привлекался к уголовной ответственности и в ожидании суда несколько месяцев провел в тюрьме. Однако на этот раз суд признал его невиновным.
С 1983-го по 1988-й Сергей Параджанов работал на киностудии «Грузия-фильм», где снял картины «Легенда о Сурамской крепости», «Пиросмани», «Ашик-Кериб».
В 1989 году на киностудии «Арменфильм» Сергей Параджанов приступил к работе над автобиографическим фильмом «Исповедь». Были отсняты первые 300 метров пленки.
Параджанов умер 20 июля 1990 года в Ереване.
В 1991-м в Ереване был создан музей С. Параджанова.
В 1994-м в Москве был создан Художественный театр «Параджановское фойе».
Когда я стала работать с Терзопулосом в Афинах, он мне показал подарки от Параджанова, а крест, который ему на шею надел Сережа при расставании, Теодор носит до сих пор. И наш спектакль «Медея» мы сделали не без влияния Параджанова, и, пользуясь в оформлении его красочной эстетикой, спектакль посвятили ему.
У Иосифа Бродского есть такие строки: «Одиночество учит сути вещей, ибо суть их – то же одиночество». Тема одиночества волнует театральный мир со времен «Гамлета». Но меня в «Гамлете» интересует другое – тема иррационального в этом мире. Та жизнь, которую нам не дано ощущать ни нашими пятью чувствами, ни нашим сознанием… Гамлет рождается заново после встречи с Призраком, то есть после встречи с иррациональным миром. Он соприкоснулся с чем-то неведомым для себя, и это его изменило – родился тот Гамлет, который и интересен нам вот уже несколько веков. «Порвалась связь времен» – не социальная, а космическая.
Мне тоже хочется понять, что там, «за закрытой дверью», что нам не дано понять сознанием и что подсознательно мы все же ощущаем.
У Толстого отец Сергий рассуждает перед гробом о рождении и смерти. Для чего человек приходит в этот мир – чтобы умереть?! А если за чертой – Бог, тогда земная человеческая жизнь – только часть иной жизни. Значит, нужно готовиться к той, вечной? Ответа на эти вопросы нет. Но есть вопросы, и именно они удерживают от бездны, от вседозволенности.
Зародыш человека во чреве матери тоже проводит довольно длительное время до своего рождения. У него развиваются руки, ноги, но он ведь не «знает», для чего они. Может, если бы он задумывался, то решил бы, что они ему понадобятся после рождения. Не так ли и наша душа, которая в нашей реальности нам только мешает: волнует без причины, задает бесконечные вопросы, на которые нет ответа? Но она в течение нашей жизни изменяется – значит, может быть, она нам понадобится после смерти и наша задача в этой жизни постараться ее не замутнить, а высветлить?..
Ознакомительная версия.