План претворился в жизнь быстро, не вызвав ни у кого подозрений, как и задумывалось. Тело колдуна, которого после обедни того же дня обнаружили болтавшимся в петле, привязанной к решетчатому окну, зашили в погребальный саван и погрузили в телегу.
Снующие по своим делам горожане и не обращали внимания, что человек, чьё лицо было скрыто капюшоном, пристально смотрел вслед повозке до тех пор, пока она не скрылась из виду.
***
В этот раз ожидание для Старшего оказалось ещё более изощрённой пыткой. До наступления ночи он метался по покоям в нетерпении, истязаемый мыслями, что его единственный брат сейчас лежит в земле, возможно, уже в предсмертной агонии — удушливая тяжесть, не дающая сделать вдох, угасающее сознание и так раз за разом, до бесконечности...
Погруженный в собственные мысли, епископ даже не видел, с какой тревогой за ним наблюдал Джованни — юноша появлялся в его покоях то под предлогом зажечь свечи,
то в попытке предложить на ужин рагу из ягнёнка или хотя бы вина, чтобы успокоиться. Но все визиты Джованни заканчивались одинаково — господин нетерпеливым жестом отсылал его снова и снова, предпочитая коротать время в одиночестве.
Наконец, когда на город медленно опустились долгожданные сумерки, Старший позвал слугу, чтобы тот помог ему переодеться в светский костюм.
— Вы куда-то идете, господин? — застегивая на нем камзол, поинтересовался Джованни, не поднимая глаз от ряда блестящих пуговиц.
«Как некстати», — подумал Старший. Именно в тот момент, когда он скользнул рассеянным взглядом по лицу слуги, яркий румянец окрасил щёки Джованни, сделав его ещё привлекательнее. Быть может, если бы они находились не в строгой и чопорной Испании, он, пожалуй, решился бы проверить, каковы на вкус эти губы — раскрасневшиеся и влажные, закушенные от усердия, и насколько нежны смуглые щёки, покрытые светлым персиковым пушком.
— Сегодня мне нужно в город по очень важному и срочному делу, — накидывая на плечи тёмный плащ и пристегивая шпагу к поясу, сообщил господин.
— Мне пойти с вами? — умоляюще взглянул на него Джованни. — Я мог бы помочь!
— В твоей помощи нет нужды, — голосом, не принимавшим возражений, ответил ему епископ и, подумав, добавил к шпаге кинжал. Не оборачиваясь, он накинул капюшон и быстрым шагом вышел за двери, оставив растерянного слугу в покоях.
Спустившись во внутренний дворик дома, мужчина по пути заглянул в комнатку привратника — чтобы взять с собой лопату — завернул инструмент в мешок и вышел на улицу, сливаясь с людским потоком, который подобно реке меж каменных берегов мерно тёк сквозь открытые городские ворота. Так он покинул столицу.
Вскоре стемнело, и полная луна засеребрила тёмные ветви оливковых рощ и высокие кроны статных сосен.
Дойдя до кладбища, Старший двинулся вдоль ограды, высматривая свежую могилу — её не пришлось искать долго, яркий лунный свет хорошо освещал холмик свежей земли, под которым покоилось тело колдуна. Сбросив плащ и камзол, мужчина отстегнул шпагу от ремня и приступил к раскапыванию земли.
Могильщики никогда не славились соей исполнительностью — земли в могиле было всего на пару локтей, и лопата коснулась тела, завернутого в холст. Не жалея одежды и рук, Старший быстро отбрасывал землю, чтобы освободить брата из плена влажной почвы. Достаточно раскопав тело, он выволок его за край холстины за пределы кладбища; в лунном свете остро блеснул кинжал — мужчина осторожно вспорол плотную ткань, отер бледное лицо брата от песка и пыли, после чего присел рядом.
Всё ещё переводя дыхание и опираясь спиной о ствол, Старший приготовился ждать.
Он не знал, сколько прошло времени и даже задремал, не выдержав долгого ожидания, как тишину кладбища огласил хриплый стон воскресшего мертвеца, перешедший в надрывный сухой кашель. Старший в момент очутился рядом, помогая брату сесть и прикладывая к всё ещё синим губам фляжку с водой. Младший жадно сделал несколько глотков и снова закашлялся, вцепившись в рубашку мужчины, пока тот успокоительно гладил его по спине.
В тени деревьев послышался приглушенный вскрик, и чья-то тень мелькнула между буковыми стволами. Отпустив брата и вытащив шпагу из ножен, Старший бросился в погоню. Человек в коротком плаще, с накинутым на голову капюшоном, отступал за деревья, пытаясь скрыться, и, по всей видимости, уже понял, что его присутствие обнаружили.
Убегая от своего преследователя, неизвестный наблюдатель споткнулся о корень дерева и, в процессе падения, неудачно ударился головой о камень или корни деревьев — короткий вскрик боли огласил лес и затих.
Осторожно приблизившись к неподвижному, распластанному во мхе и листьях телу, епископ держал наготове шпагу, будучи готовым при малейшем движении шпиона заколоть того прямо на месте. Однако неизвестный даже не шевельнулся, потеряв сознание от удара.
Перевернув обмякшее тело и откинув с головы капюшон, Старший опустил руку, едва завидев копну мягких каштановых волос и запрокинутое беззащитное лицо — неизвестным оказался Джованни. На виске темнела дорожка крови.
Зачем Джованни последовал за ним? Не доверял господину, или, может, его подослали шпионить за делами епископа? Старший с горечью поджал губы и коснулся пальцем лба слуги, отводя упавшие на него кудри.
— Убей его, — раздалось хриплое за спиной. — Он обязательно донесет.
— Это мой слуга, — полуоправдательно возразил Старший и обернулся — перемазанный в земле и пахнущий нечистотами, ослабевший брат стоял, покачиваясь, и сверлил его встревоженным взглядом.
— Я сам решу, что с ним делать, — добавил Старший. — На данный момент твоя безопасность для меня приоритетнее. Вот деньги, — кинул он к ногам брата мешочек с монетами. — Купишь на постоялом дворе коня, объяснишь, что твоя лошадь пала. Там в мешке запасная рубашка и брюки. Уезжай из страны и — умоляю тебя! — старайся держать язык за зубами, общаясь с незнакомцами. Через несколько лет я покину Испанию и уеду во Францию, надеюсь, в Париже доведётся встретиться.
— Помню, — кивнул Младший, подобрав мешочек. — В полдень на главной площади города, первого числа первого месяца, как и всегда.
— А ты и вправду отвоевывал у мавров Гранаду*? – не смог сдержать любопытства Старший.
— Нет, — усмехнувшись, признался Младший, — неделю назад я сошел с корабля, прямиком из Константинополя. Услышал в порту, что некий Колумб собирает экспедицию к берегам Индии, хотел присоединиться, но, видимо, не судьба... Ну что ж, — неловко переминаясь с ноги на ногу, начал Младший, — я ...
— Иди, — понимая, как тяжело брату произносить слова благодарности, епископ решил облегчить его положение, только лишь печально посмотрел вслед удаляющемуся бессмертному спутнику, дороже которого у мужчины никого больше не было.
Опустившись на колени возле слуги, Старший несколько раз похлопал того по щеками, приводя в чувство. Джованни медленно приходил в движение, несколько раз поморгал и открыл глаза, не понимая, где он очутился и что происходит. Его юное лицо буквально перекосило от ужаса, когда чуть выше кадыка ткнулось холодное острие кинжала.
— Ты следил за мной, — бархатный голос епископа прозвучал угрожающе, — решил узнать мою тайну, не зная, что поплатишься за это жизнью. Кто послал тебя?
Старший не знал, чего ему больше хочется: вонзить в нежное горло кинжал по самую рукоять или поцеловать приоткрытые губы мальчишки, сейчас слуга находился полностью в его власти, а значит можно будет сделать с ним всё, что угодно.
— Господин... — прошептал Джованни, распахнув испуганные тёмные глаза. — Меня никто не посылал, я никогда не предам вас. Не предам.
— Почему я должен тебе верить? – поинтересовался епископ, сильнее надавив на лезвие, так, что на коже выступила тёмная в лунном свете капелька крови.
— Я расскажу вам свою тайну, чтобы вы поняли — мне нет смысла лгать. Моя жизнь в ваших руках.
Юноша бросил на него полный мольбы взгляд, всем видом напоминая оленёнка, который смотрит в глаза охотнику последний раз, прежде чем метко выпущенная стрела оборвёт его жизнь. Чувствуя в груди ворочающееся тепло, Старший принял решение.
— Говори, — приказал он, для острастки встряхнув Джованни за воротник.
— Я — сын маррана*, — выпалил слуга. — Моих родителей сожгли на костре десять лет назад, меня, тогда еще ребенка, тоже потащили на эшафот. В тот день казнили стольких людей, что в неразберихе плохо привязали к столбу. Когда поднялся дым, и огонь охватил одежду, мне посчастливилось ослабить веревки и скатиться с помоста. Украв с верёвки простыню и смешавшись с толпой, я убежал, слыша крики моей семьи, предаваемой огню. Мне повезло. В тот день я спасся и даже сумел дойти до ворот монастыря, где потерял сознание. Очнулся уже в монастырской лечебнице. Раны очень плохо заживали, лекарь сказал, что мне нужен хороший уход и лекарства, на которые у них не было денег.
