Алджернон Чарлз Суинберн
Эрехтей
Трагедия
Атосса: Кто же вождь у них и пастырь,
кто над войском господин?
Хор: Никому они не служат,
не подвластны никому.
Эсхил Персы, 241-242
Действующие лица:
ЭРЕХТЕЙ
ХОР АФИНСКИХ СТАРЦЕВ
ПРАКСИТЕЯ
ХТОНИЯ
ПОСЛАННИК ЭВМОЛПА
ВЕСТНИК
ГЛАШАТАЙ АФИНЫ
АФИНА
ЭРЕХТЕЙ
О матерь жизни, смерти и всех дней людских,[1]
Земля, тебя благословлю я раньше всех рождённых
И с бОльшим правом назову влюблёнными устами
Своей родительницей, ведь из этой плоти
И животворной крови я дыханье получил:
Узри меня, своё дитя, царя среди людей,
Которого родил с тобою лукавый, сильный Бог,[2]
Творец железа и огня — меня в тебе он зачал,
Скрестив холодный меч и факел воспылавший;
Меня, приёмыша Паллады, что в её тени 10
Воспитан до поры взросления, долгов возврата,
Когда хвалу ей возгласил на празднике трёхлетья,
И смог на диких лошадей надеть узду тугую,
Их силу укротив, лишив желаний вольных,
И вынес хватку рук и силу ног мужских в борьбе,
И управлять сумел четвёркою колёс горячих,
Что вдаль несут повозку; ты меня узри, царя,
Что ныне стал нагим перед тобою, плача.
Послушай, мать святая всех рождённых в мир,
Кто для меня всего ценнее и дороже всех: 20
О Мать — Земля, тебя иных Богов я прежде
Спрошу — что натворили мы? Каким же словом
Иль неуместным делом породили дикое проклятье,
Что как огнём давно нас жжёт? Смотри — стою
У кромки стен, короной увенчавших город,
Как голова венчает тело, коли смерть в свой час
Его не истребит; пока ж роса рожденья и зари
Свежа на нём, роса твоей утробы; видим ясно
Наш град прекрасным, как дитя; вновь солнце
Свой круг дневной над миром совершает, 30
И веселится, созерцая под собою на земле
Вещь, красотой сравнимую лишь с ним и небесами,
Достойную восторга и борьбы Богов; но ныне
Накат волны, их схваткой порождённой, может
Его смыть в море, гибель принести, оставив
Прекрасное творенье в небреженье; и на землях,
Где стены, улицы заполнены народом шумным,
Пастись начнут безгласные стада валов,
Кормиться стаи рыб, и никогда не сможет
Никто сказать, что были здесь Афины. С этим 40
Ты не мирись, и сына своего не заставляй смотреть,
И жить не оставайся с этим: твоё чрево
Родить меня могло несчастным, но не низким -
Не потерплю, что выводок Фракийский пеной
Воинственной разлил свою здесь силу,
И, словно вихрь смертельный, гнев царя
Враждебного, огню подобного душою,
Гуляет по родимым землям невозбранно;
Пускает корни Фракия на почве Элевсина,
Не на добро стране здесь угнездился 50
Царя морского сын и наш первейший враг
Эвмолп; не сладкой прозвучит в ушах твоих
Его мелодия; и пение не сможет поддержать[3]
Благие упованья наши; ибо эти ноты
Звенят твоим сынам как смерти прорицанья.
Несутся звуки перед ним с ветрами моря,
Противустать с трудом могу, боюсь — задует ветер
Огни неяркие — детей моих живое воздыханье.
Рука того вождя направит государство
На риф смертельный, на опасный берег, 60
Погибнет судно вместе с грузом и людьми,
И паруса, что ветер времени должны ловить,
Порвутся; снасти прочные, связующие мачты,
В сплетенье волн ужасной этой бури
Ослабнут; руль поломанный, упущенные вёсла
Не принесут, как должно, к гавани спокойной,
Убежища в славнейшей бухте мира
Нам не достичь. Узнай, что эту песню
Вложили Боги, словно пламя, в зев того,
Кто ныне всеми Именами принести клянётся 70
Погибель. Вспомни ты, что никого из Высших
Не осуждал я и не клял в сердечном горе -
Мне ведомо, как к смерти дух безудержно несётся
Того, кто в счастье иль беде восстал против Богов.
Их превосходит воля наши упованья,
И все желанья их превыше воли нашей,
И ни поступкам человека, ни его желаньям
Не устоять, подобно Божьей воле. Всё же, Мать
Пречестная, коль видишь, что ни словом
Я не грешил на них, ни повод, ни причину 80
Не дал для гнева — не оставь меня в несчастье.
Тебя короной стен венчаем мы прекрасной,
Украсили из башен свитым ожерельем,
И пояс храмов и ворот, где пряжкой — цитадель,
Обтягивает стан, надёжно закреплён у сердца,
У корня сердца твоего: и этот град — корону,
Свет настоящих дней, спасти ты не замедли,
На помощь поспеши и укрепи прочнее;
Пусть мало мы живём, и слабы, но готовы
За выкуп града цену заплатить любую; жизнь 90
Готов и я отдать; но ты, что не умрёшь вовеки,
Пусть весь мой дом погибнет для спасения народа,
Нам сохрани сей град, венец Богини, и чудесной
Жизнь его сделай, чтобы жертвы оправдать.
ХОР
Солнце, мощью лучей изгоняешь ты прочь
На Земле и на Море царившую ночь,
Её сердцу даруешь ты новые силы,
Его спящие очи ты светом промыло,
Чтоб скованные братец и сестрица
По милости твоей смогли свиданьем насладиться. 100
Скорее же взгляни,
Что с твоим даром делают они:
В безумье умов гнев пылает свирепый,
Пусть очи незрячи, а на руках цепи,
Сцепились, как в схватке, пылают огнём,
Который затмил свет небесного круга,
Сошлись к груди грудь и терзают друг друга,
Злобятся слепо,
Уж пеной покрыт весь земной окоём,
И плещутся волны по взгорью и лугу. 110
Поставлен издревле берег морей
Владенья делить океана и суши,
Поля волн сердитых от тучных полей,
Сады лоз пурпурных от синих зыбей,
Но нет у нас скрепы
Смирить дух Богов, прекратить бой нелепый,
Чтоб жар их сердец стал немного слабей.
Союз, что был прочен у Моря с Землёй,
Морской Бог разрушил могучей рукой,
Призвал он всех дерзких своих сыновей 120
Войною взять то, что законом не смочь,
Ведь Боги давно изрекли свою волю,
Отдали Палладе всю спорную долю:
Землёй той прелестной владеть её одной
И градом, что землю венчает короной -
Он землю украсить готов
Ожерельем из белых цветов:
Ведь нет ничего на холмах и в долинах
Достойней вниманья Богов,
И не было чуда такого в глубинах 130
За сотни неспешных веков.
Бесценная доля, что стала причиной
Богов разногласья: тяжёл был их спор,
В нём достался Ей город, а Ему — лишь позор.
Пусть силён Посейдон, но Богиня — мудра,
За великий приз шла здесь игра:
Щедрый, вечный, священный наш город,
Град людей, от тиранов свободою гордых,
Крепость смелых, их воли оплот,
Пред тобой, Солнце, он на ладони земной, 140
Никому не слуга — лишь Палладе одной;
О диво на троне холмов и вод,
О дева, четырежды венчана славой,
Чьей власти и силы никому не отнять,
Блистанье и пурпур, и зелень оливы,
Венок гордых песен, о славе преданье,
Цветок, что зиме не согнуть, не сломать,
Ты солнцу подобна, о свет и сиянье,
Мы имя двойное начнем восхвалять -
Афина, Афины, вам звучат величанья. 150
Голос подняли против нас воды, (строфа 1)
Как будто гром битвы с моря звучит.
Бессердечны враги, злая длится осада,
Раскинуты сети вкруг чистого, юного града,
Силачам — сыновьям не найти прохода
И дщерям невинным гибель грозит.
Не слышали мы речённого слова, (антистрофа 1)
Пифии воли не ведаем мы;
От Омфала святых алтарей, скрытых мраком,[4]
С замирающим сердцем ожидаем мы знака,
Души наши от страха разорваться готовы,
Да не станет то слово предвестием тьмы.
О, не мужем зачата ты, и Бог, (строфа 2)
Воплотившись, со смертной женой не возлёг,
Но из светлой Зевса главы ты зарницей ослепила Олимпа чертог;
Ты Бога дитя, мать тебе не нужна,
Если наша жизнь хоть немного ценна,
Не пускай к нам смерть на порог — не мила тебе мёртвых страна.
Сжалься, царица, ожидает нас плен, (антистрофа 2)
Не позволяй волне новых разрушить стен,
В смертный бой не веди слуг твоих, ведь нет за нами измен;
Не ценою пролития крови свободу дай,
Рук, покорных тебе, убийством людей не пятнай,
Пусть не смертию дев мы у моря твой выкупим храм и твой край.
Мать-земля и высокая твердь! (строфа 3)
Скорее пошлите смерть
По следу врага, чтоб вам не сгореть и вашим созданьям!
Он сгубит цветы и плоды,
Погубит все ваши труды,
Блуждать детям вашим прекрасным во тьме беды и страданья! 180
Он вырвет рассвету глаза; тишина