Геза Сёч
Распутин: миссия
Пьеса
Время действия: 1914 год, вторая половина июля и начало августа.
Главные действующие лица
Г. Е. Распутин, 45 лет
НИКОЛАЙ II, хозяин земли русской, 46 лет
Георг V, король Великобритании, 49 лет
Вильгельм II, император Германии, 55 лет
Франц Иосиф I, император Австрии и король Венгрии, 84 года
Действующие лица второго плана
Степа, 25 лет
Мадам, 60 лет
Лулу, 16–17 лет
Гаврило Принцип, 20 лет
Лакей в доме Клемансо
Официант в парижском кафе
Марсель Пруст
О Распутине. В этой пьесе он не столько авантюрист, сколько много страдавший, лишь недавно чудом спасшийся от смерти, испытавший глубокое душевное потрясение человек. Руки и ноги у него как будто вывернуты; иногда и его походка делается неестественной, он словно «утюжит» ступнями пол под собой.
Николай II и Георг V поразительно похожи друг на друга — настолько, что их вполне может играть один актер. При всем том царь, конечно, скорее чеховский тип; король же — утонченно циничен и тяготеет к сплину.
О Вильгельме II нелегко сказать, понятно ли ему, что он — словно карикатура на самого себя или просто паяц; будь ему это понятно, тогда и нам, пожалуй, яснее стало бы, что им движет: то ли комплекс неполноценности, то ли навязчивая потребность прыгнуть выше собственного носа. Но не исключено, что он просто таков, каков он есть.
Распутин и царь Николай.
Дворцовый сад. Николай возится с цветами, в руках у него большие садовые ножницы. Вокруг — цветы, садовые инструменты, цветочные горшки. Временами по сцене, в кустах на заднем плане, пробегают, гоняясь друг за другом, маленький цесаревич и девочки — великие княжны.
Р. …это важнее всего, о чем мы когда-либо с вами разговаривали.
Н. Слушаю, Распутин. О чем речь?
Р. О войне, Ваше Величество.
Н. Не хочешь ли ты сказать, что об этом мы ни разу не говорили с тобой?
Р. Нет, Ваше Величество, не хочу.
Н. То есть ты не утверждаешь, что мы никогда с тобой эту тему не обсуждали?
Р. Нет.
Н. И что ты никогда не уговаривал меня предпочесть трусливый мир мужественной и стойкой позиции? Не уговаривал бросить друзей в беде? Не уговаривал нарушить клятву чести и верности? Не уговаривал, чтобы я…
Р. Ваше Величество, сегодня ночью ко мне явился Архангел. Он показал мне, что случится в эти сто лет, если мы начнем войну.
Н. Что случится? С кем?
Мимо, прямо по клумбе, пробегает одна из великих княжон.
Н. Анастасия, смотри под ноги!
P. С англичанами, с французами, с австрийцами, с немцами — в общем, со всеми, и с нами тоже. Вот что дано мне было увидеть минувшей ночью. И что случится с итальянцами, турками, немцами…
H. С немцами? Говори же скорее, с ними-то что случится?
Р. Войну они проиграют…
Н. Хе-хе. Это прекрасно, это просто замечательно. Вижу, не зря ты с Архангелом встречался. А Вилли? Его что ждет?
Р. Его Императорское Величество отречется от трона и умрет в изгнании. С ним династии Гогенцоллернов… по крайней мере, на это столетие… придет полный кирдык.
Н. Кирдык? Хе-хе-хе. Это хорошо. Это очень хорошо. (С воодушевлением щелкает ножницами.) Ну а про старого идиота что скажешь? Его что ждет?
Р. Вы изволите иметь в виду Его Величество Франца Иосифа I, императора австрийского и короля венгерского?
Н. Кого же еще?
Р. Он не доживет до конца войны. Только первые два года…
Н. Первые два? И всё?
Р. Да. К счастью для него. Он не увидит, как развалится его империя и уйдет с арены его династия.
Н. Нет, скажу я тебе, совсем не дурак этот твой Архангел. (Берет лейку, поливает клумбу.) А что англичане?
Р. Войну они выиграют, да и следующую тоже. Но колоний у них останется с гулькин нос. Я бы даже сказал, ни одной не останется. А в Лондоне через сто лет, если я хорошо рассмотрел, цветных будет больше, чем англичан.
Н. Слушай, Распутин: ты мне прекрасные новости принес. Хорошо, что зашел ко мне. А теперь иди.
Р. Ваше Величество, а судьба России, судьба Романовых — вас не интересует?
Н. Нет.
Р. Как так?
Н. Она сложится наилучшим образом.
Р. Наилучшим образом?
Н. Ну да. Если наши решения будут самыми мудрыми, то все наилучшим образом и пойдет.
Р. Ммм…
Н. Разве ж не так?
Р. Бывают случаи, Николай Александрович, когда и самые мудрые решения, если Бог так захочет, ведут к роковым последствиям.
Н. Может быть, Распутин. Но мы Божьей воле не станем перечить. Потому что не можем и не хотим. Понял? А теперь ступай. У меня разговор с военным министром. Пока, Распутин.
Р. Но, Ваше Величество…
Н. Ступай!
Р. Ваше Величество, еще не поздно. У нас еще есть неделя-другая, чтобы избежать рока. Чтобы смягчить последствия…
Н. Я думал, Распутин, ты умнее. Рок — это такая штука, что его не перехитришь. Его не обманешь, не смягчишь, от него не увернешься. Если рок можно обмануть, это не рок.
Р. Ваше Величество, вам достаточно отменить одно-единственное решение!..
Н. Я своих решений не отменяю.
Р. Мне известно, как вы умрете.
Н. Все мы умрем рано или поздно. А как и когда, нам знать не положено.
Р. Вы не хотите узнать, что… Что в Екате… Что в Ипать..
Н. Не хочу. Хватит мне и того, что я знаю.
Р. Не могу поверить.
Н. Ну ладно, чтобы тебя не так уж огорчать… и чтобы ты не говорил, что я ничего не сделал… Так и быть, пошлю Вилли последнюю телеграмму: может, он одумается?
Р. Это хорошо. Но не достаточно.
Н. И вот еще что, Распутин. Не вздумай всякой мистической чепухой забивать голову моей жене и сыну.
Р. О, а что касается императрицы и царевича…
Н. Ни слова больше, Распутин! До свиданья.
Крик совы.
Р. Храни вас Бог, ваше величество, хозяин земли русской…
Н. Постой-ка… Скажи… ты не знаешь, чего это моя жена нынче везде свастику рисует?
Р. Свастика — древний символ, он…
Н. Да, да, я знаю. Но что это на нее нашло? Зачем импири… эмпире… императрице — какая-то свастика?
Р. Николай Александрович, это пусть остается ее тайной. В начавшемся столетии свастика будет иметь мрачный, роковой смысл. Например, у немцев…
Н. Все, Распутин! Теперь иди с Богом.
Распутин и Архангел.
Архангел является Распутину в зеркале.
Р. Как не знать, твое небесное высочество! Знаю: часы тикают. Да. На то они и часы. Ты показал мне будущее, и кому, как не мне, знать: время уходит… Время уходит-уходит-уходит…
Господи Боже мой, вижу темные воды, воду… и там плывет крейсер «Аврора»… чтоб он утонул!..
Знаю, время уходит… Время, которое ты мне дал, чтобы я изменил самое темное столетие в истории человечества. Чтобы направил историю по прямой. Чтобы остановил поезд, летящий под откос, и направил его в другую сторону… У меня всего лишь несколько дней, чтобы перевести стрелки… да что несколько: всего один или два дня, чтобы направить эшелон двадцатого века на другой путь, и если не успею, то… то все псу под хвост.
Время тает, и я это знаю лучше всех.
Но… прошу тебя, дай мне еще пару дней, прошу, умоляю! Еще пару дней, еще два денечка, please, и сотни миллионов людей будут повторять твое имя в благодарственной молитве: ты спасешь эти сотни миллионов, избавишь от того, что им уготовил двадцатый век. Особенно первая половина…
Да, понимаю.
Они ведь понятия не будут иметь о том, чего избежали. За что тогда они станут благодарить тебя?
Кто может благодарить за то, что не сгорел в атомном взрыве? Только тот, кто знает, что такое атомная бомба, и кто знает, что тридцать один год спустя ее сбросят ему на голову. Но нынче ночью народ Хиросимы еще сладко спит… перевернется на другой бок и спит себе дальше, понятия не имея, что ждет его через тридцать один год, ну, и еще две недели… Не могут они знать этого, факт. Не знают, не могут знать — за что же тогда им быть благодарными?..
Ну ладно… Но ведь даже в незнании этом, уже в том, что знаем лишь мы с тобой, знаем, как им удалось избежать гибели и страданий, — а удалось им благодаря нам двоим, тебе и мне, — уже в этом… ведь если взглянуть с этой стороны, то любое их движение, пусть хоть всего лишь с боку на бок повернутся во сне, — любое движение их, даже просто дыхание, — это наше с тобой торжество, и сам мир, который избавлен будет от того, что его ждет, есть не что иное, как Осанна тебе, вам, всем, кто там, на небесах. Каждое любовное объятие каждого, кто мог умереть, но не умер, каждый ребенок и каждый его ребенок до не знаю какого поколения — все это вместе будет коллективным благодарственным гимном, благодарением за жизнь как за щедрый подарок, даже если люди об этом подарке и не подозревают… Благодарность от всех, кого Гаврило Принцип приговорил к смерти и кто будет — через мое посредничество — Тобою помилован. Разве не так?
