Михаил Лермонтов - Два брата

(Дмитрий Петрович в креслах; Юрий возле него на стуле, Александр в стороне стоит у стола и перебирает бумаги.)

Дмитрий Петров<ич>. Я думал, Юрий, что тебя совсем ко мне не отпустят. Признаюсь, умереть, не видавши тебя, было бы грустно – я стар, слаб – много жил, иногда слишком весело, иногда слишком печально... и теперь чувствую, что скоро бог призовет меня к себе – даже нынче, когда мне объявили о твоем приезде, то старость напомнила о себе... Не знаю, как перенес я эту последнюю радость.

Юрий. Я нахожу, батюшка, что вы вовсе не так слабы, как говорите.

Дм<итрий> Петр<ович>. А что мудреного?.. Александр, скажи-ка, уж не в самом ли деле я помолодел с тех пор, как он приехал.

Александр. Точно – вы никогда со мною не были так веселы, как теперь с братом.

Дм<итрий> Петр<ович>. Не пеняй, брат, не пеняй – ведь я с тобой всегда, а его сколько лет не видал (целует его). Ты, Юрий, точно портрет твоей покойной матери.

Александр. Да вот уж четыре года, как брат не был дома… И сам он много переменился, и здесь в Москве всё, кроме нас, переменилось... Я думаю, он не узнает княгиню Веру.

Юрий. Какая княгиня?..

Дм<итрий> Петр<ович>. Разве не знаешь!.. Веринька Загорскина вышла за князя Лиговского! Твоя прежняя московская страсть.

Юрий. А! так она вышла замуж, и за князя?

Дм<итрий> Петр<ович>. Как же, 3000 душ и человек пречестный, предобрый, они у нас нанимают бельэтаж, и сегодня я их звал обедать.

Юрий. Князь! и 3000 душ! А есть ли у него своя в придачу?

Дм<итрий> Петр<ович>. Он человек пречестный и жену обожает, старается ей угодить во всем, только пожелай она чего на другой же день явится у ней на столе... Все ее родные говорят, что она счастлива как нельзя более.

Александр. Батюшка, что прикажете делать с этими бумагами?

Дм<итрий> Петр<ович>. После – до бумаг ли мне теперь.

Юрий. Признаюсь... я думал прежде, что сердце ее не продажно... теперь вижу, что оно стоило несколько сот тысяч дохода.

Дм<итрий> Петр<ович>. Ох вы, молодые люди! а ведь сам чувствуешь, что она поступила бы безрассудно, если б надеялась на ребяческую твою склонность.

Юрий. А! она сделалась рассудительна.

Александр (в некотором волнении). Батюшка! поверенный ждет... нужно.

Дм<итрий> Петр<ович>. А теперь, когда она вышла замуж... твое самолюбие тронуто – тебе досадно, что она счастлива – это дурно.

Юрий. Она не может быть счастлива.

Александр (прерывая). Батюшка... позвольте... очень нужное дело; (в сторону) неужели этот разговор никогда не кончится!

Дмитрий Петр<ович>. Я сказал тебе, что после... ты вечно с делами, ведь видишь, что я говорю серьезно. Нет, Юрий, это не хорошо... впрочем ты сам увидишь, как она любит мужа.

Юрий. Не может быть.

Дм<итрий> Петр<ович>. Все ее родные говорят и она сама.

Юрий. А я говорю вам, батюшка, что я понаслышке уж имею понятие о том, что такое князь… Она любить его не может.

Александр. Она его любит – страстно.

Дм<итрий> Петр<ович>. Ну, братец, ты об этом судить не можешь. (Юрию) Он так холоден, так рассудителен, что, право я часто желал бы лучше, чтоб он был вспыльчив и ветрен... Вот уж можно держать пари, что никогда не влюбится... и не наделает глупостей.

Алекс<андр>. Я осторожен, батюшка, берегу других и себя.

Дм<итрий> Петр<ович>. У него всегда готово оправдание – а тебе, Юрий, я должен дать совет и прошу тебя иметь на этот раз хоть ко мне полную доверенность. Я стар, опытен и понимаю молодость. Я с целию завел этот разговор, выслушай: она теперь счастлива, я в этом уверен, но она молода, она тебя любила прежде, и во всяком случае ваша встреча произведет в ней некоторое волнение; если ты не покажешь никакого желания возвратиться к прежнему, если ты будешь обращаться с нею, как с женщиной, которую бы ты встретил 2 раза на бале... то поверь, в скором времени вы оба привыкнете к мысли, что между вами не должно уже быть ничего общего; но слушай, Юрий, я прошу тебя, не покушайся никогда разрушить их супружеское счастие: это удовольствие низкое, оно отзывается чем-то похожим на зависть... Большая слава обольстить бедную слабую женщину! Обещай мне вести себя благоразумно.

Юрий. Я обещаю не делать первого шага.

Дм<итрий> Петр<ович>. Юрий!

Юрий. Я не обещаю никогда больше, нежели могу исполнить.

Дм<итрий> Петр<ович>. Я прошу тебя!.. ты знаешь, как я дружен с ее семейством.

Слуга (входит). Князь Лиговский с княгинею.

Алекс<андр> (в сторону). Решительная минута.

Юрий. Батюшка, вы будете мною довольны.

(Входят княгиня и Князь.) (Княгиня и Юрий медленно раскланялись, наблюдая друг друга.)

Князь. Дмитрий Петрович! честь имею вас поздравить с приездом Юрия Дмитрича – я думаю, вы очень рады.

Дм<итрий> Петр<ович>. Благодарю вас, князь, от всей души... когда вы будете отцом, тогда и сами вполне меня поймете.

Князь (с улыбкою). Я надеюсь, что это будет скоро.

(Вера отворачивается, потом)

Вера. Monsieur Радин! рекомендую вам моего мужа – прошу его полюбить.

Юрий. Я буду стараться, княгиня.

Князь. А я надеюсь, что мы сойдемся: я, как говорят военные, в полном смысле добрый малый.

Юрий. Увидав вас, князь, я это тотчас угадал. (В сторону) Ее хладнокровие меня бесит.

Дм<итрий> Петр<ович>. Княгиня, милости просим, князь.

(Садятся.)

Вера. Как вы находите, monsieur Радин, я постарела?

Юрий. В счастии не стареются, княгиня, – вы не постарели нисколько, хотя переменились.

Дм<итрий> Петр<ович>. Довольны ль вы, князь, вашей квартирой?

Князь. Очень – прекрасные комнаты, только довольно странное расположение, столько дверей, закоулков и лестниц в задней половине, что я в первый день чуть не заплутался… Я, вы знаете, только вчера переехал, и теперь всё занимаюсь уборкой комнат.

Вера. Ах, вообразите, как мой Пьер мил!.. Сегодня я просыпаюсь и вдруг вижу у себя на туалете целую модную лавку... что ж вышло: это все он мне подарил на новоселье.

Юрий. Княгиня! это показывает, как дорого князь ценит вашу любовь.

Князь. О помилуйте! мне так приятно ее тешить... за каждую ее ласку я готов дать десять тысяч.

Алекс<андр> (в сторону). За такую ласку я уж отдал спокойствие – теперь отдам жизнь.

Князь. Что вы так задумчивы, Александр Дмитриевич – вчера у нас вы были гораздо веселее.

Вера. Он всегда печален, когда другие веселы.

Алекс<андр>. Если вам угодно, я буду весел...

Вера. Пожалуйста – это любопытно посмотреть.

Алекс<андр>. Что ж, извольте: не рассказать ли, как толстая жена откупщика потеряла башмак в собрании, это очень смешно, но вы так добры, что вам будет жалко. Рассказать, как князь Иван битых три часа толковал мне об устройстве новой водяной мельницы и сам махал руками наподобие ветряной; вы сами видели эту картину и не смеялись; повторить, что рассказывает он про своего дядю, как тот на 20 году от роду получил пощечину, 72 года всё искал своего неприятеля, на 92 нашел, замахнулся... и от натуги умер – это смешно только когда он сам рассказывает; наконец говорить мне свои глупости – вы к ним уж слишком привыкли, и они мне самому надоели больше, чем кому-нибудь.

Вера. Вы сегодня расположены к злости.

Алекс<андр>. Право! – ну так оправдаю вашу догадку и расскажу, как наша соседка плакала, когда дочь отказала жениху с миллионом, потому что он только раз в неделю бреет бороду.

Юрий. Вот уж это было бы вовсе не смешно – и я бы на ее месте слег в постелю... миллион, да тут не нужно ни лица, ни ума, ни души, ни имени – господин миллион – тут всё.

Дм<итрий> Петр<ович>. Полно, Юрий, это слишком по-петербургски.

Юрий. Батюшка! везде так думают – и в Петербурге так говорят, но поверьте мне, женщина, отказавшая миллиону поздно или рано раскается, и горько раскается. Сколько прелестей в миллионе! наряды, подарки, вся утонченность роскоши извинение всех слабостей, недостатков, уважение, любовь дружба... вы скажете, это будет всё один обман; но и без того мы вечно обмануты, так лучше быть обмануту с миллионом.

Дм<итрий> Петр<ович>. Я не полагаю, чтоб многие так думали.