Вэлвет: Пап, только я тебя прошу — не надо сейчас рассуждать о достоинстве личности. Это уж совсем ни к чему в данный момент.
Брюс: Но я ведь должен думать об общественном резонансе, о том, какие последствия это может вызвать. То, что они требуют, это просто аморально, это даже неприлично… Они хотят, чтобы я придумывал оправдания убийствам. И так уже люди готовы откупиться от всего, начиная от вождения автомобиля в пьяном виде и кончая…
Фарра: О, господи! Опять он за свое. Слушай, Брюс, смени пластинку.
Брюс: Я не собираюсь участвовать в дальнейшей деградации американского общества!
Фарра: Ты просто болван, Брюс.
Вэлвет: Причем тут деградация общества.
Фарра: Меня не удивляет, что демократы никогда не приглашают тебя на свои съезды, сколько б ты им денег не давал.
Брюс: Но этот человек хочет, чтобы я признался в совершении массовых убийств по телевидению, перед миллионами людей! Я не могу этого сделать!
Скаут: Сможешь, куда ты денешься.
Вэлвет: Пап, ну ты сам подумай. Ведь он уже выстрелил в Брук. Он сказал, что и со мной что-нибудь сделает, и это будет отличное зрелище на телеэкране. И он действительно может это сделать, и при этом никого не волнует, нравится тебе это или не нравится. Ты просто обязан выступить, и все тут.
Брюс: Если я это скажу, меня можно считать трупом.
Брук: Ха!
Брюс: То есть, не физически трупом, а морально, как творческую личность. Детка, я тебе обещаю, что не позволю ему тебя обидеть. Мне только нужно все это продумать. Этот подонок хочет не только уничтожить меня как личность, ему этого мало. Он хочет, чтобы я перечеркнул всю свою предыдущую жизнь, все мои работы! Все, что сделал, все чего я добился! Нет, вы только представьте себе: он фактически хочет, чтобы я прямо перед всеми объявил, что вся моя жизнь — это сплошная порнография, что я жил зря.
Фарра: Ну и что такого? Кого это волнует?
Брюс: Как это ну и что? Что значит «ну и что»?! Нет, Фарра, ты вообще, соображаешь, что говоришь! Это же дело всей моей жизни! Мои фильмы, мое наследие! Все это будет оплевано, изгажено этим бандюгой, этой мразью!
Скаут: Полегче на поворотах, ты.
Брюс: Что? А ты что, прикажешь мне любить твоего дружка, Скаут? Ведь он у тебя самый настоящий садист, маньяк. Да он просто шизик, у которого нет ни капли совести.
Скаут: Ты не знаешь его с хорошей стороны.
Брюс: Я не частное лицо, я общественная фигура, а потому у меня есть долг перед обществом!
Фарра: Ну хватит, Брюс! Может, ты все-таки заткнешь свою идиотскую пасть хоть на минуту, а?
Брюс: Что?
Фарра: Тут уже все охренели от твоей болтовни про долг и общество, у нас есть более конкретные вопросы, которые надо решить.
Брюс: Какие еще конкретные вопросы, что может быть важнее, чем вся моя жизнь?
Брук: Ха!
Фарра: Послушайте… э-э, мисс… Скаут. Можно вас попросить об одном одолжении… вы не возражаете, если мой муж сделает звонок по телефону или отправит факс?
Скаут: Смотря кому…
Брюс: Фарра, что ты там еще придумала?
Фарра: А ты сам пораскинь мозгами. Допустим, после твоего выступления по телевидению ты будешь кончен как режиссер. Может тебе и обидно, но кого это волнует? Да всем плевать на это. Ты и так уже достаточно поработал, пора тебе отойти в сторону. Гораздо важнее то, что эта история ударит по твоим финансам, ты можешь стать полным банкротом.
Вэлвет: Мама!
Фарра: Как только ты публично возьмешь на себя ответственность за подстрекательство к убийствам, родственники каждой жертвы насилия в стране тут же подадут против тебя иски и будут требовать компенсации за убитых членов семьи. Они все с тебя сдерут, и костей не оставят. И кстати, преступники тоже могут на тебя иски подать. Поэтому сейчас нам необходимо немедленно перевести все твои счета, всю твою собственность на мое имя. Если мисс Скаут позволит тебе сделать звонок…
Вэлвет: Мама! Ну как ты можешь, прекрати, ради бога!
Фарра: Дорогая моя, я забочусь о твоем будущем.
Скаут: Вот это дамочка, это вам не хухры-мухры.
Фарра: А что такого. Я не хочу, чтобы какая-нибудь официантка из Техаса, у которой убили мужа в пьяной драке, заграбастала мои деньги.
Скаут: Нет, звонить он никуда не будет. Так что, готовься к жизни в бедности, милочка.
Фарра: Бедность? Нет, я не вынесу этого.
Скаут: Вообще-то, я лично считаю, что официантка из Техаса, о которой ты говоришь, действительно имеет право подать на него в суд. Не знаю, но мне кажется, было бы лучше, если бы твой всемирно известный муж-кинорежиссер не снимал бы таких фильмов.
Брюс: Чего-чего?
Скаут: Ну, понимаете, ведь раньше кино и телевизор помогали людям, отвлекали их от проблем, от бедности, от постоянного страха перед существованием. А сейчас что? Сейчас они только хуже делают, так и втягивают во все эти мерзости.
Брюс: А кто тебя заставляет смотреть, в кино ходить? Смотри себе Микки Мауса по кабельному.
Вэлвет: Папа, опять ты пытаешься всех учить.
Скаут: Вы живете в таком шикарном доме, в самом Голливуде, а денежки на всю эту роскошь откуда берутся, а? А я вам скажу: вы их получаете за ваши фильмы, в которых вы показываете жизнь реальных людей, всяких уродов, больных, бандитов, которые живут в дерьме, на помойках…
Брюс: Ты сама больная и бандитка!
Фарра: Брюс!
Брюс: Что…
Скаут: Я знаю, кто я, знаю. Пускай говорит, мне плевать…. Просто, мне кажется, что половина нашей страны живет исключительно для развлечения другой половины.
Входит Уэйн. Вместе с ним двое телевизионщиков — Билл и Кирстен, на которых ничего нет, кроме нижнего белья. Видно, что они очень нервничают. В руках у них камера, штатив, большой микрофон, монитор для отслеживания рейтингов телеканалов, наушники, радиопередатчики и т. д.
Уэйн: Так, ну вот, теперь все, кто нам нужен, здесь. Что там на улице делается, Брюс, ты не представляешь! Там все телевидение, газеты, радиорепортеры, короче, пресс-центр фестиваля! Все на шоу «Уэйн и Скаут»! По-моему, только одного телеканала не хватает — «Телемагазин на диване», но и тот скоро будет, я уверен.
Скаут: Ой, а мне так нравится этот телемагазин. Обожаю смотреть, как они рекламируют всякие браслетики, терки для орехов.
Уэйн: Куколка моя, сейчас не время об этом…
Скаут: Ну просто иногда, знаешь, смотришь и думаешь: как это мне не приходило в голову, что можно купить овощерезку с музыкальным сопровождением.
Уэйн: Дорогая моя, давай потом об этом. Сейчас нам предстоит выступить перед нашим народом, перед всей страной. У нас тут Билл и Кирстен, они как раз этим и займутся… Прошу прощения, условия для работы тут, конечно, не самые лучшие. О кей, Брюс, ты, по-моему, режиссер. Скажи, куда им воткнуть свою камеру?…
Брюс (взвинчен и озлоблен до такой степени, что уже забыл про страх): Сам знаешь, куда ее воткнуть.
Вэлвет: Папа, хватит тебе!
Брюс: Ты не волнуйся, Вэлвет, он меня не убьет, потому что я ему нужен.
Вэлвет: Зато я ему не нужна!
Уэйн: Правильно заметила, юная леди, так и объясни своему папочке.
Брюс: Я уже сказал тебе, что если только ты ее тронешь, ты ничего от меня не добьешься.
Уэйн: Ну и ладно, мне кажется, я и сам могу сделать. Может, и мне тоже за это Оскара дадут — ха-ха-ха! О кей, значит, давайте, ребята, вот здесь располагайтесь… Ну, смелее, смелее, у нас не так много времени, вперед. (Билл и Кирстен располагаются со своей аппаратурой в центре сцены, спиной к залу) Отлично, вот здесь…, это у нас будет такая визуальная концепция… Как ты считаешь, Скаут, визуальная концепция нормальная?
Скаут: Мне нравится, дорогой.
Уэйн: Если мы будем рассматривать эту точку как центр действия… Скаут, ну-ка передвинь сюда журнальный столик.
Скаут: Не хочу я притрагиваться к этому столику. (поворачивается к Фарре и Вэлвет) Давайте, вы двигайте.
Уэйн: Так, а я сейчас Брук сюда перетащу, чтобы она в кадре была. (подтаскивает Брук к дивану, та вскрикивает от боли) Брук, перестань кричать… По-моему, она хорошо смотрится тут, на полу, а? Как вам? Смертельно раненый лебедь или что-то в этом роде.
Вэлвет: Она умирает (накрывает Брук своим пальто).
Уэйн: Мы все постепенно умираем, дорогуша, с самого момента рождения. Но в данный момент не это главное. Важно, чтобы ее трагическое состояние как бы усилило ту идею, которую я хочу донести до зрителей. Поэтому убери-ка, пожалуйста, с нее это пальто — здесь не так холодно, и кроме того, это портит нам кадр. Пальто скрывает ее эротичность.
