– Чувство! Самое, самое что ни на есть главное! – решил Вьюнцов.
– Согласен с вами. Стоит почувствовать роль, и сразу все душевные силы приходят в боевую готовность.
Таким образом, первый и самый важный полководец, инициатор и двигатель творчества найден. Это – чувство , – признал Аркадий Николаевич, но тут же заметил: – Беда только в том, что оно несговорчиво и не терпит приказаний. Вы это знаете по опыту. Вот почему, если чувство не возбуждается к творчеству само собой, нельзя начинать работу, а надо обращаться за помощью к другому полководцу. Кто же он, этот «другой»?
– Воображение! Без него… нипочем! – решил Вьюнцов.
– В таком случае вообразите себе что-нибудь, и пусть сразу придет в движение весь ваш творческий аппарат.
– Что же вообразить-то?
– Не знаю.
– Нужна задача, магическое «если бы», такое, чтоб… – говорил Вьюнцов.
– Откуда же их взять?
– Ум, понимаете ли, подскажет, – сказал Говорков.
– Если ум подскажет, – он и станет тем полководцем, инициатором, двигателем, которого мы ищем. Он начнет, он и направит творчество.
– Значит, воображение не способно быть полководцем? – допытывался я.
– Вы видите, что оно само нуждается в инициативе и руководстве.
– Внимание, – решил Вьюнцов.
– Рассмотрим и внимание. В чем его функции?
– Оно помогает чувству, уму, воображению, воле, – перечисляли ученики.
– Внимание, точно рефлектор, направляет свои лучи на избранный объект и заинтересовывает им мысль, чувство, хотения, – объяснял я.
– А кто указывает этот объект? – спросил Торцов.
– Ум.
– Воображение.
– Предлагаемые обстоятельства.
– Задачи, – вспоминали мы.
– Значит, они и являются полководцами, инициаторами, двигателями, начинающими работу; они указывают объект, а внимание, если оно одно не способно сделать того же, ограничивается вспомогательной ролью.
– Хорошо, внимание не является полководцем. В таком случае – кто же? – допытывался я.
– Сыграйте этюд с сумасшедшим, и сами поймете, кто инициатор, двигатель и полководец.
Ученики молчали, переглядывались, не решаясь встать. Наконец все, один за другим, поднялись и нехотя пошли на подмостки. Но Аркадий Николаевич остановил их:
– Хорошо, что вы пересилили себя. Это доказывает, что у вас есть какая-то воля. Но…
– Значит, она и полководец! – мигом решил Вьюнцов.
– Но… вы пошли на сцену, как приговоренные к смерти, не по воле, а против нее. Это не создаст творчества. Внутренний холод не разогреет чувства, а без него нет и переживания и искусства. Вот если бы вы, как один, ринулись на подмостки, со всей вашей артистической страстью, – тогда еще можно было бы говорить о воле, о творческой воле.
– Этого, знаете ли, вам никак не добиться с осатаневшим всем этюдом с сумасшедшим, – брюзжал Говорков.
– Тем не менее я попробую! Известно ли вам, что пока вы ожидали вторжения сумасшедшего с главного входа, безумец прокрался к заднему крыльцу и теперь ломится оттуда? А там дверь – старая. Она едва держится на петлях, и если он сорвет их, вам несдобровать! Что же вы предпримете теперь, при новых предлагаемых обстоятельствах? – поставил Аркадий Николаевич нам вопрос.
Ученики задумались, внимание сосредоточилось, все что-то соображали, к чему-то прицеливались и наконец решили строить вторую баррикаду.
Поднялись суматоха, гул. Молодежь зажглась, глаза заблестели, сердца забились сильнее. Словом, повторилось почти то же, что происходило тогда, когда мы впервые играли надоевший нам теперь этюд.
– Итак: я предложил вам повторить сцену с сумасшедшим; вы пытались заставить себя, против воли, пойти на подмостки и возбудить в себе, так сказать, человеческую волю, но насилие не помогло вам заволноваться ролями.
Тогда я подсказал новое «если бы» и предлагаемые обстоятельства. На основании их вы создали себе новую задачу, вызвали новые хотения (воля), но на этот раз не простые, а творческие. Все взялись за дело с увлечением. Спрашивается: кто же оказался полководцем – первым ринувшимся в бой и потянувшим за собой все войско?
– Вы сами! – решили ученики.
– Вернее, мой ум! – поправил Аркадий Николаевич. – Но ведь и ваш ум мог бы сделать то же и стать полководцем в творческом процессе. Если так, то второй полководец нашелся. Это – ум (интеллект).
Теперь поищем, нет ли третьего полководца. Переберем все элементы.
Может быть, это чувство правды и вера в нее? Если да, то – поверьте, и пусть сразу заработает весь ваш творческий аппарат, как это бывает при возбуждении чувства.
– Во что же поверить? – спрашивали ученики.
– Почем я знаю?.. Это ваше дело.
– Сначала нужно создать «жизнь человеческого духа», а уж после верить ей, – заметил Паша.
– Значит, чувство правды и вера в нее не являются полководцами, которых мы ищем. Так, может быть, это общение и приспособление? – спросил Аркадий Николаевич.
– Чтоб общаться, надо прежде создать те чувства и мысли, которые можно отдавать другим.
– Верно. Значит, они тоже не являются полководцами!
– Куски и задачи!
– Дело не в них, а в живых хотениях и стремлениях воли, которые создают задачи, – объяснял Аркадий Николаевич. – Вот если эти хотения и стремления воли могут возбудить весь творческий аппарат артиста и управлять его психической жизнью на сцене, то…
– Конечно, могут!
– Если так, то, значит, найден третий полководец. Это – воля .
Таким образом, оказывается, что у нас три полководца, а именно… – Аркадий Николаевич указал на висевший перед нами плакат и прочел его первую надпись: – УМ, ВОЛЯ И ЧУВСТВО.
Они являются «двигателями нашей психической жизни».
* * *
Урок кончили; ученики стали расходиться, но Говорков заспорил:
– Извините, пожалуйста, почему же нам до сих пор ничего не говорили о роли ума и воли в творчестве, а вместо них прожужжали уши чувством!
– По вашему мнению, я должен был подробно говорить вам одно и то же о каждом из двигателей психической жизни? Так, что ли? – не понимал Торцов.
– Нет, почему же одно и то же, – возражал Говорков.
– А как же иначе ? Члены триумвирата – неразъединимы , поэтому, говоря о первом из них, невольно касаешься второго и третьего; говоря о втором, упоминаешь и о первом и о третьем, а говоря о третьем, думаешь о первых двух. Разве вы стали бы слушать такие повторения одного и того же?
В самом деле: допустите, что я вам говорю о творческих задачах, об их делении, о выборе, о наименовании и прочем. Разве в этой работе не участвует чувство?
– Конечно, участвует! – подтвердили оставшиеся ученики.
– А разве воля чужда задачам? – вновь спрашивал Аркадий Николаевич.
– Нет, не чужда, а, напротив, имеет к ним непосредственное отношение, – решили мы.
– Если так, то, говоря о задачах, мне пришлось бы повторить о них почти все то, что я уже сказал, когда говорил о чувстве.
– А разве ум не участвует в создании задач?
– Участвует как в делении, так и в процессе их наименования, – решили ученики.
– Если так, то мне пришлось бы говорить одно и то же о задачах в третий раз. Та к благодарите же меня за то, что я щадил ваше терпение и берег время.
Тем не менее доля правды есть в упреках Говоркова. Да, я допускаю перегиб в сторону эмоционального творчества и делаю это не без умысла, потому что другие направления искусства слишком часто забывали о чувстве. Слишком много у нас рассудочных актеров и сценических созданий, идущих от ума! И в то же время слишком редко встречается у нас подлинное, живое эмоциональное творчество. Все это заставляет меня с удвоенным вниманием относиться к чувству, немного в ущерб уму.
За долгое время творческой работы нашего театра мы, его артисты, привыкли считать ум, волю и чувство двигателями психической жизни. Это крепко вошло в наше сознание; к этому приспособились наши психотехнические приемы. Но в последнее время наука внесла важные изменения в определение двигателей психической жизни. Как отнесемся к этому мы, артисты сцены? Какое изменение это внесет в нашу психотехнику?
Об этом я не успею сказать вам сегодня. Потому до следующего урока.
……………………… 19… г.
Сегодня Аркадий Николаевич говорил о новом научном определении двигателей психической жизни. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ, СУЖДЕНИЕ И ВОЛЕ-ЧУВСТВО! – прочел он вторую надпись на плакате.
– Внутренняя сущность этого определения – та же, что и в прежнем, старом, говорящем об уме, воле и чувстве, которые считались прежде двигателями психической жизни. Новое лишь уточняет прежнее. Сравнивая их «между собой, вы прежде всего заметите, что представление и суждение, сложенные вместе, выполняют как раз те внутренние функции, которые при старом определении выполнялись умом (интеллектом).
Вникая дальше в новое определение двигателей психической жизни, вы увидите, что слова «воля» и «чувство» слиты в одно – «воле-чувство». Смысл того и другого изменения я объясню вам на примерах.
