ЛИББИ. Ты что задумала?
САРА. Да ничего.
ЛИББИ. Что-то у тебя на уме!
САРА. Просто пригласила Маранова и все.
ЛИББИ. Лишний он у нас.
САРА. Он часть общества, к которому я еще принадлежу.
ЛИББИ. Мы и есть общество, и нам больше никто не нужен!
САРА. Некогда мне спорить.
ЛИББИ. Тебе всегда некогда. Так найди время!
САРА. Не получается.
ЛИББИ. Когда мама умерла, я нашла время ухаживать за тобой.
САРА. Ты выполняла свой долг.
ЛИББИ. Да, именно. (Пауза). Ты у меня в долгу. (Пауза). Да выполняла. Целых пятнадцать лет!
САРА. Вот мы и квиты! Пятнадцать на пятнадцать! (Уходит на кухню).
ЛИББИ. Ну-ка, вернись! Ну-ка, вернись! Не убегай далеко, дитя мое!
САРА (за сценой). О, черт! Булочки сгорели! Все из-за тебя!
ЛИББИ (встает и наощупь направляется к кухне). Ладно… не будем ссориться. Не будем и все. Да Бог с ними с этими булочками.
САРА (входит в комнату и сталкивается с ЛИББИ лицом к лицу). Ты мне вечер не испортишь. Одевайся и не мешай мне все закончить.
ЛИББИ. Все уже кончено. Неужели не понимаешь? (Пауза). Помнишь как каждое лето мы убегали в лес и привязывали лоскутки к ветвям деревьев вдоль тропинки, чтоб не потеряться. Тропинки зарастали, а лоскутки все висели, и помогали нам не заблудиться. (Короткая пауза). Брось свои дела. Помоги мне отвязать и собрать эти лоскутки. Вот чем нам надо заняться.
САРА. Это не жизнь.
ЛИББИ. А больше ничего не остается. (Пауза). Я молю о смерти. А ей только того и надо.
САРА. Какие же мы разные с тобой.
ЛИББИ. Но мы родные сестры. И должны смотреть правде в глаза.
Быстрое затемнение
Картина первая
Время перед закатом солнца. Тихо, безветренно, все как бы замерло. Лучи уже заходящего солнца струятся через окно и освещают левую часть сцены позади стоящей на возвышении кресла-качалки ЛИББИ. Слышен шум разбивающихся о камни волн, время от времени звенит колокольчик на буе, изредка вскрикивают чайки. По ходу сцены сумерки сгущаются и опускается ночь. На веранду начинает пробиваться свет луны.
Стол освящается настольной лампой с абажуром из тонкого шелка. За столом сидят МАРАНОВ и ЛИББИ. САРА убирает со стола. На МАРАНОВЕ старый, местами выцветший голубой в белую полоску костюм из легкой ткани, белая рубашка и темный галстук. САРА нарядно одета. ЛИББИ одета в зеленое платье, но сидит оно на ней как и лиловое.
МАРАНОВ (продолжая монолог). А в зимнее время, когда мы возвращались в Санкт-Петербург, Великий князь устраивал шикарнейшие приемы. Вы только представьте себе — триста пар кружатся и кружатся под звуки венского вальса… да, а дамы в своих розовых платьях прямо таки парят над полом… (Пауза). Госпожа Стронг, было бы крайне неучтиво с моей стороны не сделать комплимент по поводу вашего платья. Оно вам очень к лицу.
ЛИББИ. Благодарю вас.
МАРАНОВ. Не стоит благодарности, мадам. (Пауза. МАРАНОВ прислушивается к ночным звукам). Музыки у нас нет, зато какие звуки издает океан. Просто чудо какое-то.
САРА (усаживаясь за стол). М-м-м… Как музыка, и каждый раз другая, правда?
МАРАНОВ. Именно, госпожа Уэббер. Красота творится практически непрерывно.
САРА. А рыбу вы разделываете виртуозно, господин маранов. Ни одной косточки не попалось.
МАРАНОВ. Благодарю вас. Жаль только, что госпожа Стронг не разделила прелести великолепного блюда.
ЛИББИ. Моя отбивная была ничуть не хуже.
САРА. А что если кофе мы выпьем на веранде?
МАРАНОВ. С преогромным удовольствием.
САРА (встает и идет на кухню). Почему бы вам не подышать пока свежим воздухом? Пока я с кофе буду возиться? А перед Днем Труда мы, я надеюсь, еще раз соберемся… (Уходит на кухню).
МАРАНОВ (поднимаясь). Я тоже, госпожа Уэббер. (Пытается помочь ЛИББИ встать, но та от его помощи отказывается). «День Труда» праздник грустный. После него приходится разъезжаться по зимним берлогам.
ЛИББИ. И где же вы, господин Маранов, намереваетесь перезимовать?
МАРАНОВ (открывая дверь на веранду и придерживая ее). Скорее всего сниму квартирку на материке.
ЛИББИ. Далековато от Санкт-Петербурга.
МАРАНОВ. Да, госпожа Стронг, но холодина такая же.
ЛИББИ (садится). А я решила, что вы в теплые края подадидесь.
МАРАНОВ. Экономлю деньги, мадам.
ЛИББИ. Я подозревала, что вы человек… практичный.
МАРАНОВ. Практичность — первейшее правило всей жизни, вы с этим согласны?
ЛИББИ (кивает). Но практичность практичности — рознь, не так ли?
МАРАНОВ. Я вас не очень понял, госпожа Стронг.
САРА подходит к веранде с подносом и слышит последнюю реплику ЛИББИ.
ЛИББИ. Я хочу сказать, что мы принимаем решения в силу определенных обстоятельств, не так ли?
МАРАНОВ (направляясь к своему месту). Разумеется, мадам.
САРА (проходит на веранду и подходит к столику). Господин Маранов, я так рада, что вы навестили нас. Не так уж часто представляется возможность развлечь члена русского императорского двора.
МАРАНОВ (садится). Да, в те времена… было на что посмотреть, но я сейчас уже совсем не тот.
САРА (предлагает кофе ЛИББИ). Скромничаете. Аристократ, он всегда аристократ.
МАРАНОВ. Ах, госпожа Уэббер. В прошлом. Сейчас я совсем другой человек.
САРА (подходит к нему с подносом и предлагает кофе, сливки и сахар). Жизнь при царском дворе, наверное, отличалась великолепием.
МАРАНОВ. И не только…
САРА (ставя поднос и наливая себе кофе). И все-таки Хелен Парсонс рассказывала мне об одной вашей фотографии. На ней вы и ваша мама в бархатном платье, отделанном мехом горностая, при дворе!
МАРАНОВ. Да… она сделана в Зимнем Дворце в девятнадцатом году, если мне не изменяет память.
САРА (садится). Вот бы как-нибудь посмотреть ваши фотографии.
МАРАНОВ. Посмотрите, посмотрите, дорогая моя, но к сожалению они выцвели.
ЛИББИ. Никакая фотография не сравнится с живым воспоминанием.
МАРАНОВ. Истинная правда, мадам. Только вот и память подводить стала.
ЛИББИ. Так напрягайте ее, напрягайте. А то растеряете остатки.
МАРАНОВ. Я рассчитываю на озарение и силу ассоциаций. Возьмем, к примеру, ваши волосы. Смотрю я на них, а в глазах так и стоит опушка материнского платья из горностая. (Пауза). Да… ваши локоны поднимают целую волну воспоминаний. Куда там фотографиям. (Пауза). Да, наступает в жизни такой момент, когда все вокруг что-нибудь да напоминает.
САРА. О, Боже… я оказалась в компании философов.
МАРАНОВ. Своими воспоминаниями я обязан вашему великолепному банкету.
САРА. Да ну что вы. Разве можно сравнить наш скромный ужин с праздничными застольями у Великого князя.
МАРАНОВ. Дорогая вы моя, я пришел к убеждению, что вкусно любое угощение, и любая компания… Быть у вас для меня — большая честь.
САРА. Нам сам Бог велел упомянуть вас в наших завещаниях, если так пойдет и дальше.
МАРАНОВ. Ну уж вы скажете, мадам, но я очень надеюсь на ваше обещание пригласить меня половить у вас скумбрию в следующий летний сезон.
САРА. Обещаю.
ЛИББИ. Темнеет, да?
МАРАНОВ. Кое-что еще видно, мадам.
ЛИББИ. Дни стали заметно короче.
МАРАНОВ. Это уж точно. Мы накануне осени.
ЛИББИ. Да… в ноябре она и наступит.
САРА. Господин Маранов, расскажите, пожалуйста, немного о жизни в Париже. После того как ваш двор покинул Россию.
МАРАНОВ. Мы ее не «покинули». (Замечает, что САРА чувствует себя неловко). Нет-нет-нет… Я вас нисколечко не упрекаю. Ах, да… Париж… да…
САРА. Потрясающее, наверное, было время!
МАРАНОВ. В определенном смысле да.
ЛИББИ. Господин Маранов, у нас здесь мало что интересного.
МАРАНОВ. Ну что вы, госпожа Стронг, у вас здесь по-настоящему здорово. Нам ведь обещаны и лунный свет и киты.
