Мой дорогой Густав. Пьеса в двух действиях с эпилогом - Андрей Владимирович Поцелуев

Москва, 2021

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ГУСТАВ КЛИМТ, художник.

ФЕЛИКС ЗАЛЬТЕН, писатель, его друг.

ФЕРДИНАНД БЛОХ-БАУЭР, богатый предприниматель, ценитель искусства.

АДЕЛЬ БЛОХ-БАУЭР, его супруга.

ФРИЦ КРЕЙСЛЕР, скрипач, музыкант, друг семьи Блох-Бауэр.

Натурщицы, голоса натурщиц, голос за сценой.

МЕСТО ДЕЙСТВИЯ:

Вена, дом семьи Блох-Бауэр и мастерская Густава Климта.

ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЯ:

1903 и 1907 годы.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Сцена 1

1903 год. Гостиная в доме Фердинанда Блох-Бауэра. Шикарная мебель, картины, вазы, люстры — всё свидетельствует о богатстве хозяина дома. На столе бутылки шампанского. Все присутствующие одеты очень модно, кроме Климта, на котором явно не новый костюм. Адель и Фердинанд сидят на диване. Климт и Феликс стоят рядом около стола. У всех в руках фужеры с шампанским. Фриц играет на скрипке Венгерский танец № 5 Брамса. Во время игры он несколько раз подходит к чете Блох-Бауэр, уделяя им особое внимание. Все внимательно слушают. Фриц заканчивает играть. Аплодисменты.

ФЕРДИНАНД (Фрицу). Замечательно Фриц, прелестно. Да, с музыкой, господа, почти каждому человеку жизнь кажется приятней, чем без неё. Даже военные оркестры поднимают настроение.

ФЕЛИКС (восторженно). Думаю, что почти все писатели хотели бы стать музыкантами, потому что музыка доставляет людям то удовольствие, которое мы, писатели, доставить не можем. А у вас интересная техника игры на скрипке.

ФРИЦ. Это техника вибрато и рубато. Я перенял её у Генриха Венявского. Я не использую всю длину смычка и применяю крайний верхний конец смычка только в исключительных случаях. У меня слишком короткие руки. Я стараюсь придать своей игре певучесть и ритм.

ФЕРДИНАНД (пафосно). Музыка, господа, будет жить вечно. А будут ли жить ещё хотя бы лет двадцать все эти новомодные штучки? По улицам Вены ездят автомобили, все бросились телеграфировать, телефонировать, фотографировать. Сплошь электрификация, железные дороги, паровозы, трамваи, кино. Вообще непонятно, куда этот мир двигается и должны ли мы этому сопротивляться или активно в нём участвовать. Мир и так хорош. Зачем его менять.

ФЕЛИКС. Уверяю вас, что уже лет через пять вы не сможете без всего этого обходиться. Прогресс не остановить.

ФЕРДИНАНД (расхаживает по гостиной). Ну не знаю, не знаю. Если так пойдёт и дальше, то человек перестанет быть человеком. Люди разучатся общаться и двигаться самостоятельно. Мы утратим восприятие животных, ведь наших лошадей заменят машины. Я уже, признаться, начал забывать запах наших венских лошадок.

ФЕЛИКС (улыбаясь). Приезжайте ко мне в Баумгартнер. Надышитесь лошадками вдоволь.

ФРИЦ. Да, венцам сейчас нелегко. С одной стороны, гигантские изменения, а с другой — застигнутый врасплох человек. У нас ещё спиритические сеансы, заседания оккультистов, и в то же время автомобили уже ездят по нашим улицам.

ФЕРДИНАНД. Уверяю вас, венцы ненавидят новшества, особенно когда они появляются под носом. Вена никогда не меняется. Это в её природе. Вена другая.

ФРИЦ. Ох уж эти венцы. Настоящий венец не любит никуда уезжать, особенно надолго. Больше всего он любит проводить время дома, в кругу семьи, в родном городе, который он одновременно и обожает, и ненавидит.

ФЕРДИНАНД (вздыхает). Да, подлинный венец никогда не бывает доволен. Погода для него зимой слишком холодная, пиво летом слишком тёплое.

ФЕЛИКС (подхватывает). Красивые женщины слишком недоступны, а страшные, наоборот, слишком развязные.

Все смеются.

ФРИЦ. Венец ежедневно расстраивается, видя провинциальность города. Но если Вену начнут ругать или критиковать, особенно немцы, то жители нашего города сплочёнными рядами встанут на его защиту.

ФЕРДИНАНД (обводит всех гостей взглядом). И всё же согласитесь, господа, мы все обожаем Вену. Наши венские кофейни, торт Захер, кафе Централ, венский шницель, венские вальсы, разве это можно не любить.

Фриц берёт скрипку и, глядя на Адель, начинает играть модный венский вальс. Фердинанд танцует с Адель. Все опять аплодируют и кричат браво.

АДЕЛЬ (обращается к Климту). А почему господин Климт всё время молчит?

ГУСТАВ. Полагаю, что как личность я не особо интересен. Во мне нет ничего особенного. Я художник, который с утра до вечера пишет свои картины. Кроме того, я недостаточно хорошо владею словом.

АДЕЛЬ (обращается к Феликсу). А вот кто у нас хорошо владеет словом, то это господин писатель. Скажите, Феликс, тяжело ли написать роман?

ФЕЛИКС. Очень легко. Найдите тему, избегайте многословия, пишите просто. Вот как у Шекспира: главная идея — быть или не быть. Всего четыре слова.

ФРИЦ. Кстати, о Шекспире. Его «Генрих шестой» мерзость мерзостью. Только гнусное национальное чувство, называемое англичанином, может исказить так позорно и бесчестно высокий идеал Жанны д' Арк.

АДЕЛЬ. А мне Шекспир нравится. Это сочетание романтизма и цинизма, лирики и жестокости, психологизма и цирка. И поэтому я его люблю. Продолжайте, Феликс.

ФЕЛИКС. Убирайте из текста лишнее. Даже если у вас есть очень удачная фраза, но она не по теме, её надо исключить. И, самое главное, пишите собственным голосом, не копируйте других. Пишите лишь для удовлетворения одного человека — себя. В этом секрет художественной цельности.

ФЕРДИНАНД. Что по мне, то читать книги для меня неподъёмная работа. Я обычно засыпаю на пятой странице.

АДЕЛЬ. А я иногда не всё понимаю, что читаю.

ФЕЛИКС. Безусловно, писатель должен стремиться к тому, чтобы читатель всегда понимал автора. Вот вам мой совет. Читайте медленнее, гораздо медленнее. Более ленивый темп чтения приносит больше удовольствия и понимания и заставляет выше ценить текст.

ФРИЦ. Я думаю, что не только читать, но и говорить надо медленно, так как скорая речь несёт в себе печать плебейства. К тому же медленно произнесённая фраза звучит утвердительно и остаётся в памяти, не то что быстрая болтовня.

АДЕЛЬ (обращается к Феликсу). Вот вы говорите «найдите тему». А как её найти?

ФЕЛИКС. Будьте внимательны, изучайте людей, украдите чужой сюжет. Ну и, чтобы читатель клюнул, дайте броский заголовок книги. Например, «Оживший покойник».

АДЕЛЬ. А я, представляете, господа, ещё никогда не видела покойников.

ФЕРДИНАНД (подходит и кладёт ей руки на плечи). Дорогая, у тебя ещё всё впереди. А я думаю, господа, что одну книгу может написать каждый. Мы же письма друг другу пишем.

ФЕЛИКС. Моя первая книга была очень короткая. Когда я её отправил в издательство, они даже прислали мне письмо с вопросом — весь ли текст я им отправил… Писать физически некомфортно, всё