— Мне плевать, — рявкнул Ватсон, шагнув ещё ближе, — сколько у тебя было планов! Господь милосердный, Шерлок! Я же видел, как ты падал!
— Ты, как обычно, видишь, но не наблюдаешь.
— А земля, видно, остановится, если ты перестанешь быть самодовольным ублюдком, — выплюнул Джон. — Я держал тебя за руку, пульса не было.
— Это не так уж и сложно устроить, — пожал плечами Шерлок, медленно делая шаг навстречу. — Если знать — как.
— Избавь меня от деталей, — отмахнулся Джон. — А здесь, на Бейкер?
Попытки вызвать Шерлока на откровенность, чтобы тот сознался в собственном бессмертии, не обернулись успехом: Холмс с честнейшим видом отвечал на все вопросы. Лжи в его словах не было, впрочем, полной правды тоже не наблюдалось.
— Мы с Майкрофтом выманивали из логова самого опасного человека в организации Мориарти. Ему была поручена ликвидация.
— И вы...?
— Ловили на живца.
— А у тебя на всё есть оправдание, не так ли? — Джон пару раз глубоко вдохнул и поинтересовался:
— Итак, ты жив. И когда ты собирался сообщить мне эту сногсшибательную новость?.. Постой, — Джон застыл столбом, осенённый внезапной догадкой, и неверяще уставился на Шерлока. — Ты и не собирался, да? Так ведь? Я жду ответа, Шерлок Холмс! — повысил он голос. Расстояние между ними уже сократилось до фута.
— Ты прекрасно жил и без меня, Джон, — нехотя произнёс Шерлок. — Спокойствие, размеренность, никаких угроз. Так лучше.
— Для кого, позволь спросить, лучше? Кто дал тебе право решать за меня? — зло воскликнул Джон и, сжав кулаки, сделал ещё один широкий шаг вперёд. На миг Шерлоку показалось, что сейчас друг вцепится в него, комкая воротник, встряхивая как тряпичную куклу. Ватсона колотило от ярости.
— Не могу поверить… Ты и не собирался возвращаться!
— Нет, — горькая правда повисла между ними, медленно растворяясь в неожиданно наступившей паузе. Джон шумно выдохнул.
— Значит, твои последние слова на крыше Бартса тоже были ложью? — помолчав, заключил Ватсон. — Посмотри мне в глаза и скажи, что и тогда ты соврал. Ах да, любовь — это досадная помеха в мире Шерлока Холмса. Как я мог забыть.
— Не надо, Джон, — Шерлок замер, неожиданно осознав, что Джон оказался от него всего в нескольких дюймах. — Не так.
— А как надо? — откликнулся Ватсон. Его гнев прямо на глазах таял, съёживался, как сворачиваются бурыми трубочками пересохшие осенние листья. Горькая складка на лбу слегка разгладилась, а Шерлок всё смотрел и смотрел, жадно отмечая детали: новые тонкие морщинки вокруг глаз, ещё больше поседевшие виски — свидетельства бессонницы, переутомления, чувства вины, скорби...
Шерлок был не в силах пошевелиться, очарованный и одновременно раздавленный тем, что с Джоном сделало время. И тем, что сделал с ним он сам.
— Я говорил только правду, — тихо выдохнул Шерлок. — Я думал, что мы никогда больше не увидимся.
— Если бы ты не был так увлечен игрой «Кто самый умный на свете» и не поспешил броситься с крыши, то услышал бы и мой ответ.
— И… — Шерлок сделал паузу, прочищая вдруг охрипшее горло, — каков он был?
Джон твёрдо посмотрел на него и дёрнул уголком рта, словно хотел улыбнуться.
— Что я тоже люблю тебя, болван.
Это признание оглушило, на миг лишив дара речи. Сердце болезненно ударилось о рёбра раз, другой, ускоряя темп. Джон его... что?
Должно быть, в лице Шерлока проступило что-то такое, отчего Ватсон нервно облизал губы.
— Нет, — предостерёг Джон. — Стой на месте, а то не досчитаешься зубов, — угрожающе добавил он и упрямо вздёрнул подбородок, не разрывая зрительного контакта. Вопреки своему обещанию, Джон не выглядел так, будто собирается дать отпор.
Они замерли, находясь предельно близко, Шерлок мог отчётливо увидеть, как чернота зрачка Джона медленно затопила радужку, оставляя тонкую синюю полоску. Тишина была настолько острой, что страшно было сделать лишнее движение — чуть шевельнись, и окажешься искромсанным на куски, окровавленным, истерзанным, разбитым... Но он был готов рискнуть.
— Да кому они нужны, эти зубы, — не выдержал Шерлок и резким движением преодолел разделяющий их дюйм, исключая любую возможность для возражения и сталкиваясь с Джоном губами. И Джон ответил.
Если быть точным, поцелуем это не было.
Именно столкновение, борьба не на жизнь, а на смерть, яростная схватка языков и зубов, где каждый боролся за первенство — болезненно, сильно, до темноты перед глазами. Наваждение, которому невозможно — и не хочется — сопротивляться, и никто не может остановиться, осыпая разгорячённую кожу злыми жгучими поцелуями и укусами.
Сильные крепкие руки без стеснения путались в волосах, пробирались под одежду, оставляя на коже красные, полыхающие жаром полосы от ногтей.
Шерлок зажмурился, ощущая, как внутреннее напряжение, мучившее его с самого начала разговора, трансформируется в нечто иное, больше, мощнее, наполняя тело сладкой истомой, сворачиваясь дрожащей тугой пружиной в основании позвоночника.
Их тянуло друг к другу — тогда, сейчас, всегда — как магнит притягивает к себе железо, заставляя вжиматься друг в друга, и дело было вовсе не в возбуждении, жидким огнём полыхнувшем по венам, точнее — не только в нём.
— К тебе? — рыкнул Шерлок, пытаясь прижать Джона ещё ближе, сходя с ума от желания поскорее избавиться от разделяющих их слоёв ткани. Кардиган Ватсона не выдержал такого натиска, затрещал по швам, а спустя мгновение выбившаяся из брюк клетчатая рубашка сползла с загорелых плеч и повисла на локтях.
— Чёрт, лестница, — выдохнул ему в губы раскрасневшийся Ватсон, плохо гнущимися пальцами расправившись с пальто, и стянул невероятно узкую рубашку Шерлока, отшвырнув бесполезный кусок ткани на пол к остальной одежде. Его глаза потемнели настолько, что казались бездонными колодцами. — Лестницу я не переживу.
— У меня кровать больше... ох, чёрт! — зашипел он, когда зубы Джона сомкнулись на его плече, терзая чувствительную кожу. Поглощённый ощущениями (боль, жар, возбуждение, жажда, Джон, Джон!..), Шерлок жмурился и тяжело дышал, удивлённый тем, что вообще может говорить осмысленными предложениями.
Кровать жалобно скрипнула, принимая на себя тяжесть тел, скомканное покрывало неопрятной кучей свалилось на пол, обнажив под собой жёсткое колючее одеяло, пока они, истосковавшиеся и обезумевшие, изучали друг друга заново. Комнату наполняла прозрачная вечерняя синева, только из гостиной падал косой жёлтый луч, вспыхивающий в глазах Джона лихорадочным янтарным блеском.
Призрачное и почти неразличимое за остальными ощущениями чувство дежавю слабо тревожило Шерлока, пока он не вспомнил о сказанных Джоном словах.
Джон Ватсон любит его, и это послужило достаточным катализатором для того, чтобы внутренний неукротимый огонь с торжествующим воем и треском вспыхнул, заслоняя собой всё, вытесняя остатки самоконтроля и сомнений.
Облегчение от того, что Джон здесь, рядом, подхлёстывало ещё сильнее — можно было на время забыть и о том, что потом он тысячу раз об этом пожалеет. Сейчас это было неважно.
Теперь было важным только то, что Шерлок извивался на царапающем кожу одеяле, беспомощно приоткрыв рот, пока горячие и сухие ладони жадно оглаживали выступающие рёбра, очерчивали подрагивающий бледный живот, мстительно впивались в бёдра с такой силой, что наверняка на коже проступили алые отпечатки, как медленно бледнеющее клеймо. Знак принадлежности Джону Ватсону.
Уже не пытаясь совладать со своим телом, Шерлок запрокидывал голову и метался, истязаемый прикосновениями губ и пальцев; воздух раскалённой лавой втекал в лёгкие, позволяя сделать только короткие отчаянные вдохи.
Вкус кожи Джона оседал на языке знакомой солёной горечью, отдавая солнцем и смолисто-древесной терпкой нотой.
Их бёдра наконец соприкоснулись, и хриплый вскрик Шерлока утонул в шорохе ткани и рваных выдохах Джона. От ставшего почти болезненным возбуждения под веками поплыли огненно-красные неровные пятна, напоминающие пылающие угли.
Шерлок нетерпеливо выгнулся в попытке усилить недостаточное, но такое желанное трение.
Джон завозился и попытался скатиться с Шерлока:
— Смазка, — пробормотал он, но Холмс вцепился в него хваткой, достойной садового плюща, и для верности обхватил ногами.
