Богусь. Ты — мой учитель. Ты знаешь ответы на все вопросы.
Виктор (смеется). Бля, мне сегодня нужно выпить. Дай денег. (С шумом отхлебывает большой глоток чая.)
Богусь. Покажи мне правду.
Виктор. Правды захотелось? А ты посмотри вокруг — увидишь, как живут люди в этом районе, как живете вы с матерью. Не хочешь быть пассивным — а что ты делаешь? Через пару лет станешь уголовником, и тебя загребут.
Богусь. Так что мне делать?
Виктор. Понять, кто ты есть.
Богусь. Я знаю, кто я.
Виктор. Да? А по-моему ты только играешь роль, которую тебе дали. И играешь так же плохо, как эти клоуны в телевизоре, которых так ненавидишь.
Богусь. Хрена два, я борюсь.
Виктор. А-а. А я думал, просто шатаешься по району и гробишь чужие машины.
Богусь. Мне это помогает.
Виктор. Кончай по ушам мне ездить. Я знаю, ты не уголовник. Притормози, расслабься, угомонись. Попробуй покопаться в себе, в своем нутре. Разберись, кто ты, чего хочешь, что собираешься делать.
Богусь. Откуда я это узнаю.
Виктор. Из книг. В книгах есть ответы на все вопросы.
Богусь. А комиксов не хватит? Или журналов с поревом?
Виктор. Когда поймешь, кто ты, кто ты на самом деле и чего хочешь, найдутся и люди, такие же, как ты, узнаешь, сколько таких было в прошлом, что они делали и что из этого вышло. Это бесценное знание. Ну? Ты по-прежнему считаешь меня своим учителем? (Жадно допивает чай, трёт виски и затылок.)
Богусь роется в карманах, достает и кладет на столе горсть монет и несколько купюр. Виктор ловким движением алкоголика сгребает деньги со стола, идет в коридор и надевает плащ. Богусь не двигается с места.
Пивной бар. За стойкой стоит Хеленка. К ней подходит Виктор, за ним Богусь.
Виктор. Добрый день, пани Хеленка. Два больших.
Хеленка. Пан Виктор. Кемпинский…
Виктор. Он был здесь? Ёшкин кот…
Хеленка. Он запретил мне, сказал…
Виктор. Пани Хеленка, да он же сволочь. Я у него больше не появляюсь, а он приходит и отыгрывается. Только два — по одному мне и парню.
Хеленка. Два. Под вашу ответственность.
Виктор кивает. Хеленка наливает две большие кружки.
Виктор. Вы Енджейчика не видели?
Хеленка качает головой.
Виктор. Вот гад, он мне стольник должен, а я никак его не изловлю.
Богусь и Виктор садятся за стол недалеко от стойки.
Виктор. Мой бывший врач ходит сюда и капает мне на мозги. Надо менять бар.
Богусь. Где ты сейчас работаешь?
Виктор. Постоянно — нигде. На стройке подрабатываю. Нехилый рост в карьере, а?
Богусь. А еще насчет книг. Без чтения это все нельзя узнать?
Виктор большими глотками пьет пиво.
Богусь. Я ведь читал-то в принципе немного. И понятия не имею, с чего начать.
Виктор отодвигает бокал.
Виктор. «Когда в плену тебе приставят к горлу нож, в глаза взглянуть прикажут смерти гордой, про что забудешь ты решительно и твердо?»
Богусь молчит.
Виктор. Про что? Я задал тебе вопрос.
Богусь. Это же стих.
Виктор. Да, но я тебе задал вопрос, отвечай.
Богусь. Откуда я знаю, про что — это просто стихотворение, я его толком даже не понял.
Виктор. Про дрожь, про дрожь забудешь. Сконцентрируйся.
Богусь смотрит на Виктора.
Виктор. «Когда упадет твое тело бренное и сердце станет прахом, что тебе нужно, чтоб умереть без страха?»
Богусь (смеется). Не знаю, бля. Надо, чтоб в рифму было?
Виктор. Надо, чтоб ты не был таким тупицей, думай!!
Богусь. Ну и что?
Виктор. Презрение.
Богусь. Откуда мне знать — я в поэзии не разбираюсь.
Виктор. Еще одна строфа.
Богусь. Нет.
Виктор. Последняя. (Глотнув еще пива.) «Что нужно, чтоб воскреснуть вновь, когда рассеют твои кости белые и вспомнятся твои поступки смелые?»
Богусь. Любовь.
Виктор. Откуда ты знаешь?
Богусь. Подходило по смыслу. Кто это написал?
Виктор. Броневский. Владислав Броневский. Ты когда-нибудь о нем слышал?
Богусь. Да, он написал «До-о-ожди-и-и бе-е-еспокойные-е-е».
Виктор допивает свое пиво.
Богусь. Шучу. Знаю я его, в школе проходили. Отстой.
Виктор. Ты знаешь только то, что вы проходили. Броневский — великий поэт. Единственный мужик среди польских поэтов XX века. Остальные — просто онанисты.
Богусь. Так он же комунякой был. Вроде партию прославлял. Это же трубень просто.
Виктор. Да, он заблуждался, ошибался, как любой мужик. Но и боролся как настоящий мужик. И за свои ошибки заплатил сполна. Ошибался, бросал вызов, пил и боролся. Он жил. А посмотри на себя — разве ты живешь? Разве это жизнь? А ты знаешь, что в этой стране есть места, где нет многоэтажек? Можешь себе это представить? Ты когда-нибудь видел дом, обыкновенный небольшой дом. Четыре стены, второй этаж, труба? Видел такой дом, придурок? А ты когда-нибудь терял дом? (Немного помолчав.) А я потерял…
Богусь. Нечего меня оскорблять.
Виктор. Прости, Богусь. Я только хотел сказать, что где-то есть другой мир, другая жизнь. Когда-нибудь ты и сам в этом убедишься. Главное, чтоб не было поздно… Будешь еще?
Виктор смотрит на почти полную кружку Богуся, идет к стойке, что-то говорит Хеленке — та отрицательно мотает головой — и возвращается к столу.
Виктор. Ну что, будешь?
Богусь. Мне не нравится.
Виктор (берет кружку Богуся и мигом ее опустошает). Пойду еще одно возьму. (Берет кружки и несет к стойке.) Пани Хеленка — еще два. Для паренька.
Хеленка. Я все видела, пан Виктор, вы сами все выпили.
Виктор. А сейчас он выпьет, ну. Он немного стесняется, вот я ему и показал.
Хеленка. Кемпинский…
Виктор. Да пошел он на хрен, мясник этот… Еще два, пожалуйста.
Хеленка. Не могу. А если что-нибудь случится…
Виктор. Ничего не… Ну что может случиться, пани Хеленка? Еще два. Мне и парню.
Хеленка. Не знаю…
Виктор. Два пива. Быстро!
Хеленка колеблется, но все-таки наливает две кружки.
Виктор (платит и идет к Богусю). Вот зануда. Выпьешь?
Богусь (мотает головой). Я должен быть трезвым. Я — революционер.
Виктор. Ну и слава богу. (Выпивает залпом пиво и наклоняется к Богусю.) Смелость, Богусь, презрение и любовь — всегда помни о них, ими руководствуйся. Будь смелым — борись, презирай — презирай от всей души эту мразь, люби — потому что только тогда жизнь имеет смысл. Найди себе женщину, Богусь, найди ее и люби. Люби своих друзей, люби жизнь. Живи, Богусь, не будь дохляком, живи. (Хватает Богуся за руку, трясет ее, отпускает и берет вторую кружку.) «День пламени, воздуха, слов, день войны, великой ночью рожденный. К нему призываю, как древний пророк, я — поэт с душою освобожденной». (Выпивает пиво Богуся и отодвигает пустую кружку.) «Горе вам, дома, что неба касаетесь! Вы забыли про Вавилон. Страшный день из ночи рождается. Будет голод, пожар и мор». (Поднимает глаза на Богуся.) Богусь, ты веришь в Апокалипсис? Мне кажется, он наступает. (Бросает взгляд в сторону стойки.) Мне запрещают пить, скоты, запрещают мне пить. Завтра запретят дышать, послезавтра — дрочить. (Встает, берет со стола кружки.) Я еще возьму, скажу, для тебя. Ты же еще ничего не пил. (Громко.) Пани Хеленка! Дорогая, родная! Два больших, пожалуйста!
Хеленка. Нет, всё.
Виктор встает и пробует подойти к стойке. Делает несколько шагов, останавливается и внезапно сгибается: его рвет. Кружки падают из рук и с громким звоном разбиваются. Богусь вскакивает. Виктор кашляет и задыхается. Делает шаг, на втором поскальзывается и падает в лужу собственной блевотины. Богусь подбегает к нему. Из-за стойки выскакивает Хеленка.
