Петер Хакс
Музы I
Шарлотта Хойер
Действующие лица
Шарлотта Хойер
Гете, 62 лет
Ример, 37 лет
20 марта 1811 года. Гете и Ример в кабинете. Гете роется в старых рукописях. Ример за столом заканчивает корректуру гранок.
РИМЕР
Ваше сиятельство, я позволю себе пожелать вашему сиятельству успеха.
ГЕТЕ
Вот как? А у нас его нет?
РИМЕР
Ваше сиятельство опять сбивает меня с толку. Я хотел выразиться в том смысле, что имеет место повод утверждать, что произошло счастливое событие.
ГЕТЕ
Произошло? Тогда почему вы его желаете?
РИМЕР
Я просто хотел сказать: от души поздравляю вас с успехом. Вы единственный человек, который не понимает этой фразы.
ГЕТЕ
Я не понимаю большинства фраз. К чему вы, собственно, клоните, Ример?
РИМЕР
Наша книга готова. Я только что внес последнюю корректуру в жизнеописание художника Хакерта; впрочем, я позволил себе внести в текст некоторые изменения. Если ваше сиятельство соизволит бросить взгляд…
ГЕТЕ
Полноте. Вы и сами вполне справитесь со всем этим.
РИМЕР
Благодарю за великодушное доверие. Итак, мы у цели. Мы можем собой гордиться.
ГЕТЕ
Гордиться? Когда работа завершена, я не испытываю ничего, кроме неизъяснимой тоски. Дать так мало и чувствовать себя таким опустошенным. Единственное, что избавляет от хандры, — это бегство в новую задачу. (Кладет на стол две папки с надписями «Фауст» и «Поэзия и правда».)
РИМЕР
Мы снова беремся за «Фауста», господин тайный советник?
ГЕТЕ
Разве я это сказал? Сочинение о Хакерте закончено. Уберите его с глаз долой. Отнесите на почту и отправьте.
РИМЕР
Как прикажете, ваше сиятельство.
ГЕТЕ
Все же хоть какое-то удовольствие оно мне доставит. Котта придет в бешенство. Никто у него этого не купит. Он напечатает тысячу экземпляров, а девятьсот останутся на складе. Хакерт знал все о ландшафтной живописи. Бедняга понимал толк в красоте, а такие вещи совершенно не находят спроса. Ландшафт, претендующий на то, чтобы считаться современным, должен быть похож на инвалидный дом: сухие ветви, сломанные стволы, раздерганные кроны. Наш Филипп Хакерт такими вещами не занимался. И как же он выходит из неприятного положения? Умирает и предоставляет мне издавать книгу.
РИМЕР
И все же: каждая книга вашего сиятельства представляет собой такое приобретение для отечества, что даже глупцы не смогут помешать отдать ей должное.
ГЕТЕ
Ример, вы недооцениваете глупцов.
РИМЕР
Разумеется, «Фауст» — совсем другое дело.
ГЕТЕ
Почему вы все время толкуете о «Фаусте»?
РИМЕР
Да ведь вы же его распаковали.
ГЕТЕ
Я вынул папку с «Поэзией и правдой», а наброски «Фауста» как-то нечаянно подвернулись под руку. Конечно, можно бы к нему вернуться. Можно бы к нему вернуться… Давайте-ка, друг мой, поразмыслим серьезно. Этот «Фауст» дался мне нелегко. А вы без конца пристаете, чтобы я приделал к нему еще одну часть.
РИМЕР
Таково было искреннейшее желание покойного надворного советника Шиллера.
ГЕТЕ
Что ж. Нам тоже, кажется, пришло кое-что в голову на сей счет. С другой стороны, если мы остановимся на «Поэзии и правде», то несколько спокойных лет нам обеспечены. Собрать десяток старых писем, порыться в воспоминаниях — и том получится сам собой. И не надо изнурять душу, и можно иногда позволить себе приятные развлечения. Не то чтобы мне не хватало духу на второго «Фауста»…
РИМЕР
Во всяком случае, план у вас в голове.
ГЕТЕ
Но, Ример, ничего не выйдет. Кота!
РИМЕР
Кота как раз принимает «Фауста» очень близко к сердцу.
ГЕТЕ
Вот видите. В том-то и дело.
РИМЕР
Я полагаю, что, в сущности, Кота не хочет ничего, кроме «Фауста».
ГЕТЕ
Он никогда ничего другого и не хотел, поэтому-то ему и нельзя его давать. Поймите же, Кота — человек исключительный, издатель, который гтов меня печатать. Но имей он «Фауста», что тогда? Зачем ему тогда готовность меня печатать? Вот, например, эта мелочь, книжка о Хакерте, — да неужели вы думаете, что я нашел бы для нее издателя, — на каком угодно краю света — будь у меня готов «Фауст»?
РИМЕР
Но господин Кота именно благодаря своей доброжелательности приобрел право на издание «Фауста».
ГЕТЕ
Да он его получит. Я заставил его тринадцать лет ждать первой части, пусть же он наберется терпения и немного подождет второй.
РИМЕР
Ваше сиятельство! «Фауст» необходим человечеству.
ГЕТЕ
А вот это соображение говорит в пользу «Фауста».
Стук в дверь.
РИМЕР
Это, наверное, Хойер.
ГЕТЕ
Не желаю ее видеть. Жена ее предупредила, что со следующей недели откажет ей от места. Я не хочу быть вынужденным выставлять ей дурную рекомендацию, а посему в высшей степени желательно не попадаться ей на на глаза. Скажите ей… Кто у нас сегодня обедает? Дайте вспомнить. Канцлер фон Мюллер, генерал Байон и очень интересный приезжий — барон фон Кункель, автор труда о лекарственных растениях Канарских островов, в сопровождении трех барышень, его дочерей, выполнивших для книги гравюры на меди; вы и я, всего восемь человек. Скажите ей… (Стук в дверь.)
Скажите ей, что меню — это для нас вопрос чести. Не больше пяти блюд, но зато изысканных. И лягушачьи лапки, которые она вчера, к нашему неудовольствию, позабыла приготовить. Что ж, сегодня они будут как нельзя более кстати. (Стук в дверь.) Я в постели. Ее вина в какой-то степени объясняется ее тупоумием. Когда она уйдет, постучите три раза в дверь.
(Уходит в спальню.)
Входит Хойер.
ХОЙЕР
А где господин советник?
РИМЕР
Его сиятельство еще раз изволил прилечь перед обедом. К нам пожалуют важные гости, и за обедом нужно будет блеснуть.
ХОЙЕР
Вам повезло, видите, я вам кое-что принесла. (Дает нему неопрятный пакетик.)
РИМЕР
Что вы туда завернули?
ХОЙЕР
Кусок лукового пирога, пальчики оближете.
РИМЕР
К чему это?
ХОЙЕР
Но вы же так любите луковый пирог, всегда едите его на ночь.
РИМЕР
Какая чепуха, как это вам в голову пришло?
ХОЙЕР
Сами же у меня просили, и месяца не прошло.
РИМЕР
В самом деле, я припоминаю, что однажды вечером немного проголодался.
ХОЙЕР
Ох, значит, он вам не понравился.
РИМЕР
Не понравился? В каком смысле? Отнюдь, напротив, пирог был превосходный.
ХОЙЕР
Теперь вы у меня будете умнее. Нечего скромничать, доктор, как захотите, сразу требуйте. На скромности далеко не уедешь.
РИМЕР
Извольте взять его назад.
ХОЙЕР
Кушайте на здоровье, все равно этот завалявшийся кусок больше ни на что не сгодится. Эх, если бы господин советник позволил держать собаку. Грех выбрасывать добро просто так, за здорово живешь.
РИМЕР
А мне что с ним делать?
ХОЙЕР
Суньте в карман сюртука.
РИМЕР
Да он весь в масле.
ХОЙЕР
Подумаешь. У вас под сюртуком сорочка.
РИМЕР
Я пока его просто положу.
ХОЙЕР
Прямо тут, в хозяйском кабинете?
РИМЕР
Вернемся к делу. Мы заказываем к обеду пять блюд, и среди них непременно должны быть лягушачьи лапки.
ХОЙЕР
Да ладно.
РИМЕР
Вы поняли насчет лапок?
ХОЙЕР
Я вам приготовлю сочную баранью лопатку, все останутся довольны.
РИМЕР
Госпожа Хойер, остерегайтесь огорчить нас.
ХОЙЕР
Когда вы вот эдак закладываете руки за спину и напускаете на себя важность, вы ничуть не похожи на господина советника, куманек. Амбиция не та, и денег маловато.
РИМЕР
Вы, кажется, ведете себя так, словно вас уже давно уволили.
ХОЙЕР
Меня — уволили? Да когда это было!
РИМЕР
Но вас уволили.
ХОЙЕР
Да нешто господин советник без меня справится? Кто положит ему в постель горячие кирпичи? А если ему приспичит рассуждать о своих гипсах и копиях, кто, интересно, станет его слушать?
РИМЕР
Я вас предупреждаю, Хойер. Не считайте себя незаменимой.
ХОЙЕР
Я незаменимая? Какое там. Любая справится не хуже. Вся штука в том, чтобы не перегнуть палку, а то хозяин нарвется на такую, что будет еще почище меня. Господа не любят увольнять нашего брата. Взять, к примеру, вас, вы-то почему еще здесь? Что вытаращились? Пусть мамзель Вульпиус меня уволила, но сам-то не такой дурак. Чтобы потакать ее фанабериям. А если он и заведет такой разговор, я у него враз спрошу чего-нибудь по части уморизма, и он начнер меня образовывать в умористического человека и сей же час опять полюбит. Нет, доктор, я останусь у здешних хозяев, пока не утсроюсь к почтенному человеку или не умру, как положено, от старости. И меня зароют в сырую землю. Чур меня, чур меня! Надо три раза постучать по дереву (Стучит три раза по двери, ведущей в спальню Гете.)
